— Прощай, синема, синема, синема! — пела Марго, разбирая свои немногочисленные платья.
Хорошо, что их мало, не придется много выбрасывать. Ведь скоро ей понадобится совсем другая одежда. Одежда, да, да, да-а-а… Не беда-да-да…
— Что такое? — раздался за дверью голос Клауса. — Она поет. Вот это мило! Я уж думал, что никогда больше этого не услышу.
— Кто поет? — искренне удивилась Марго.
Она уже настолько смирилась с тем, что голос оставил ее, что не заметила, как к ней вернулась ее прежняя манера напевать себе под нос.
— Ты, кто ж еще! Вот уже полчаса заливаешься соловьем.
— Клаус, входи скорей. Я должна тебе что-то сказать.
— Я весь внимание.
— Только смотри не упади. Сядь лучше. Вот так. — Марго заботливо усадила его на кровать. — У меня будет ребенок.
Если она хотела добиться эффекта, то, безусловно, достигла цели. Глаза Клауса округлились до опасного диаметра и ошалело уставились на Марго.
— Да, да, ребенок.
— Ты хочешь сказать, что…
— Да. Володя, уходя, сделал мне царский подарок.
— Иди сюда скорее, девочка, и обними старого дядю Клауса. Я ведь тоже в какой-то мере отец.
Марго вспорхнула к нему на колени. Как хорошо и уютно было укрыться у него на груди, почувствовать себя защищенной и в то же время ничем не рисковать. Нарочито резкое покашливание вырвало ее из сладкой дремы. В дверях стоял Франта, засунув большие пальцы рук за пояс халата.
— Кхе-кхе… Что за умильные картины. Если так пойдет и дальше, придется снять тебе отдельные апартаменты.
— Не пугай будущую мать, садист. Франта протяжно свистнул.
— Значит, ты все-таки ухитрилась испортить моего друга. Ох, бабы, бабы, вечно им чего-то не хватает. Нашего брата всего процентов шесть на земле, ан нет, так и норовят покуситься.
— Не мели чепухи. Ребенок не мой.
— Ну тогда я готов даже усыновить его, или удочерить, или по крайней мере стать ему крестной матерью. Из меня выйдет великолепная крестная мать. Что скажешь, Гретхен?
— По крайней мере это будет ново.
— Однако с карьерой в синематографе, похоже, действительно придется подождать. — Франта многозначительно воззрился на живот Марго. — Пока на глаз не заметно, но… Эврика! — неожиданно воскликнул он и глубокомысленно поднял палец к потолку. — Эврика! Все просто. Ты у нас будешь петь с эстрады.
Франта тут же с невиданным энтузиазмом принялся за устройство ее карьеры. Вопрос, где петь, не стоял. Конечно же, в «Т-клубе».
— Идея дикая и оттого красивая, — говорил Франта Клаусу, который лишь руками разводил. — Неужели мы отдадим нашу девочку в лапы грубых натуралов? Ты ведь муж, должен защищать ее. Ты же слышал, как она поет. Как будто разговаривает напрямую с твоей душой, и разговор этот страшно важен.
— М-да-а… Невероятно звучит, но сейчас она поет еще лучше, чем тогда в Москве. — Клаус в задумчивости потер ладонью лоб. — Появилась глубина, что ли, меньше чувствуется увлеченность собой.
— Это называется жизненным опытом, если ты не в курсе, радость моя. Приходит со страданиями. Невозможно ни позаимствовать, ни подсмотреть. — Франта вздохнул. — Она уникальна, наша девочка. Будит во мне материнские чувства. Правда. Хочется кормить ее конфетками и гладить по головке. Бантики там и прочая дребедень. Ладно, к делу. Сделаем ей репертуар. Я сам напишу ей пару песен. Что-то уже даже вертится в голове.
Иржи Колар, создатель и хозяин «Т-клуба», без согласия которого в клубе даже стул переставить было нельзя, внимательно слушал Франту, который по такому случаю разливался соловьем.
