балуюсь вечерами, когда есть свободное время. Кофе будешь?
Она ставит на плиту чайник, открывает холодильник, вытаскивает сыр и колбасу, а у меня во внутри все переворачивается, накрывает чувство дежавю. Казалось бы, дом чужой, девушка, совершенно не похожая на Лерку, а говорит и действует точно так же.
Я откладываю листок в сторону, подхожу к Арине со спины и крепко обнимаю ее. Она вздрагивает, локтем упирается мне в живот, но я не отпускаю.
– Постой так немного. Чуть-чуть!
Кладу голову ей на плечо, закрываю глаза и замираю. И словно возвращаюсь в прошлое. Ни с одной женщиной у меня не было такого единения, будто бродил-бродил во тьме в поисках половинки, нашел ее случайно, а теперь боюсь потерять.
Неужели влюбляюсь в женщину, которую столько лет ненавидел? Нет! Не может быть! Гоню эти мысли прочь.
– Эрик, что ты делаешь? – тихо спрашивает Арина.
– Набираюсь сил.
– Иди к жене набираться.
– Смеешься, что ли? К этой гадюке?
Отстраняюсь и плюхаюсь на стул, смотрю на Арину. А она выглядит такой соблазнительной с немного опухшими веками и дорожками слез на щеках, что мне хочется схватить ее в охапку, бросить на кровать и целовать-целовать, целовать до умопомрачения, до боли в губах, до отключки сознания. Даже прячу руки за спину, чтобы не осуществить это безумное желание.
Откуда она взялось, не знаю, но мозги напрочь отказались работать, зато между ног просыпается дружок, что б ему было пусто! Как не вовремя! Сажусь боком, не дай бог Арина заметит! Еще насильником назовет.
Она ставит передо мной чашку с кофе, придвигает тарелку с бутербродами.
– Ешь! – приказывает тихо.
– Угу, – отвечаю, не отводя взгляда.
Она смущается, начинает елозить, вскакивает, пересаживается на другой край стола. Хватает косынку и повязывает ее на шею. Потом не выдерживает и сует мне бутерброд в руку, которую подносит ко рту.
– Ешь! Ты сегодня весь день, как и я, в бегах.
Я тяну платочек за уголок, хочу, чтобы шрам смотрел на меня немым упреком и терзал душу муками совести.
– Не закрывай, не надо, – тихо прошу Арину. – Обещаю, как только разберемся с проблемами, сделаем тебе пластическую операцию.
– Обойдусь, я шрам почти не замечаю, привыкла. Не нравится, не смотри.
– Дело не в этом. Просто хочу исправить свои ошибки, – говорю тихо, терзая в пальцах бутерброд.
– А о Наталье ты зря так говоришь, она настоящая красавица. Получается, когда вы поженились, была любовь до гроба. Быстро же ты поменял свое мнение.
Я чувствую, как она пытается увести разговор в сторону, но не поддаюсь на ее уловку. Откусываю большой кусок, запиваю его горячим кофе, обжигающим рот, закашливаюсь. Арина шлепает меня по спине.
– Не было у нас никакой любви до гроба, – выдавливаю из себя. – Это договорной брак. После смерти Леры я держался только потому, что хотел тебе отомстить. Батя взял меня в оборот, приказал жениться. Мне было все равно. Я согласился, думал, может, смогу переключиться.
Причина моей женитьбы была совсем другая, но не стану же я рассказывать Арине, что согласился на брак в обмен на знакомство с элитным прокурором, которой ее же и посадил.
– Не переключился?
От вопроса вздрагиваю.
– Нет. Вот теперь мне Наташка и мстит. Сошлась с твоим Стрельниковым. Оба рот разевают на фабрику, отец уже выставил ее на торги.
– Этого нельзя допустить! – вскрикивает Арина.
– Согласен. Уговорил батю дать мне время.
– На что?
Я пристально смотрю в глаза девушке: попросить ее о помощи или еще рано, могу спугнуть? Хоть на ромашке гадай! С одной стороны, она дважды за вечер позволила себя обнять, не оттолкнула, не вырвалась с криками. А с другой – скажет: «Пошел ты, козел, своей дорогой», – и будет сто раз права.
– Я хочу реорганизовать фабрику, расширить производство, сделать наш товар популярным среди масс, но мне нужна твоя помощь.
– Моя? – Арина округляет глаза.
– Вот это, – я показываю ей листок с эскизом. – Станешь штатным дизайнером моей фабрики?
Спрашиваю и замираю с чашкой на весу в одной руке и недоеденным куском хлеба в другой.
– Это же сырые наброски. Никакой ценности.
Арина сминает листок и выбрасывает его в печь.
– Ты что делаешь? – кричу я, вытаскиваю рисунок, перепачканный в золе, и расправляю на коленях. – Это начало твоей осенней коллекции одежды!
Теперь приходит черед Арине хлопать ресницами. Она открывает рот, словно хочет что-то сказать, и захлопывает его снова.
– Но… осень уже вот-вот… я не успею, – лепечет она.
– Так, с тобой все ясно! – радостно шлепаю в ладоши я. – Завтра приступаешь к работе в отделе дизайна.
– Где? – улыбка трогает губы Арины. – На фабрике такого нет.
Я зависаю. Как нет? Правда, что ли, нет? Почему нет? Набираю помощника.
– Санек…
– Эрик Борисович…
– Просто – Эрик.
– Эрик, – пауза, – вы нашли Арину?
– Да, конечно, прости, что не позвонил, – раскаяние шевелится в сердце, но душу его на корню: не до сантиментов сейчас. – Скажи, кто на фабрике заправляет дизайнерским отделом?
– Э-э-э, – мямлит Санек. – Такого у нас нет.
– Что за черт!
– Ну, каков хозяин, таково и производство, – слышу короткий смешок.
– Попридержи язык за зубами, – рычу в трубку. – Ты нашел компромат на Стрельникова?
Арина, которая встала к раковине, чтобы помыть посуду, звякает чашкой о блюдце и поворачивается лицом. На нем написано такое напряжение, что мне даже жалко ее становится.
– Нет. В истории болезни все гладко и по правилам.
– Значит, надо воспользоваться визитом полиции, которую вызвал дятел, и настоять на расследовании. Пусть поспрашивают у медсестер и персонала, наверняка они что-нибудь видели или слышали.
– Я займусь этим.
– Вот и отлично! Убивать я твоего бывшего не собираюсь, но нервишки ему потреплю знатно. Еще и батю привлеку к этой цели.
Звонок на второй линии отвлекает от разговора. Смотрю на вызов – мачеха. От плохого
