Единственным курсом действий было сконцентрировать все усилия, чтобы спасти часть.
Биаги уставился в сторону на колеблющееся огненное зарево, освещающее северное небо.
— Если подумать, я запретил вам использовать огнеметы, Гаунт. Смотрите, как горит мой город.
— Будьте благодарны, сэр, что я проигнорировал ваши приказы. Если бы не мои огнеметы, ваш город запылал бы гораздо раньше, и в гораздо больших местах.
Гаунт посмотрел на Биаги. — Я по пути послал сигнал. Касательно моего солдата сержанта Сорика?
— В самом деле. Я сопроводил его вниз из улья, как вы просили. Что в нем такого особенного?
— Идемте со мной, и мы может быть выясним.
В сопровождении Белтайна, и собственного связиста Биаги – офицера Сайреса, Гаунт и маршал быстро вошли в цитадель Полка Цивитас. Аварийные огни были включены, и коридоры были залиты тусклым зеленым светом. Люди в спешке проходили мимо них командами, неся ящики с припасами или толкая боеприпасы на тележках.
Старая крепость была вычищена от всего, что могло пригодиться.
— Есть что-нибудь от Калденбаха? — спросил Гаунт.
— Короткие сообщения. Его поймали в карман к западу, но у него осталось еще несколько единиц бронетехники.
— А от Беати?
— У нас сейчас трудности с определением ее местоположения. Я умолял ее отступить.
— Как и я. Это обязательно. Вы понимаете, что эта война чисто символическая?
— Эта мысль посещала меня,— сказал Биаги.
— Не дайте мысли исчезнуть. Держитесь ее. Это все из-за Беати. У Херодора нет стратегической важности. Придя сюда, она превратила этот мир в цель. У этого вторжения только одна причина. Найти ее и убить. Она манит. Если мы признаемся в этом и используем это, у нас, может быть, и появится шанс.
— А она это понимает? — сказал Биаги.
Гаунт бросил на него взгляд. — Меня больше волнует, почему она сначала пришла сюда, маршал.
— Понимаю,— сказал Биаги.
Они подошли к шлюзу безопасности, запертому на три замка. Два часовых СПО стояли по бокам от него, и быстро удалились, когда Биаги отпустил их. Маршал вставил свой авторизационный ключ в гнездо, и шлюз с шумом открылся. Камера за ним была освещена белой люминесцентной лампой.
Это был карцер крепости.
Группа вооруженных Призраков ожидала их внутри: Мерин и его отряд, в качестве охраны.
— Сэр! — резко сказал Мерин.
— Мы можем с этим справиться, сержант. Идите к эвакуационному транспорту. Встретимся в Старом Улье. Мерин кивнул. Он выглядел злым. — Вы должны были его пристрелить, сэр,— сказал он.
— Прошу прощения, Мерин?
— Он отброс. Мерзость. Я знал это. Я говорил Комиссару Харку. Ублюдок должен был быть давно казнен.
— Это твое мнение, не так ли, Мерин?
— Сэр, каждое мгновение, пока он живет, он позорит наш полк! Я не знаю, почему вы не сделали свою работу комиссара, и не пристрелили этого ублюдка...
Удар Гаунта застал Мерина врасплох и удивил всех вокруг них. Мерин растянулся на спине, держась за свой окровавленный рот.
— Агун Сорик служил Призракам с уважением, Мерин. Он сам отправил себя под арест, и он все еще может доказать что он что-то другое, отличное от страшилища, которого ты боишься. Что качается позора, то ты с этим сам неплохо справляешься. Гаунт посмотрел на людей из взвода Мерина. — Я – комиссар. Это мое дело – судить.
Но, в отличие от Китлов в этом чертовом космосе, я не буду принимать поспешных решений. Сорик будет жить или умрет только по моему слову. Ясно?
Раздались нервные возгласы. Гаунт посмотрел вниз на Мерина. — Убирайся с моих глаз и молись, чтобы я не вспомнил о твоей дерзости, когда мы снова встретимся.
Фаргер и Гахин подняли своего сержанта на ноги, и четырнадцатый взвод покинул помещение.
— Я думал, что Мерин был одним из ваших лучших? — сказал Биаги.
— Так и есть, хотя и звучит невообразимо.
— Тогда, что он имел ввиду? Об этом Сорике?
— Я хочу, чтобы вы были снисходительны, Биаги. Сорик недавно пришел ко мне и признался. Он – псайкер.
