— М-да-а, сволочная жизнь. Ничего, милая, все перемелется. Как любит говорить отец Тадеуш, жернова Господа мелют мелко. Сроку у тебя недель тридцать уже точно есть, так что родить можешь хоть завтра. Оставайся здесь, я прослежу.
Марго только головой мотнула.
— Нет, мне надо в Лондон. Я успею, если сейчас же поеду.
— Мне, конечно, все равно, но я бы не стал так рисковать. Тебе может понадобиться квалифицированная медицинская помощь.
— Я поеду.
Доктор только руками всплеснул. Вот и говори с такой.
— Доктор Тышкевич сказал, что вы решительно хотите ехать. — Отец Тадеуш задумчиво помешивал ложечкой чай, изредка взглядывая на Марго, которая примостилась на краешке скамьи напротив. — Опрометчивый поступок, вы не находите? Подумайте сами, вам предстоит добраться до Гданьска. Прямого поезда нет, так что надо будет сделать пересадку в Лодзи. Тряска, ночевки неизвестно где. В Гданьске вам придется задержаться, пока не найдете подходящее судно. Портовый город, сами знаете, не чета нашей патриархальной глуши. А если роды, не дай Бог, случатся на корабле, в открытом море. — Он покачал головой. — Не знаю, не знаю, по-моему, риск неоправданно велик.
— Я должна ехать, отец Тадеуш. Меня словно что-то гонит все время, толкает в спину. Спеши, спеши! Доктор не может точно определить сроки. Кто знает, может быть, мне придется задержаться здесь на целый месяц. Да я с ума сойду!
— Хм, кто мы такие, чтобы знать промысел Божий? А на какие средства вы собираетесь путешествовать, фрау Доббельсдорф? Насколько я понимаю, своих средств у вас нет. Я сам чрезвычайно стеснен, вы же знаете. Могу дать вам немного, но этого далеко не достаточно. Выходит, вам придется задержаться здесь, чтобы заработать денег на дорогу.
«Прав, совершенно прав», — подумала Марго. Как же это ей самой не пришло в голову! Деньги, деньги, куда без них. В такое путешествие нельзя пускаться без средств. А отец Тадеуш тем временем всецело сосредоточился на содержимом своей чашки. Что это он там нашел?
— Хороший довод, чтобы вынудить меня остаться.
— Это жизнь, — заметил отец Тадеуш. — Вы могли бы помогать в приюте. Ухаживать за детьми, например.
— Я думала, что эту работу выполняют добровольцы и бесплатно.
— Я найду способ выплачивать вам вознаграждение. Естественно, оно будет скромным.
— Поэтому мне придется остаться здесь надолго, не так ли?
— Все в руках Божьих, — вздохнул отец Тадеуш. Марго поняла, что выбора у нее нет. Кому нужна горничная или официантка с таким пузом?
— И еще я могла бы петь в церковном хоре.
— Ну вот мы и договорились.
Потянулись долгие, тягучие дни ожидания. Вернее, это то, как она воспринимала свою жизнь внутри. А снаружи она была деятельна и весьма компетентна, пригодился давний опыт работы в госпитале во время войны. Доктор Тышкевич был рад-радешенек заполучить такую помощницу. Она даже ассистировала ему во время операций, а один раз помогала принимать роды. Роды были тяжелые — ребеночек шел ножками. Еле-еле удалось спасти и ребенка и мать, да и то лишь благодаря помощи доктора.
— Вот как рождается на этот свет человек, Маргарет, — вздохнул устало доктор, отмывая руки в тазу. — Шестнадцать часов неустанной борьбы за жизнь в крови и слизи. И это еще не самый тяжелый случай, поверьте. Да вы сами валитесь с ног. — Он озабоченно взял ее за руку, прослушал пульс. — Вам надо срочно лечь. Идите, это приказ. Дальше я сам справлюсь.
Марго еле успела доплестись до свободной койки. Голова ее едва успела коснуться подушки, а она уже спала. Или не спала, а бродила по лабиринтам сновидений, где столько же реальности, сколько вымысла. Она сидела за каким-то столом перед натюрмортом Гриши. Или нет, это был не натюрморт, все настоящее: хлеб, селедка, водка в стопке. Она пригубила и ощутила давно забытый обжигающий вкус. Опрокинула рюмку в рот одним движением. Уах! Аж захватило дух. Мягкая, терпкая бархатистость черного хлеба на опаленном языке. Господи, неужели это происходит с ней?
Марго посмотрела прямо перед собой, на человека, который мирно спал, положив скрещенные руки на край стола и уютно пристроив на них голову. Володя, любимый! Только у него могли быть эти золотые волосы, как волнистая спелая рожь под солнцем августа. Она протянула к нему руку и погрузила пальцы в шелковистые прядки. Володя пошевелился и медленно поднял голову. «Мой сероглазый король, — мелькнуло в мозгу Марго. — И он не умер. Он смотрит на меня, он по-прежнему смотрит только на меня».
Она почувствовала его губы на своих пальцах, ощутила ласковое, волнующее прикосновение его языка. Волна желания пробежала по телу, мучая, терзая, покалывая остренькими иголочками.
— О-о-о, иди ко мне! Я так хочу тебя!
Этот вопль-стон сорвался с ее губ и разбудил ее. Она вскочила с жесткой койки, растерянно озираясь по сторонам. В ушах звенело слово «Лондон». Да нет же, это колокол звонит в церкви. Донн-донн, Лон-донн, донн-донн, Лон-донн. Марго в смятении заткнула ладонями уши, но звон продолжал звучать в ее голове: донн-донн, Лон-донн.
Не в силах больше выносить этот звон, Марго сорвалась с койки и опрометью бросилась в коридор, где тут же налетела на отца Тадеуша.
— Тихо, тихо, что это с вами, фрау Доббельсдорф? Вам нельзя так бегать.
— Послушайте, отец, — как в лихорадке зашептала Марго, судорожно хватая его за рукава рясы. — Я не могу больше здесь оставаться. Мне нужно немедленно ехать в Лондон. Помогите мне, умоляю!
— Что случилось? Что вдруг случилось?
— Я вижу его во сне. Он зовет меня, — бормотала Марго. — Володя, мой муж. Он умер, я знаю, но он почему-то хочет, чтобы я была там. Умоляю, умоляю вас!
Она вдруг рухнула на колени, цепляясь руками за подол его рясы. Отец Тадеуш стоял, не шевелясь, не пытаясь поднять ее, только гладил, гладил по волосам:
— Ничего, ничего, дочь моя, поплачь, будет легче. Ты поедешь туда, завтра же. Видно, тебя не удержать. На все воля Божья.
Марго еще долго вспоминала его лицо на перроне вокзала. Она смотрела с подножки вагона и ясно видела на лице отца Тадеуша печать близкой смерти. Тяжкой, мучительной смерти от удушья, которая тем не менее будет избавлением от мук тела. И еще она видела в его глазах торжество духа, которое ничто не может поколебать. Он счастлив будет принять любую долю, как на земле, так и на небе. Он вообще очень счастливый человек. Марго рванулась к нему, схватила его руку и прижала к губам.
— Благословите, святой отец.
— Да благословит тебя Господь, дочь моя.
Поезд дрогнул. Марго крепче вцепилась в поручень, другой рукой перекрестила его.
— И вас, святой отец. Прощайте. Простите.
Она резко развернулась и бросилась в вагон, давя в себе слезы. Поезд быстро набирал скорость.