— Ты один раз услышишь ее и все поймешь. Она поет как сумеречная птица. У нее нет пола, только душа. Ну же, не будь замороженным консерватором, Иржи, рискни, не пожалеешь.
— Но женщина на сцене нашего клуба — это абсурд. Наша публика не поймет и не примет.
— Попробуем один раз, — настаивал Франта. — Оденем ее в мужской костюм, цилиндр и плащ. Никто ничего и не заподозрит, вот увидишь. А когда она запоет, тут уж все забудут, кто они и где.
— Ты меня заинтриговал. — Иржи заговорщически поглядел по сторонам и что-то быстро-быстро зашептал на ухо Франте.
Итак, имидж был найден, песни написаны, фрак сшит, даже нашлись шикарные лакированные штиблеты прямо ей по ноге. День первого выступления надвигался с неотвратимостью рока, и чем ближе была премьера, тем больше паниковала Марго.
— Франта, мы, кажется, затеяли гигантскую авантюру.
— Не бойся, детка, тебя даже никто не увидит. Если надоест, можешь просто тихо смыться.
В этом и состоял замысел Иржи. Ее просто никто не увидит.
— Уважаемые господа и дамы! Сегодня «Т-клуб» подготовил для вас сюрприз. Выступление Ночной птицы нашего города. Попросим!
Заинтригованная публика нестройно захлопала. От края небольшой полукруглой сцены в потолок взмыли снопы яркого света. Свет был так ярок и хитро поставлен, что создавал полную иллюзию непроницаемой стены. И из-за этой стены света, ниоткуда, полился голос. Низкий, хрипловатый, бархатный, он взмывал под потолок и парил там, и клубился, и пел о тайне жизни и смерти. «Я — ангел ночи, я — каскад огней, и я явился за душой твоей».
После того как затихла последняя нота, в зале воцарилась мертвая тишина. Было даже слышно, как потрескивает лед в бокалах. Секунда, еще, и зал взорвался оглушительными аплодисментами. Такой овации «Т-клуб» еще не знал.
Клаус и Франта сидели за своим обычным столиком и сияли, как два начищенных медных подсвечника. Успех был полным.
— Ты почему надел в клуб мои жемчуга? Мы же договорились, что они не покидают пределов этой квартиры.
Не на шутку разгневанная Марго наступала на Франту, воинственно уперев руки в бока.
Он в деланном испуге закрывал голову руками.
— Виноват, детка, виноват, не сдержался. Хотел по-царски отметить твой дебют.
— Клаус, ну хоть ты ему скажи, а то он как ребенок, ей-богу! Это же верх легкомыслия. Они стоят целое состояние. А у нас даже сейфа нет.
— Так ты беспокоишься о своем сокровище? А я думал — обо мне.
— Это не просто очень дорогая вещь. Это историческая ценность, ты же знаешь. Слезы Катеньки Долгорукой, подарок императора Александра. Я думаю, что найдется немало охотников прибрать их к рукам.
— Сдаюсь. — Франта поднял руки вверх, признавая свое поражение. — Больше никогда не повторится. А я вот еще одну песенку тебе сочинил. Послушай. Я назвал ее «Мефисто».
Успех Марго превзошел все ожидания. Когда у двери клуба появлялась неприметная афишка: «Сегодня поет Ночная птица», вечером в зале яблоку было негде упасть. Самым интригующим вопросом был: кто скрывается за именем Ночная птица? Слухи ходили разные, но клуб твердо сохранял ее инкогнито. В газетах стали появляться статьи о загадочном певце, которого никто никогда не видел. Выдвигались версии одна другой причудливее. Было даже предположение, что на самом деле поет бесплотный дух, вызванный в этот мир неизвестным медиумом или магом. Накануне выступления все ходы и выходы из клуба облепляли репортеры и фотографы, но Марго всякий раз удавалось пробраться внутрь незамеченной через черный ход, который выходил в подвал соседнего дома. Кроме того, никто и представить себе не мог, что Ночная птица — женщина.
