Первыми, кто почувствовал на себе истинные планы гитлеровцев относительно восточных народов, были те огромные массы славян, которые попали в руки захватчиков на оккупированных территориях в 1941 году. Их осматривали, как рабочий скот, сгоняли в концентрационные лагеря и, поскольку многие железнодорожные линии были выведены из строя, отправляли в Германию морем. Однако кораблей не хватало, люди тысячами умирали в лагерях от голода и от холодов необычайно суровой зимы. В письме Кейтелю Розенберг отмечал, что такое обращение с местным населением приумножает упорство советских войск и приводит к увеличению потерь с германской стороны. Кейтель оказался в нелегком положении. В пору жестоких холодов отсутствие необходимых транспортных артерий стало главной причиной недостаточного снабжения теплым обмундированием и, следовательно, огромного числа обморожений среди немецких солдат. Борман же не уставал обвинять Розенберга, который «нянчился с недочеловеками, которых и так слишком много повсюду».
Бесчеловечность Бормана нашла отражение и в циркуляре, в котором он предписывал не хоронить по отдельности умерших заключенных концентрационных лагерей, а обматывать трупы промасленной бумагой или тканью и складывать в штабеля. Впоследствии следовало сбрасывать трупы в ямы для массовых захоронений. Проведение каких-либо церемоний при этом было запрещено.
В июле 1942 года Гитлер переместился в ставку «Вервольф», располагавшуюся на Украине возле города Винница. Именно тогда Борман решил собственными глазами взглянуть на «недочеловеков». Он посвятил этому один день: 22 июля 1942 года вместе с Карлом Брандтом и еще двумя сопровождающими [343] он проехал по окрестностям от деревни к деревне, от колхоза к колхозу. Германские комиссары по сельскому хозяйству с гордостью демонстрировали гостям огромные пространства пшеничных полей. Вечером Борман рапортовал Гитлеру о том, что увидел за последние двенадцать часов, — докладывал бесстрастным тоном безжалостного конкистадора, ледяной взор которого не оттаивал при виде заранее отрепетированных сцен хлебосольного гостеприимства.
Он видел детей... слишком много детей. По его мнению, со временем это могло стать серьезной угрозой, поскольку они «принадлежали к расе, жившей в гораздо более суровых условиях, чем германская. Вот некоторые замечания: никто из детей не нуждается в очках; почти у всех — отличные зубы; при достаточном питании эти люди сохраняют хорошее здоровье до преклонного возраста, даже несмотря на то, что обычно они пьют неочищенную воду, от которой мы непременно заболели бы». Эти «так называемые украинцы» (для Бормана все они были славянами), похоже, обладали иммунитетом от всяких лихорадок, ибо не подвержены им, хотя на них достаточно вшей. Большинство крестьян — голубоглазые блондины, но лица плоские, с грубыми чертами — не арийского типа. При хорошей немецкой организации они станут быстро размножаться, что весьма нежелательно, поскольку «в конечном счете на этой земле должна остаться только немецкая раса».
Такие сведения, если следовать расовым теориям самих нацистов, доказывали, что немцы столкнулись с расой, которая в будущем одолеет их. Эта раса оказалась более сильной, более приспособленной и здоровой, более динамичной. Однако у Гитлера был свой взгляд на вещи, и доклад Бормана привел его в ярость: «Нам нужна рабочая сила! Возможно, настанет такой день, когда мы запретим местному [344] населению пользоваться контрацептивами, а нарушения будем карать расстрелом. А вот с распространением еврейской заразы мы будем бороться всегда! Однако старания сохранить здоровую рабочую силу должны соответствовать разумным пределам: например, проводить общую вакцинацию населения ни к чему».
В беседах с фюрером Борман настойчиво возвращался к различным проблемам, связанным с местным населением, и в соответствии с полученными указаниями готовил инструкции. В конце концов он направил рейхсминистру восточных территорий всеобъемлющий документ (восемь параграфов), в котором были изложены пожелания Гитлера. Среди прочего указывалось, что в тот момент следовало сокращать численность негерманского населения оккупированных территорий. С этой целью надлежало расширить торговлю контрацептивами и максимально упростить процедуру осуществления абортов. Вакцинацию проводить не следовало, так же как и налаживать систему здравоохранения для славян. Никакого высшего образования: умения читать и писать вполне достаточно. Кроме того, украинское письмо предстояло перевести с кириллицы на латинский алфавит. Главное — не допускать сближения между немцами и местным населением!
