будущее, сконцентрированное в магическом слове «потом», заставляет пускаться на безрассудства. Но неприятность эту мы переживём, в отличие от других. Слишком много заинтересованных в том, чтобы завтра для меня не наступило никогда. Только у меня другие планы.
Берегитесь, зверюшки!
Хоп! – и купол из последних остатков маны накрывает меня словно колпаком папаши Мюллера: и мне отсюда не сбежать, и невидимкам не добраться до моей плоти. Стоит отметить, что включил я его очень даже вовремя, аккурат в тот момент, когда нечто воздушное и внешне неосязаемое попробовало подобраться ко мне поближе, используя традиционную тактику решительного прыжка.
Конечно, я не мог ни собственными глазками, ни невидимым зрением, которое пришлось отключить в целях экономии ресурса, наблюдать за тем, что произошло, но судя по куче визга, тварюга конкретно впечаталась в купол и отлетела от него рикошетом, шмякнувшись о рельсы.
Кровь, оказывается, у них точно такого же цвета, как и у людей: на стальную рельсину словно вылили банку красной краски, которая брызгами пошла по сторонам. Походу, физиология у этих мерзких отродий такова, что серьёзные внутренние повреждения заставляют их выпадать из невидимости. Так что я смог лицезреть пострадавшего врага, который бился в конвульсиях на пропитанных креозотом шпалах.
Купол исчез, запасы маны иссякли. Дальше сам, всё сам, без чудес и волшебства.
Наган сам материализовался у меня в руке, его словно магнитом притянуло в ладонь – вот что значит отработанные до автоматизма рефлексы. Именно из такой модели мне стрелять ещё не приходилось; такое чувство, что револьвер перенёсся не через года, а через столетия, перекочевав ко мне из фильмов про Гражданскую войну.
Меня и искалеченную тварь разделяли метра три, тут и слепой не промажет. Я просто с невероятным наслаждением всадил пулю в её уродливую лысую башку, а потом резко развернулся и снова надавил на спуск: вторая гадина не стала тянуть с атакой. Да, я не видел её, но ощутил поток завихрений в воздухе и потому знал, как и куда нужно стрелять. И теперь у моих ног лежал труп ещё одного мрачного порождения «Объекта-13».
Кажется, это было всё. Я в одиночку уложил маленький отряд невидимок. Но сил радоваться у меня больше не оставалось. Да и вообще обычных сил. Откат, пусть и не такой мощный, как в предыдущем случае, накрыл меня с головой. Мне повезло, что это случилось именно сейчас, а не секундой раньше, в противном случае брать меня можно было бы практически голыми руками.
Отстрадав, отмучившись и прокляв всё на свете, я остался лежать на насыпи, окружённый со всех сторон мёртвыми тушами противников. Наверное, в кино эта сцена смотрелась бы круто, особенно под торжественную музыку, только мне было не до красивостей и не до драматургии. Я был выжат как лимон и не мог даже пошевелить пальцами, а во рту появился такой привкус, словно кто-то заставил меня сожрать кусок давно протухшего мяса.
Солнце напекало голову, подозрительные насекомые противно жужжали и норовили опуститься на лицо, струйки едкого пота сбегали со лба на глаза, выедая их, будто кислотой. Одежда прилипла к телу, кровь местами спеклась; представляю, какое это будет удовольствие – отдирать приставшую ткань от раны…
И долбаное эмоциональное опустошение. Душа словно сгорела и не желала возрождаться из пепла аки феникс. Только лёгкий ветерок приятно освежал кожу и отгонял совсем забодавших меня насекомых.
Если бы кто-то оказался рядом, я бы обязательно попросил его пристрелить меня, ибо ни на что больше я теперь не годился. Я был шиной, из которой спустили весь воздух. Даже страх за свою жизнь не мог заставить меня подняться. Хотелось умереть и никогда не воскресать, ни в этом, ни в моём прежнем мире.
Только сумасшедшее чувство долга заставило меня попробовать отключить этот режим умирающего лебедя. Да, я пристрелил несколько тварей, но это всего-навсего часть большой стаи. Я обязан сообщить о них, иначе будут новые человеческие жертвы, причём уже на моей совести, ведь это я скис и сдался. А с таким грузом не живут. Или живут, но мало и очень плохо.
«Вставай, Аника-воин! – велел я себе. – Вставай, сука! Отрывай задницу от камней, подымайся, сволочь такая! Подохнуть всегда успеешь, и лучше сделать это как-то поярче! Чтобы салют в мою честь до небес, чтобы красотки рыдали, а десятки детишек с гордостью говорили: это мой папа-герой!»
Конечно, мне сейчас очень бы пригодился кран, не обязательно башенный… Но чувство ответственности, долг мужчины и солдата – не праздные слова. Мои предки сражались до конца и побеждали. Я обязан победить, иначе и быть не может. Не зря, если американцы говорят «сделай или умри», то наши – «умри, но сделай!».
Я наш до мозга костей, пусть, наверное, не самый лучший, ну или лучший из худших. Во мне течёт кровь тех парней, чьи лёгкие когда-то были отравлены под Осовцом, нашедших в себе силы встать и пойти в атаку, тех, кто горел в танке, но продолжал вести огонь по фашистам, кто в руинах Сталинграда отстаивал каждый метр и знал, что такое приказ «Ни шагу назад!». Да, они были великанами, я – всего лишь пигмей в сравнении с ними. Но даже будучи бледной тенью тех великих людей, я всё равно остаюсь их потомком.
И я встал. Медленно, очень медленно, шатаясь от каждого порыва ветра, но поднялся. Меня мутило, картинка потеряла резкость и поплыла, тело не слушалось, руки и ноги не повиновались. Но я был на ногах.
Потом мой взгляд упал на ближайшую тушу поверженного невидимки, и тут я не поверил своим глазам: из каждой твари маленьким ручейком забили фонтанчики маны. Хотя почему бы и нет? Если невидимки возникли в ходе эксперимента по получению маны из материи, почему бы им не содержать это волшебное вещество? Сейчас твари разлагались и потому выделяли из себя ману. А она не бывает хорошей или плохой. Всё зависит от того, кто ей пользуется, и его намерений.
И мне эта подпитка будет в самый раз. Одно хреново – как-то уж очень стремительно происходили процессы разложения. Первой твари вообще уже было не видно, а мана ушла куда-то, как вода в песок.
Я заставил себя подойти и склониться над тем источником, что бил рядом, и стал жадно впитывать в себя волшебную энергию. Сложно найти подходящее сравнение, чтобы описать то, что я испытывал в эти секунды. Наверное, это было сродни тому, как если человек, измождённый жарой и жаждой в Сахаре, наткнулся на оазис, причём настоящий
