обстреливая Батайск, зажег его. Морская рота и кавалеристы с большими потерями отошли по льду реки Койсуг частью к разъезду Заречный, а частью к станице Ольгинской. Батарея в продолжение дня защищала мост через Дон и потеряла четырех человек ранеными. К вечеру прибыл генерал Марков с Юнкерским батальоном и принял охрану моста. 7-го и 8 февраля части готовились к выступлению в поход.
9 февраля красные повели комбинированное наступление с севера и обходное движение с юга. 1-й взвод с корниловцами отбивал атаки красных, а 2-й, будучи к вечеру в Темернике окружен обходной колонной, отбился картечью и гранатами и, оставленный своею пехотой, отошел на рысях через занятое уже красными предместье к Лазаретному городку, где и присоединился к выступающим из Ростова частям Добровольческой армии. Взвод потерял убитым подпоручика Дормана. Так начался для 1-й Юнкерской батареи Первый Кубанский поход.
* * *
Прошло 4 месяца после гибели полковника Чернецова и с ним и нашего 2-го орудия Юнкерской батареи[77].
Наша 1-я отдельная батарея, вернувшись из 1-го Кубанского похода, занимала станицу Егорлыцкую, выставляя дежурное орудие к разъезду Прощальный для охраны от красных бронепоездов. Я был уже прапорщиком и наводчиком два раза восстановленного 2-го орудия.
Занимая постоянно одну и ту же позицию, мы хорошо пристреляли цели у железной дороги и легко отгоняли красных. В конце мая, при очередном выезде на позицию, начальник орудия поручик Казакин передал мне, что наше орудие сменит орудие донцов и чтобы я передал наводчику-казаку цели и общую ориентировку.
Действительно, скоро прибыло казачье орудие и ко мне подошел высокий, статный старший урядник, отчетливо доложивший о цели прибытия. Я передал ему точки отметки, угломеры и прицелы отдельных целей и поделился своими сведениями об обстановке.
Аккуратно записав все в свою записную книжку, старший урядник задал мне несколько дельных вопросов. Присущее казакам чувство собственного достоинства сочеталось в нем с отличным военным воспитанием. Прощаясь, я спросил его, в какой части он служил раньше. Он с гордостью ответил: «В лейб-гвардии 6-й казачьей Донской батарее». Перед моими глазами промелькнула картина гибели моего орудия и моих друзей, и я невольно спросил опять: «Были ли вы в бою под Каменской с отрядом есаула Чернецова?» Урядник вспыхнул и, опустив голову, тихо промолвил: «Дураки мы были, господин прапорщик». – «Слава Богу, что одумались», – сказал я ему на это.
Вспомнилась и другая картина. Вместе с другими чудом спасшимися из плена юнкерами, во главе с подполковником Миончинским, мы прибыли в Новочеркасск. Из захваченных 6 орудий 6-й гвардейской батареи надо было сформировать новую батарею. Потери в офицерском и юнкерском составе сильно сказывались: не хватало людей для орудийного расчета. Материальная часть была частично попорчена, и не хватало многих деталей. Из 6 орудий мы старались отобрать 4 наиболее исправных.
Нашей работой руководил гвардии есаул 6-й гвардейской батареи Упорников[78], отлично знавший свои орудия. Мы были заняты работой почти весь день. В течение дня к нам подходили гимназисты и реалисты младших классов и просились к нам на службу. Старшие уже находились в партизанских отрядах и добровольческих частях. Есаул Упорников всем им указывал помогать нам при сборке и чистке орудий. Они охотно это делали и усердно старались.
Под вечер мы увидели спускающуюся к нам из города толпу женщин. При виде их наши «рекруты» побросали работу и исчезли, женщины оказались матерями наших «рекрутов». Они бросились к есаулу с криком: «Отдайте нам наших детей!» На это есаул ответил, что мы не хотели их брать, а только воспользовались очень нужной для нас помощью. Вместе с мамашами мы отправились в эшелон и там вытаскивали из-под скамеек и других укрытий казачат, передавая их по принадлежности. На другой день, погрузив орудия на платформу, мы отправились на выручку остатков отряда Чернецова.
Е. Ковалев[79]
Последний бой на Персиановке(10 февраля 1918 года)[80]
Жуткие январские дни эпохи Каледина.
Примерно 11 января, присутствуя на собрании офицеров в офицерском собрании в городе Новочеркасске, я впервые видел и слышал атамана Каледина, его помощника М.П. Богаевского, походного атамана генерала Назарова и известного партизана полковника Чернецова.
В тот момент власть в станице Каменской был захвачена Подтелковым, отряд полковника Чернецова стоял на станции Новочеркасск и частично был распущен на два дня, путь к городу был открыт.
«Господа офицеры, вам нужно внутренне пообчиститься. У меня на всем фронте 67 штыков. Я говорю здесь с вами, но путь к атаманскому дворцу открыт, и большевики могут его захватить» (Каледин).
«Ваше Высокопревосходительство, на станции стоит мой отряд и, пока я жив, я этого не допущу», – громко и решительно заявил быстро вышедший из рядов маленького роста, черноглазый и энергичный Чернецов.
Обратившись к офицерам, он сказал, что ему нужно немедленно человек 50 офицеров всех родов оружия, на один день, пока соберется его отряд. Отсчитав необходимое число и отказавшись от лишних, поблагодарив их, он тотчас отправился на вокзал, выдал винтовки и пулеметы, часть оставил для охраны станции и эшелона, а с остальными в ту же ночь занял станцию Шахты.
Новочеркасск немного встряхнулся. Усилили патрулирование по городу и охрану центральной телефонной станции и других важных пунктов. Началось формирование новых партизанских отрядов.
В двадцатых числах Управление Донской артиллерии приступило к формированию партизанской артиллерии из добровольцев, и мне было поручено формирование первого взвода.
Никаких определенных указаний на этот счет не было дано, и все предоставлялось моей собственной инициативе.
Я приступил к записи добровольцев. К вечеру первого дня (это было в начале последней трети января), меня запросили по телефону о количестве записавшихся и приказали отослать их на следующий день на пополнение офицерского взвода на станцию Зверево.
Я продолжал запись. Добровольцы приходили понемногу, в большинстве гимназисты и реалисты последних классов, два-три юнкера, офицеры разных родов оружия, чином не старше подъесаула. Но попадались и чиновники, и учителя средних учебных заведений, и даже предложили услуги два профессора Политехнического института, от которых, поблагодарив их, я отказался.
Хуже обстояло дело с материальной частью и лошадьми. Все это приходилось собирать по частям в разных концах города и даже ближайших станиц. Большую помощь оказывал полковник Ильин[81], рывшийся в артиллерийском запасе, арсенале, разных складах и присылавший то банник, то хомут, то масло или указывавший, где можно взять брошенную такой-то батареей лошадь или телефонную двуколку. С бору да с сосенки сколачивалось самое необходимое, и к концу месяца взвод имел: 2 орудия, 2 рядных ящика, телефонную двуколку