Для Розенберга послание рейхсляйтера НСДАП оказалось настоящей бомбой: всего за несколько дней до этого он отправил Гитлеру доклад, в котором предлагал гарантировать украинцам относительную независимость — по крайней мере в культурной и административной сферах, — чтобы заручиться их поддержкой в крестовом походе против большевизма русских.
Таким образом, поездка по украинским деревням была вызвана отнюдь не любопытством и не стремлением ознакомиться с истинным положением дел. [345]
Глубинная причина заключалась в ином: получив меморандум Розенберга от 15 февраля 1942 года, рейхсляйтер НСДАП предпринял ответный шаг. Поездка лишь стала предлогом для долгого обсуждения, из которого Борман выудил те фразы Гитлера, которые позволяли ему отвергнуть идеи конкурента.
В письменном ответе обескураженный Розенберг провозгласил, что любая воля фюрера должна быть исполнена и что им уже отданы соответствующие распоряжения. По его собственному признанию, сделанному позднее, он пошел на такой шаг, чтобы разрядить атмосферу, и надеялся вновь напомнить о своих предложениях в более подходящий момент. Весь штаб Розенберга призывал своего шефа к действию, и более остальных — Георг Лейббранд, возглавлявший политический отдел, и его заместитель Маркул. В сентябре 1942 года последний составил меморандум по поводу ущерба от деятельности на Украине гауляйтера Коха и его единомышленников. Маркул обнаружил «явные расхождения» между делами Коха и содержанием предписаний Бормана. «Министерство пришло к выводу, что изложенная в письме рейхсляйтера Бормана программа полностью противоречит проводимой политике и может посеять неразбериху и разочарование».
К тому времени министр оккупированных территорий превратился в чисто номинального руководителя, лишенного реальной власти. В сентябре 1942 года его даже не пригласили на совещание представителей партии и правительства, на котором обсуждались способы наиболее эффективного использования женского населения оккупированных земель. В стенограмме этой конференции упоминалось мнение Бормана о целесообразности использования женщин в качестве домашней прислуги, для чего следовало организовать массовую депортацию украинок в Германию. Указывалось также, что фюрер распорядился [346] отправить в Германию четыреста — пятьсот тысяч таких домохозяек в возрасте от пятнадцати до тридцати пяти лет. На проведение этой операции Фрицу Заукелю отвели три месяца. Кроме того, Борман объявил, что нелегальный вывоз домашней прислуги представителями вооруженных сил и прочих ведомств признан санкционированным, то есть разрешенным. Рейхсляйтер НСДАП отметил также, что «вывозить позволено лишь женщин, обладающих красивой фигурой и привлекательной внешностью».
В дополнение к запрещению вакцинации, отмене обеспечения санитарных норм для местного населения, распространению контрацептивов и массовым убийствам Борман предложил еще одну идею. «Согласно особому указанию фюрера, следует германизировать значительное количество украинских женщин». По-видимому, Гитлер и Борман оправились от первого шока, вызванного осознанием того, что столь сильные и здоровые люди относятся к славянской расе. Во время одной из бесед за «вечерним чаем» фюрер решил пересмотреть «академическое отношение к проблеме великого переселения», обратив светловолосых и голубоглазых украинок в воспитанниц германского племени. Таким образом, онемечивание последних становилось лишь делом времени. Новая установка состояла в том, чтобы «в течение ста ближайших лет заселить Европу 250-миллионным германоязычным народом».
Мужской же части восточных народов была уготована простейшая альтернатива: рабство или смерть. 19 августа 1942 года Борман записал: «Их предназначение — работать на нас; там, где они окажутся ненужными, следует позволить им умереть». Вплоть до окончания войны он без устали настаивал на истреблении военнопленных и утверждал, что армейская охрана концентрационных лагерей чрезмерно гуманна с заключенными. Борман даже направил высшему командованию [347] вермахта письмо, в котором ссылался на «самоотверженно работавших немцев, не понимавших, почему в военное время, когда на карту поставлена судьба отечества, военнопленные живут лучше их». Он заявил, что армия скорее не охраняет, а защищает пленных. В конце концов рейхсляйтер НСДАП добился передачи всех концентрационных лагерей в ведение СС — уж они-то умели поставить пытки и убийства на широкую ногу.
