Им нужен Байерс. Той ночью она почувствовала что-то в восточном крыле, но, даже если она могла довериться своим чувствам, будет ли он жив, когда они вернутся?
«Нет». Она не сдастся. Будет ли это живая жертва или тело для вскрытия, она легко обнаружит признаки отравления кровью Богини. Но даже с учетом показаний ее и Хэла и всех научных доказательств им не хватало самой фундаментальной части дела: мотива.
Рен взяла следующее яблоко, такое же большое и красное, как сердце. Она аккуратно срезала кожицу, но через несколько секунд бросила нож на стол.
– Значит, нам нужно вернуться.
– Да.
– Но у нас все еще нет догадок, где спрятан ключ. И я не знаю, как отреагирует Лоури, когда узнает, что мы ушли. Он заставил меня подписать договор, что я не покину дом без его разрешения. Меня ждет какое-то ужасное наказание.
– Логично, – спокойно отметил Хэл. Затем, как всегда услужливо, он добавил: – Было неразумно подписывать контракт.
– Что ж. – Она выразительно разрезала яблоко. – Тогда у меня не было вариантов. Тогда я еще не встретила тебя.
Сначала он хотел возразить, но потом заметил нож в ее руках и побелел.
– Где ты его взяла?
– Ах, его? – Она повертела нож в руках. – Я взяла его из твоего пальто, пока ты наливал чай.
– Он предназначен не для этого.
– Разве? – Рен небрежно махнула острием в его направлении. – Я понятия не имела. Ох уж эти глупые целители и их обеты ненасилия! В любом случае из него получился очень хороший кухонный нож. Удобный и острый.
Хэл выжидающе протянул руку, и она нехотя вернула нож. Он рассеянно вытер его рукавом пальто, затем осмотрел край, как будто беспокоился, что тот затупился.
– Ты должна знать, как им пользоваться, чтобы я не волновался за тебя.
– Мне не нужно знать, как пользоваться ножом. Я знаю, как убить человека, если действительно этого захочу.
– Да. Думаю, ты права.
Хэл поставил кружку на стол и соскользнул со стула, чтобы сесть на пол рядом с ней. Он взял ее за запястье. Мог ли он почувствовать, как бьется ее пульс под его прикосновением? Он положил рукоять ножа в центр ее ладони и сжал ее пальцы. Когда она подняла глаза, их губы были всего в нескольких дюймах друг от друга. Так близко, что она почти чувствовала вкус чая, который он пил. Бергамот и мед. Он не убрал руку. Его тепло накрыло ее ладони.
– Оставь себе, – сказал он. – На всякий случай.
– Это нелепо, – прошептала она. – Я не смогу убить человека.
– Ты удивишься, насколько это легко.
Рен представила, как вонзает клинок в сердце Лоури. Представила кровь, льющуюся по ее рукам. Красная-красная кровь, которую невозможно оттереть. Она вздрогнула.
– Нет. Совершенно точно нет.
Но если все пойдет наперекосяк, если они окажутся в меньшинстве…
– Нам нужны твои глаза.
Его мозоли мягко царапнули ее кожу, когда он отстранился. Хотя лицо оставалось непроницаемым, она как будто поняла его чувства. Сомнения заставили его поджать губы и нахмуриться.
– Я боюсь снова стать тем, кем был.
– Я понимаю, как это сложно для тебя. Но в этот раз все будет по-другому. Ты изменился.
– Как ты можешь быть уверена? Я едва сам знаю, кто я.
– Ты тот, кто пытается сделать что-то хорошее. Я почти уверена в этом. Ты защищаешь себя, и своих товарищей, и…
«Меня». Слово застряло в горле, и она не смогла произнести его.
Хэл все еще неуверенно смотрел на нее.
– Фола в твоих глазах сильно повреждена, но я думаю, что смогу это исправить. Тебе не нужно прямо сейчас принимать решение, но обдумай это.
– Хорошо. – Он произнес это так торжественно, словно дал нерушимую клятву.
Она так устала от обязательств. Хотя бы на один день она хотела перестать думать о тенях, смерти и Колвик-Холле.
– Может быть, подумаешь об этом позже? Давай вообще постараемся не думать ни о чем темном или ужасном, пока не вернемся в поместье. Это как… выходные.
– Выходные.
– У нас нет ключа от тоннеля в восточном крыле, мы вполне можем умереть завтра. – Оба беспокойно заерзали, осознавая мрачную реальность. Рен продолжила настаивать: – Давай же. Когда в последний раз ты думал о чем-то светлом?
– И чем ты предлагаешь заняться?
Ее взгляд мгновенно упал на его губы. Воспоминания о прошлой ночи, сладкие и соблазнительные, проплыли в ее сознании, как дым. Как отчаянно она желала, чтобы он поцеловал ее.
О нет. Только не снова.
Рен почувствовала жар, приливший к лицу, и лихорадочно огляделась в поисках чего-нибудь, на что можно было бы отвлечься. Она лучезарно улыбнулась и взяла ломтик яблока, все еще лежавший на столе.
– Хм… Я порезала довольно много. Хочешь?
Недоверчиво подняв бровь, Хэл взял фрукт. Они молча ели яблоки. Яркий вкус залил рот Рен, и она подумала о долгих зимних ночах в аббатстве, съежившись от воображаемого холода. В самые сильные морозы Элоиза варила сидр. Когда закрывала глаза, Рен могла ощутить его терпкость, теплую, землистую пряность корицы. Это была одна из немногих вещей, которые привносили в ее детство капельку волшебства.
– Мне сразу вспоминается детство, – почти мечтательно призналась она. – Иногда нам давали сидр. Мы все становились в очередь и ждали, казалось, часами, чтобы получить порцию. Но если в тот день я вела себя хорошо, Элоиза позволяла мне помочь приготовить его, и я получала порцию самой первой.
– Ты часто плохо себя вела?
– А ты что думал? Я была ужасным ребенком.
– Я поражен.
Она толкнула его в плечо.
– А ты, я думаю, был идеальным ребенком. Своего рода вундеркинд.
– Не всегда. – Хэл откинул голову на подлокотник, слабо улыбаясь. – В детстве я очень хотел понравиться и произвести впечатление, а мой друг Джеймс был зачинщиком. Он втягивал меня во всевозможные шалости. Худшая из них – пробраться на судно, направлявшееся на материк, пока оно было пришвартовано в гавани.
– Вот хулиганы! Как далеко вы зашли?
– Конечно же, моряки нашли нас, прежде чем отплыли. Когда пришел отец, я был в ужасе – в большем ужасе, чем от перспективы совершить наше путешествие на самом деле. Он никогда не поднимал на меня руку. Никогда даже голос не повышал. Но я никогда не забуду тот взгляд, полный разочарования. – Через мгновение он добавил: – Так его звали. Джеймс.
Ей не нужно было уточнять, что он имел в виду. Она протянула руку и сжала его колено.
– Байерс. Джейкоб Байерс.
Почему-то казалось правильным доверить Хэлу его имя. Какое-то время они сидели в дружеском молчании, а затем он