— Он тут,— сказал Дорден, показывая четырем солдатам на дверь пятой камеры. Танитский доктор вызвался лично сопровождать Сорика. Астропат в робе и два огромных человека в длинных серых кожаных плащах стояли у двери камеры. Люди в сером, держащие силовые пики, были офицерами-укротителями из кадров санкционированных псайкеров. Провода аугметических подавителей были вшитыми в уши и глазные впадины.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Я слышал, что ты сказал. Мерину, только что,— сказал Дорден.
— Слышал? Полагаю, что начинаю соответствовать вашим высоким стандартам, доктор? — Дорден саркастически улыбнулся. — Я вот только одного не понимаю,— сказал он. — Ранее, ты мне сказал, что веришь, что варп никогда не открывает правду человечеству, особенно нетренированным и несанкционированным.
— Я поменял свое мнение,— сказал Гаунт. — Я и не тренированный и не санкционированный, но, как легко указал бы на это Цвейл, божественные силы, или что-то другое, выбрали меня, чтобы говорить со ними. Всего лишь этим днем, в маленькой часовне, я...
— Что?
— Забудь. Здесь?
Дорден открыл шлюз камеры.
Сорик лежал на перфорированной металлической кровати, под жестким светом люминесцентных ламп.
Он был сильно избит. Дорден сделал все, что мог, чтобы подлатать его.
— Фес! Что случилось?
— Взвод Мерина случился. Они провели его через ад по пути сюда.
— Ублюдки. Невежественные ублюдки...
— Что это за черт? — пробормотал Биаги, наклоняясь, чтобы собрать несколько, из сотен, обрывков голубой бумаги, которые валялись на полу. Гаунт посмотрел через его плечо. Бумаги в руках маршала были покрыты малопонятными каракулями.
— Я бы сказал, что они вырваны из стандартного Гвардейского пакета с приказами,— сказал Белтайн.
— Вы давали ему бумагу? Писчие принадлежности? — спросил Биаги у укротителей.
— Нет, сэр,— проворчал один из них, его голос был монотонным из-за аугметической голосовой коробки. — Мы забрали все личные вещи у заключенного. Но они к нему возвращаются.
— И что за черт это означает? — спросил Биаги.
Укротитель подошел к Сорику и обыскал его. Сорик застонал от прикосновения. Укротитель вытащил латунную гильзу для сообщений из кармана штанов Сорика.
— Не могу сосчитать, сколько раз мы забирали это у него. Каждые несколько секунд, это исчезает из нашей сумки с уликами и появляется у него в кармане. Укротитель открыл гильзу и вытряхнул еще одну голубую бумажку. — И каждый раз здесь другая записка.
— Вы такое уже раньше видели? — спросил Гаунт.
— Нет, сэр,— сказал укротитель.
Гаунт опустился на колени возле Сорика. — Агун? Шеф? Ты меня слышишь?
Единственный глаз Сорика открылся, сжимаемый опухшей плотью на его отекшем лице. Глаз был налитым кровью.
— Полковник-комиссар, сэр,— вздохнул он.
— У нас мало времени, шеф. Расскажи мне о девяти.
— Так устал... так больно...
— Шеф! Вы рисковали, чтобы рассказать мне раньше! Расскажите мне сейчас! — Сорик медленно кивнул, и, с помощью Дордена, сел.
— Девять приближаются,— сказал он.
— Девять?
— Девять,— повторил он сквозь боль. — Мне так жаль, сэр. Я никогда не представлял угрозы в...
— Об этом позже, Агун. Расскажи мне о девяти.
— Девять. Гильза рассказала мне о девяти. Потому что девять – священное число Беати...
— Девять святых ран,— торжественно сказал Биаги.
— Девять святых ран,— кивнул Сорик. — Я видел ее. Она смотрела на меня. Прямо на меня. Она знала...
— Шеф! Шеф! Давайте, оставайтесь со мной!
Сорик обмяк и упал. Гаунт посмотрел на Дордена. — Ты можешь что-нибудь сделать?
— Это поможет нам? Конечно. Это поможет ему? Нет. К тому же, если он то, чего ты опасаешься, то укол адреналина может быть не самой хорошей идеей.
— Я думаю, что мы должны попытаться воспользоваться этим шансом,— сказал Гаунт. — Согласны? Биаги кивнул. Укротители зарядили свои копья. Резкий запах озона наполнил маленькую камеру.
