Две огромные собаки на всей скорости сбили Ланту с ног, крик ее внезапно оборвался, и она потеряла сознание. Конвей подбежал к ней, едва успев подхватить обмякшее тело.
Неуклюже он посадил ее на землю. Не произнося ни слова, Тейт помогла ему устроить Ланту рядом с камнем и притащила теплое одеяло, притороченное к седлу. Она укутала маленькую провидицу. Понемногу ее щеки порозовели.
Взгляды Тейт и Конвея встретились. Они долго смотрели друг на друга. Наконец Конвей почти шепотом проговорил:
— Я чуть не убил ее.
Тейт склонилась над Лантой и подоткнула одеяло.
— Я должен вернуть ее назад. Она — отверженная. Любой имеет полное право убить ее — Церковь больше не защищает ее.
Тейт онемела. В ней клокотала злоба. Из всех людей именно Конвей должен понимать важность их задачи. А он, вместо того чтобы помочь, с самого начала скептически отнесся ко всему. Теперь он и вовсе стал препятствием. Это было просто нечестно с его стороны.
Понимая, как важен этот поход, она оставила Налатана в Оле. Быть может, это даже расстроит их брак. Все же Налатан уступил ее просьбе. Ланта разорвала все отношения с Конвеем, а теперь все, что нужно Конвею, — защищать ее. Единственное спасение для Церкви — да и всей цивилизации — спасти Три Территории. Ланта поставила все под угрозу.
Ланта захотела быть рядом с возлюбленным во что бы то ни стало. Конвей устраивает свои личные дела в то время, как Доннаси Тейт может запросто потерять мужа.
Ланта задрожала, глубоко вздохнула и приоткрыла глаза. Увидев Конвея, она радостно улыбнулась. Внезапно глаза ее округлились, и она подскочила, дико озираясь кругом.
Тейт и Конвей подхватили ее. Конвей сказал:
— Успокойся. Все в порядке. Ты не ранена, просто потеряла сознание. Теперь уже все хорошо. Через несколько дней мы вернемся в Олу. Мы всегда будем вместе.
Ланта настояла, чтобы ей дали подняться. Тейт и Конвей с болью наблюдали, как она встает, ухватившись обеими руками за камень. Наконец Ланта оправилась и произнесла:
— Я приехала сюда, чтобы вместе с вами продолжить путешествие.
— Это невозможно. Никто, кроме людей из нашего племени, не может сопровождать нас в этой поездке, — голос Тейт был твердым. Она посмотрела на Конвея, ожидая поддержки.
Глядя Тейт прямо в глаза, Конвей произнес:
— Это ничего не меняет. Я уже сказал, что Церковь изгнала ее и ее жизнь в опасности. Я возвращаюсь с ней в Олу.
— Я не поеду в Олу, — в голосе Ланты слышалась решимость. — Я поеду с тобой, Мэтт Конвей. Мне нет никакого дела до ваших секретов. Мне нет никакого дела до фальшивой Церкви, которая отвергла меня. Моя жизнь ничего не стоит, пока я не найду свое место в этом мире. Я не смогу жить спокойно, пока не выясню отношения между нами — либо мы будем вместе, либо нет. Эта поездка расставит все по своим местам.
Колкие, резкие слова так и вертелись в голове у Тейт. Но когда они уже были готовы сорваться с ее губ, Тейт вновь взглянула на Ланту и сдержалась. В побледневшем, измученном лице бывшей Жрицы было что-то такое, что заставило Тейт погасить свою неприязнь.
Конвей сказал:
— Тейт права, Ланта. Слишком много веских причин оставить тебя в Оле. И самая главная из них — моя любовь к тебе.
Тейт тяжело вздохнула, но Ланта и Конвей не обратили на это внимания или просто не заметили. Ланта произнесла:
— Это опасно для нас обоих. Если ты сейчас уйдешь и не вернешься, как я буду жить без тебя? А если ты сейчас вернешься со мной в Олу, то чего стоит твоя дружба с Тейт? Если ты запретишь мне пойти с вами, то о каком доверии ко мне можно говорить?
Как воин, который не в силах отразить все удары, Конвей мог только уходить и уклоняться. Устав от всего этого разговора, он мог настаивать на одном:
— Я беспокоюсь о твоей безопасности.
— Я же тебе говорила, что мне нет никакого дела до моей безопасности. Я не ищу смерти, но я люблю тебя и в то же время боюсь, люблю и боюсь… — Она отвернулась, слезы выступили у нее на глазах. Она резко смахнула их рукой.
Конвей умоляюще посмотрел на Тейт.
Недавняя злость Тейт пропала без следа. Она пожала плечами.
Конвей сказал:
— Слишком много опасностей ждет нас. Мы не можем полностью посвятить тебя в наши дела. Но если ты нам поверишь, то я постараюсь сделать все, что от меня зависит.
