Красивую, но бесполезную стену я разрушила почти сразу после драки. Она выполнила свою задачу — оградила ребенка и меня от окружающего мира, а работу с потоками нужно было прекратить как можно скорей, чтобы волосы успокоились, и глаза перестали сиять. Хомленцы и без этого получили впечатляющее представление, которое, чувствую, мне еще долго будут вспоминать.
К вящей досаде моей и, что очень порадовало, мужа тоже, какая-то женщина крикнула не вынимать оборотню кляп. Мало ли как заклясть может. Я не посчитала нужным реагировать на глупости и жалела, что не взяла с собой кинжал, он бы пригодился — тряпка-кляп, завязанная в узел на затылке смирно сидящего мальчика, никак не желала поддаваться. Спешно вспоминая чужой язык, я тихо успокаивала ребенка на каганатском.
Зато муж решил усовестить горожанку.
— Какой из него великий злобный колдун? — укорил командир. — Эти звери пытались представлять ребенка опасным монстром. А на деле от наших детей он ничем не отличается.
— Он в волка превратился! — взвизгнула та.
Тут я не выдержала:
— Ну и что? — прозвучало резко и жестко. — Наш маг-огневик может тремя словами испепелить заживо десять человек. Так кто опасней?
Проклятый узел, наконец, поддался, и я сняла с ребенка кляп. Мальчик повернулся ко мне, без остановки шептал «спасибо вам», а по грязным щекам потекли слезы.
— Не бойся, — теперь сдерживать чувства стало еще сложней. — Все будет хорошо. Посиди тихонько, я ошейник сниму.
Он мелко закивал и снова повернулся так, чтобы мне было удобно расстегивать ремешки. Изодранная шея, израненные запястья. К спине я один раз прикоснулась, чтобы погладить, приободрить, но он отодвинулся, и я обругала себя за глупость. Его же не раз били, там наверняка все в синяках.
Стражникам муж коротко объяснил, в чем дело. Пока те возились с владельцем цирка, посылали за подкреплением, просили знакомых моего мужа остаться и помочь, я расспрашивала мальчика.
Ерден попал в рабство три месяца назад, после того, как купеческий обоз разграбили недалеко от северной границы Каганата. Северяне часто разбойничали и в северных областях Итсена, ходили на промысел хорошо сколоченными небольшими отрядами. О том, что они брали рабов, я тоже слышала не раз. В налете на обоз погибли родители Ердена. Отец служил при купце лекарем, был слабым боевым магом и тоже умел перекидываться в волка.
Циркачи были вторыми хозяевами мальчика, и с ними ребенку повезло больше, чем с первым. Тот пытался выставлять необычного раба на боях против животных, и Ерден чудом остался жив, отделавшись только широким шрамом на плече.
Я с превеликим трудом сдерживала гнев. Эстас Фонсо, внимательно слушавший мальчика, снова превратился в того каменного истукана, за которого я выходила замуж. Только взгляд выдавал кипящую в этом человеке ярость. Взгляд и то, как его чувства изменяли магический фон. Но в этот раз дрожание потоков мне даже нравилось — мои эмоции влияли на них совершенно точно так же.
По просьбе командира Ерден рассказывал о первом хозяине. Этот человек жил в Итсене. Его можно найти, арестовать, наказать. Я держала мальчика за руку, осторожно обняла за плечи так, чтобы не сделать больно. Крупного мускулистого мужчину, любителя стравливать больших и злобных собак, я представляла себе очень отчетливо. Вплоть до оспин на лице, вплоть до выбитого переднего зуба и исполосованных мелкими белыми шрамами рук. Ерден говорил, а в его рассказе я слышала гулкий бас рабовладельца и ненавидела мужика, державшего еще двух рабов-бойцов и трех женщин для себя. И все это здесь, недалеко, в северном Итсене!
Пожалуй, никому и никогда раньше я не желала мучительной смерти так истово, так ярко и осязаемо. Я с чувством отмщенности и восстановленной справедливости представляла, как у этого мужика спазмом схватывает живот, как его сгибает от боли в тот момент, когда он тренирует собак. Он не может растащить животных, они набрасываются на него, грызут. Он падает на землю, пытается отбиться, закрыться, но гладкошерстная черная собака смыкает челюсти у него на горле.
