Семья считала себя весьма обеспеченной и занимающей неплохое положение по понятиям станции Глушь. Володе светило будущее уж вовсе лучезарное — работать на железной дороге, и притом с высшим образованием. И когда Володя стал дружить с хакасской девушкой из сильно пьющей семьи, родственники горели одним желанием: как бы все это побыстрее прекратить.
Для родственников Марины, скотников из захолустного колхоза, вообще было не очень важно, за кого выйдет замуж Марина и выйдет ли она вообще. Их как-то больше интересовало, сколько водки они выпьют сегодня и будет ли на что им выпить завтра. Они пасли скот, потому что не умели делать совершенно ничего другого. Пасти скот было для них таким же естественным, само собой разумеющимся занятием, как для русского сельского жителя — сажать картошку весной и квасить капусту по осени. Но и этого дела они по-настоящему не любили, и вообще, похоже, не любили ничего на свете, в том числе и собственных детей, может быть, кроме водки. Жизнь была устроена, и не ими устроена так, что надо пасти скот и заводить детей… Но ведь из этого не следует, что скот и детей надо любить.
А Марина, неизвестно почему, совсем не любила водки, хорошо училась и оканчивать последние два класса школы должна была в Глуши (там, где училась она до сих пор, была открыта только восьмилетка). Они и познакомились в девятом классе, сведенном из нескольких восьмых (большая часть жителей Глуши, хоть и считает себя куда чище родни Марины, окончив восьмой класс, идет или работать, или в ПТУ).
Марина поразила воображение Володи, рассказав о прелестях жизни на хуторах, — то есть на уединенных, заброшенных в степи станках, — длинные, как сроки, овчарни, один-два домика для пастухов и ни одного двуногого разумного существа на двадцать, тридцать километров окрест.
— Можно весь день как встать, так и ходить в одних трусах, никого нет! — радовалась Марина. — Только коршуны в небе парят да хрустит трава — едят бараны.
— А зимой?
— А зимой еще тише! Встанешь, дашь баранам комбикорма и опять можно спать хоть весь день. А из тайги волки приходят; они по снегу бегут. Как скользят, совершенно бесшумно…
Отец Марины, когда был трезв, стрелял волков, гонялся за ними на снегоходе, но волки сумели удрать, а через три дня все равно залезли в овчарню и утащили трех баранов прямо из стойла.
— И тишина… В деревне то люди говорят, то мотоцикл проедет, а тут — по три дня не слышно и не видно ничего.
Володе и станция Глушь казалась местом скучным, чересчур уединенным, и хотелось переехать если и не в Красноярск, то хотя бы в Шарыпово или Назарове, где живут десятки тысяч людей, где жизнь интереснее и ярче, чем в поселках.
Так что и женись Володя на Марине, совершенно неизвестно, что бы из этого получилось, — очень уж разными были их жизненные интересы, бытовой опыт, желания. Но пока Володя вовсю ухаживал за девушкой, и после школы все это вовсе не прекратилось, хотя Володя в ожидании призыва в армию работал временно обходчиком, а Марина уехала на станок пасти скот — дальше ее претензии к жизни как-то не шли.
Володя, конечно, мог бы и сразу поступать в институт и тогда бы получил отсрочку, но тогда бы он мог и вообще не попасть в армию, а родственники считали это совершенно недопустимым. По их понятиям, парень должен был сначала отслужить в армии, а потом уже поступать в институт, заводить семью и думать, как ему заработать побольше денег. Так что он работал себе и работал, просто ожидая, когда ему исполнится 18 лет и он сможет выполнить священный долг перед Родиной. Тут имеет смысл добавить, что Володя пошел в школу поздно. 18 ему исполнялось в октябре, так что ждать призыва оставалось недолго — несколько месяцев.
А Марина жила на хуторе километрах в тридцати от Глуши, совсем одна, или с родителями, или со старшим братом, который приезжал время от времени с такого же уединенного, затерянного в снегах хуторка. Володя приезжал к ней несколько раз на мотоцикле и, не дорожа работой, порой оставался и в будни. Я не тянул его за язык, он сам проговорился насчет того, что у них с Мариной уже все было, и как раз во время его визитов к ней на хутор.
По молодости лет Володе было трудно понять, как относится к нему девушка, он привел только слова матери. Уговаривая его оставить Марину, мама много раз повторяла насчет того, что вот найдет он подходящую девушку, и она его любить будет не меньше, чем «эта Марина». Родители, как видно, зрили в корень и понимали больше, чем сам парень.
А для самого Володи запретная любовь к Марине стала способом впервые делать не так, как хотели от него родственники, быть самим собой, а не младшим представителем клана. То всегда и все решали за него, и даже если он вроде бы сам решал какие-то важные вещи, то все равно после совета со старшими (и поступал так, как советовали, конечно). А тут он и решал сам, и решал вопреки мнению семьи! Самостоятельность кружила голову, Володя пил ее, как пьют хорошее вино или выдержанный коньяк. Наверное, он мог и жениться на девушке, особенно если родственники продолжали бы их разлучать. И, конечно же, Марина была для Володи частью предармейского загула, пьяного буйства и куража, которым тешится рекрут перед тем, как уйти на два года.
Ну, и еще одно… Марина обещала его ждать; Володя знал очень хорошо — ждут далеко не всегда, а Марине он почему-то верил очень сильно. Была ли и впрямь Марина из тех, кто ждет, судить мне трудно — я ведь никогда ее не видел, но Володя и спустя несколько лет, уже бывалым человеком, был совершенно уверен — ждала бы! Получалось, что в жизни Володи есть какая-то область, не только независимая от воли и желаний родителей, но и область, в которой он — взрослый человек, на которого полагаются, к которому относятся серьезно, кого выбирают из множества других людей.
Обещания и клятвы 17-летних — не самая серьезная реалия, и старшие глубоко правы, считая не очень серьезными отношения столь молодых людей. Но сами-то молодые люди оставались настроены крайне серьезно, по крайней мере пока.
Володю призвали неожиданно. Сам он подозревал, что это тоже способ разлучить его с Мариной, чтобы они не успели встретиться еще раз, перед самой дорогой дальней! А ведь военкома всегда можно попросить о том, чтобы повестка была сегодня, а забирали — уже завтра. Это просьбу об отсрочке военком вполне может и не выполнить, а уж об ускорении призыва — это всегда с удовольствием!
Впрочем, и теперь у молодых людей сохранялась возможность увидеться. Сам Володя никуда уже уйти не мог, но ведь его роману с Мариной очень сочувствовали девушки, учившиеся в том же классе. И соседка Володи, Лена, со своим парнем («правильным», надо полагать) ринулась к Марине, предупредить.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