Казалось, Ланта вспорхнула и подлетела к нему. Она обхватила его лицо:
— Я же уже говорила, что мне нет ни до чего дела, если оно не касается нас обоих.
Конвей выдавил из себя улыбку:
— Ну почему у нас все не так, как у других людей? Почему мы не можем просто любить друг друга, быть глупыми, говорить друг другу всякую чушь?
Внимательно посмотрев Конвею в лицо, как будто видела его впервые, Ланта ответила:
— Есть такие вещи, которых мы не в состоянии понять. Это испытание выпало нам, чтобы мы могли успешно с ним справиться. Мы потерпим неудачу, чтобы набраться опыта и попробовать снова. Во всем есть какая-то цель.
— Ты — моя цель.
Ланта покраснела, вся засветившись от радости.
Прежде чем заговорить, Тейт прочистила горло:
— Мы и так потратили много времени. Может, пора уже отправляться?
Ланта повернулась к ней:
— Мой конь. Я совсем забыла про него. Он пасется возле дороги.
Конвей уже вскочил в седло:
— Останься с Тейт. Я приведу его. — Конвей пустил коня рысью, собаки последовали за ним.
Ланта встала перед Тейт:
— Я знаю, о чем ты думаешь.
— Ну и о чем же? Ты тоже об этом думаешь?
— Да. И еще о Налатане. — Она вздрогнула, увидев, как Тейт сдвинула брови, но потом продолжила: — Я почти уговорила его поехать со мной и найти вас. О, у вас с Налатаном нет таких проблем, как у нас с Мэттом. Но ты боишься чего-то в своей любви к Налатану. Возможно, в этом путешествии ты тоже найдешь ответ на то, что тревожит тебя. Я не могу сказать тебе точно. Но я точно знаю, что я — твой друг. Все, что важно для тебя и твоего мужа, будет и моей заботой.
Негодование вновь овладело Тейт.
— Попридержи-ка при себе свои замыслы насчет меня и моего мужа. Занимайся своими личными делами и оставь нас с Налатаном в покое.
Ланта нисколько не обиделась.
— Я только хочу, чтобы ты знала об этом. Прости меня. Помоги мне, а я помогу тебе.
Тейт подошла к своей лошади. Она так дернула подпругу седла, что бедное животное захрапело от неожиданности. Лошадь повернула голову и посмотрела на хозяйку своими огромными, удивленными глазами. Тейт тем временем бормотала себе под нос:
— Хоть бы ты вела себя спокойно. Я хочу только подтянуть ремень. Я собираюсь поехать туда-не-знаю-куда вместе с Мисс Одинокое Сердце и Сэром Сверхтупая Башка. И я не нуждаюсь во всяких печальных взглядах ходячей печки для сена. Как только у нее язык повернулся сморозить такую глупость? Налатан и я. Какие общие проблемы могут быть у нас с ними? Тра-ля-ля.
Услышав разговор, Тейт прекратила извергать свои проклятья и присоединилась к остальным спутникам. Конвей с собаками ехал впереди. Тейт замыкала отряд.
Доннаси молча размышляла над словами Ланты. Возможно ли, что в ее отношении к Налатану была какая-то напряженность? Недоверие?
Нет. Она всей душой любила этого человека.
Черная женщина. Белый мужчина. Эти слова стучали у нее в голове. Черная женщина. Белый мужчина.
Может быть, из-за этого она так настаивала, чтобы он остался? Может быть, в глубине души, она хотела испытать его?
Что-то вывело ее из состояния задумчивости. Конвей остановился. Обеспокоенная, Тейт обернулась назад.
Флейта. Где-то позади них, совсем близко. Звук был более низким, более глубоким, чем прежде. Тихая, грустная мелодия разносилась по лесу. Привстав в стременах, Тейт глазами искала музыканта. Но вокруг была только музыка.
Затем звуки флейты стали подниматься вверх — все выше, выше, и наконец мелодия оборвалась на высокой, пронзительной ноте. И вновь воцарилась тишина, как будто и не было никакой музыки.
Глава 41
Слезы Нефрита куталась в мантию из шкуры белого медведя. Ее унты и шапка также были из медвежьей шкуры. Шарф закрывал почти все лицо — открытыми оставались только глаза. Женщина всматривалась в водную гладь — на море был шторм. Дул сильный ветер, и ей приходилось часто моргать: из глаз текли слезы.
Когда она в очередной раз открыла глаза, то не смогла разглядеть линию горизонта — небо и море сливались в одну темно-серую массу. Женщина что-то сердито забормотала себе под нос — внезапно выглянувшее из-за туч солнце ударило ей в глаза.
Вдруг, все еще ослепленная солнцем, она увидела совсем другую картину.
Слезы Нефрита это ничуть не испугало. Получше закутавшись в свои теплые одежды, она решила предаться этому удовольствию, предмету ее гордости. В конце концов, видения были даром божества, а оно не отличалось особой щедростью.