Дышать стало легче, свободней. Магические потоки успокоились, выровнялись. Слова Ердена теперь были прошлым. Жутким, полным боли и горя, но прошлым. Я знала, что сделаю все возможное, лишь бы вернуть мальчика домой, к бабушке и дяде, которых он упоминал. Встретившись взглядом с мужем, поняла, что и Фонсо поборол гнев, что и он готов позаботиться о ребенке и найти его родственников.
Ерден повернулся ко мне, заглянул в глаза и как-то совсем невпопад удивительно веско поблагодарил. А потом продолжил отвечать на вопрос подошедшего к нам капитана стражи.
В какой-то момент стражники и появившийся в шатре мэр полностью перехватили контроль над ситуацией.
— Штраф вы назначили правомерно, хевдинг, — зло поглядывая на связанного владельца цирка, подчеркнул мэр.
Я тоже посмотрела на сидящего рядом с подельниками мужика и не без удовольствия отметила, что лицо у бывшего рабовладельца заметно опухло. Надеюсь, муж сломал ему челюсть!
— Мне положить деньги на ваш счет?
— На счет моей жены, пожалуйста, — поправил Фонсо.
— Хорошо, — покладисто согласился мэр и с явным смущением добавил: — Вы, думаю, понимаете, что не только вам, но и вашей жене нужно будет выступить в суде.
— То, что касается леди Россэр, вам лучше обсуждать с Ее Сиятельством без моего посредничества, — подчеркнул командир. — Если она захочет, я могу присутствовать при разговорах.
Какой интересный и достойный похвал подход. Такая постановка вопроса позволяла мне быть собой, леди Россэр, а в случае обсуждения трудных или неприятных тем призвать на помощь мужа и быть женой хевдинга, «госпожой Фонсо».
Где, где мой супруг воспитывался, если сумел так аккуратно и недвусмысленно расставить все черточки в рунах? При этом он не задел меня излишней опекой и не усомнился в моей самостоятельности. Не то чтобы я нуждалась в помощнике или защитнике, но новая, непривычная для меня мысль о соратнике, прикрывающем спину, оказалась довольно приятной и успокаивающей.
С мэром мы обсудили не только необходимость свидетельствовать в суде и разговаривать с дознавателями, но и то, что мальчик будет жить в Рысьей лапе.
Я и не представляла другого решения, а Фонсо категорично отмел вариант оставить Ердена в приюте.
— У ребенка особые способности, — подчеркнул он. — Неодаренным воспитателям будет трудно, а леди Россэр маг.
После короткой беседы с мэром закономерно выяснилось, что ни обуви, ни другой одежды у Ердена нет. Ходить по лавкам и покупать новое избитый изголодавшийся ребенок точно был не в состоянии. Фонсо не настаивал, а вместе с двумя стражниками заглянул в фургоны циркачей, нашел хоть как-то подходящие мальчику вещи. Наряд получился пестрый, но, главное, теплый.
Людей в шатре стало значительно меньше — самое интересное уже закончилось, стража просила горожан расходиться и не мешать. Джози все это время была с Тэйкой, поэтому существовала надежда, что девочка восприняла происходящее правильно. К сожалению, сочувствия на лице Тэйки было ощутимо меньше, чем настороженности. Девочка хмурилась и казалась недовольной тем, что Ерден будет жить в крепости.
К сожалению, я не обманулась. Радости от знакомства с мальчиком Тэйка не испытала, зато вклинилась между ним и отцом, а по дороге к карете явно была не рада тому, что идет только с Джози. Девочка все время оглядывалась, бросая хмурые взгляды то на отца, на руку которого я опиралась, то на Ердена, крепко сжимавшего другую мою ладонь.
— О, какая чудесная картина! — воскликнул капрал, ждавший нас у ратуши. — Слышал-слышал, что в семье рысей пополнение.
Всего через десять минут мы уже возвращались в крепость. Тэйка устроилась на диванчике между отцом и Джози, а возведенная девочкой стена недвусмысленно отделяла хорошую половину кареты от плохой.
Глава 35
Мальчик, вымытый, накормленный и, к сожалению, еще не успокоившийся после пережитого, одевался в спальне лекаря, которую Дьерфин использовал и как смотровую. Сам лекарь вышел к ждущему в гостиной командиру.
