разорвала зубами упаковку пластырей. Первый наклеила Выхину на щеку. Под пластырем тут же болезненно защипало. Перед глазами потемнело, Выхину пришлось остановиться, чтобы собраться с силами. На жаре он снова почувствовал себя паршиво. Хотя дело было не только в жаре. Еще несколько пластырей стянули самые крупные порезы на руках и груди.
Алла шла медленно, то и дело спотыкалась. Ей было тяжело вышагивать с ножом в шее. Кровь медленно вытекала из раны.
– Куда мы идем? – спросил Выхин, когда они углубились в лес.
– К тебе домой, конечно, – ответила Алла. Губы у нее были сухие и потрескавшиеся. Говорила с трудом. – Переждем всю эту суету в крепости из одеял и стульев. Полезная штука, Выхин. Надо было тебе рассказать мне о ней раньше.
– А тебе следовало рассказать о брате.
Алла поморщилась:
– Не начинай. Всем нам есть о чем жалеть.
Они шли через лес долго. Сначала Выхину казалось, что они просто бредут, не разбирая дороги, но Алла вела уверенно, вскоре появились знакомые тропинки и места.
Вышли на бетонную площадку, усеянную бутылочными осколками, кляксами от костров и обгоревшими шинами. Направились по гравийной дороге вдоль закрытых шиномонтажек и автомастерских к городу.
Где-то выли сирены. Паника в городе не прекращалась. Да и вряд ли кто-то сказал бы перепуганным жителям и туристам, что все закончилось. Не поверили бы.
Пока шли, Алла неторопливо рассказала о том, что произошло. Выхин тоже стал потихоньку вспоминать события в пещере. Вспомнил самого себя, молодого, вышедшего из каменного гроба. Вспомнил песнь тварей божиих. Объятия. Хруст камней на зубах. Как проглатывал камни, которые должен был нести с собой в город. И как крошил и уничтожал первые камни, хранящие в себе древнюю силу. Как разрушилась пещера. Как превратился в монстра. Как долгое время бродил по лесу, управляемый тварями божиими, обращал людей в детали для нового сосуда. А потом…
Что он чувствовал в лесу? Как сопротивлялся? Почему тварям не удалось овладеть его сознанием полностью?
Сквозь всполохи беспамятства то и дело выплывали образы. Ленка с рюкзачком на спине. Алла с ножом. Капустин.
Вспомнил, как сжал Капустина в объятиях, не давая тому сдвинуться с места. Вспомнил гнев, охвативший его, будто распространяющийся пожар. Вспомнил, как ломалось и тряслось в агонии тело Капустина. Выхин не мог допустить, чтобы Капустин причинил боль Элке. Его милой, любимой Элке.
– Твой брат действительно мертв?
– Теперь уже навсегда.
Город был пуст, будто вычищен, будто снова обрушился февраль, и туристы давно разъехались по своим Мурманскам и Новосибирскам. Редкие прохожие делали вид, будто ничего не происходит, но при виде бредущих Выхина и Аллы торопливо перебегали через дорогу. Сирены не прекращались, их вроде бы стало даже больше.
Метров за пятьсот до дома Алла споткнулась, тихо села на землю. Лицо ее уже несколько минут было желтовато-серого оттенка, губы побелели, а вокруг глаз расплылись темные пятна. Рукоять ножа почти не пульсировала.
Выхин не спрашивал и не интересовался. Просто приобнял Аллу за подмышки, поднял, поволок. Она обмякла в объятиях, тяжело выпускала воздух ртом. От Аллы пахло сигаретным дымом и старостью.
Боль окутала их с головы до ног. Добравшись до подъезда, Выхин кое-как открыл входную дверь и столкнулся на пороге с пухлой женщиной в белом сарафане и девочкой лет четырех. Увидел Выхина с Аллой, женщина ахнула, отпрянула в темноту подъезда, увлекая за собой и девочку. Крикнула, повизгивая:
– Господи, какой жирный! Поезд пассажирный!
Но это, конечно, был морок, болезненный туман. Выхин мотнул головой, разгоняя остатки дразнилок. Женщина причитала:
– Вам помочь? Вызвать полицию? За вами гонятся? Что случилось? Алла, Аллочка, милая, вам нехорошо?
– Мы сами, – сказал Выхин, подтаскивая Аллу к ступенькам. Впереди было еще пять бесконечных этажей. – Сами управимся. Попозже вызовите, хорошо? Через полчасика, хорошо?
Он чувствовал, как потяжелел от крови пластырь на щеке. Капли пота лезли в глаза.
Женщина за спиной что-то говорила в телефон. Девочка хныкала и просилась быстрее в машину, к папе. Они обе вышли на улицу, когда Выхин преодолел первый пролет. Стало тихо, суетный мир остался за дверьми дома.
– Немного осталось, потерпи, – шептал он на ухо Алле. Не знал, слышит она его или нет.
Сам прислушивался – к дыханию. Трогал рукоять ножа. Подрагивает, вяло. Не знал, на что надеется. Но, наверное, впервые за двадцать лет не хотел больше никуда убегать. Хотел остаться.
Между четвертым и пятым этажами кончились силы. Выхин прислонился к стене – отдышаться. Закрыл глаза. Под веками бегали белые пятнышки. Боль была во всем теле, отвоевала позиции от макушки до пяток. Каждое движение, вздох, глоток согласовывались теперь с болью.
Пластырь таки отстал, горячий воздух проник сквозь дыру в щеке и заставил Выхина двигаться дальше.
Одна ступенька, еще одна. Выше. К знакомой двери. Открыта нараспашку, но вряд ли кто-то заглядывал туда.
Ввалился в коридор, мимо туалета и ванной комнаты, направо, через родительскую, в собственную спальню. Запнулся обо что-то и едва не упал на крепость из одеял и стульев. Вхолостую тарахтел кондиционер. Воздух в спальне был горячий и плотный.
Свободной рукой Выхин отодвинул полог одеяла, уложил Аллу внутри на влажный потрепанный матрас. Она легла, безвольно уронив голову набок, будто была уже мертва. Будто не успела.
Забрался сам. Закрыл плотно все щели, из последних сил, втягивая ноздрями жар и духоту. Стало темно и не страшно. Лег рядом с Аллой, нащупал рукоять ножа и осторожно вынул лезвие из ее шеи.
– Все хорошо. Мы здесь, мы пришли.
Кровь была черной и неторопливой. Алла сухо вздохнула, открыла глаза и уставилась на свисающий самодельный потолок.
– Ты поцелуешь меня? – спросила она едва слышно.
ЭПИЛОГ
Лёва Выхин обычно не заходил за Элкой даже после того, как пропал ее старший брат. Они всегда встречались на улице у подъезда. Вот и сейчас – сидел на лавочке, подставив лицо теплому мартовскому ветерку, и ждал.
Он ни разу не видел весну на юге, поэтому удивлялся внезапному расцвету ярких красок вокруг. Деревья будто за одну ночь обзавелись изумрудными шапками, кустарники вокруг дома вытянулись и тоже позеленели, всюду цвели цветы. А этот запах свежей сирени! Прекрасно!
Элка выскочила, как обычно, одеваясь на ходу. Застегнула легкую розовую курточку. Подмигнула:
– Целоваться сразу или отойдем подальше, чтобы предки не видели?
Они целовались каждый день уже две недели точно. Лёва не считал специально, но как-то отложил в памяти тот момент, когда Элка поцеловала его в больнице. Мимолетный вышел поцелуй – будто отдавала долг
