Гролео, с тех пор как его корабль разобрали для постройки осадных машин, ходил как в воду опущенный. Титул лорда-адмирала, пожалованный ему Дени в утешение, был пустым звуком: миэринский флот, когда войско королевы приблизилось к городу, тут же ушел в Юнкай, и старый пентошиец стал адмиралом без единого корабля. Улыбки, игравшей сейчас в его просоленной бороде, Дени давненько не видела.
— Значит, корабли признаны годными? — с надеждой спросила она.
— В общем и целом, ваше величество. Они уже не новые, но за ними был хороший уход. «Чистокровную принцессу» поели черви — я бы ее далеко от суши не стал уводить. «Нарракке» нужен новый руль и новые снасти, на «Меченой ящерице» весла потрескались, а так все путем. Гребцы все рабы, но останутся на веслах, если мы предложим им хорошее жалованье, — больше ведь они ничего не умеют делать. Тех, кто все же уйдет, заменим моими людьми. Путь в Вестерос долог и труден, но эти галеи, насколько я могу судить, его выдержат.
— Так это правда, — жалобно простонал Резнак. — Ваше великолепие хочет покинуть нас. Как только вы это сделаете, Юнкай восстановит правление великих господ; нас, верно служивших вашему делу, казнят, наших прекрасных жен и невинных дочерей изнасилуют и отдадут в рабство.
— Только не моих, — громыхнул Скахаз Лысый. — Прежде я сам убью их. — Он хлопнул по рукояти меча, и Дени восприняла это как пощечину.
— Если боитесь остаться, плывите со мной.
— Дети Неопалимой последуют за своей Матерью, куда бы она ни держала путь, — объявил Марслин, уцелевший брат Миссандеи.
— Тринадцати кораблей нам не хватит, — возразил ему Саймон Исполосованный, не раз подвергавшийся бичеванию в Астапоре. — Я думаю, что и ста мало будет.
— Дотракийцы не сядут на деревянных коней, — подхватил Роммо. — Поедут на живых, из плоти и крови.
— Ваши слуги могут идти по берегу, — предложил Серый Червь. — Пусть флот держится вровень с нами и снабжает пеших провизией.
— Это возможно лишь до руин Бхораша, — заметил Скахаз. — Там флот повернет на юг в обход Валирии, мимо Толоса и Кедрового острова, а пехота пойдет на Мантарис старой драконьей дорогой.
— Теперь ее называют дорогой демонов, — сказал Моллоно Йос Доб. Дородный командир Крепких Щитов, с заметным брюшком и чернильными пятнами на руках, больше походил на писца, но ума ему было не занимать. — Много солдат погибнет на этом тракте.
— Оставшиеся в Миэрине им позавидуют, — продолжал стенать Резнак. — Нас сделают рабами, бросят в бойцовые ямы. Все пойдет как прежде, если не хуже.
— Где твое мужество? — хлестнул как плетью сир Барристан. — Ее величество сняла с вас оковы — точите мечи и защищайте свою свободу!
— Храбрые слова для того, кто намерен отплыть на запад, — огрызнулся Саймон. — Ты хоть оглянешься, когда нас убивать будут?
— Ваше величество… Ваше великолепие… Ваша блистательность…
— Довольно, — стукнула по столу Дени. — Мы никого не оставим на верную смерть. Вы все мой народ. — Мечты о любви и о доме ослепили ее, но теперь она вновь прозрела. — Я не допущу, чтобы Миэрин постигла судьба Астапора. С Вестеросом, как ни грустно, придется повременить.
— Если мы отвергнем предложенные в дар корабли… — ужаснулся Гролео.
Сир Барристан преклонил колено.
— Родина нуждается в вас, моя королева. Здесь вам не рады, а в Вестеросе простые люди, и лорды, и рыцари тысячами побегут под ваши знамена, восклицая: «Она идет! Сестра принца Рейегара наконец-то вернулась домой!»
— Раз они так любят меня, подождут еще, — поднялась Дени. — Резнак, пошли за Ксаро Ксоаном Даксосом.
Она приняла торгового магната с глазу на глаз, на устланной подушками тронной скамье. Четверо квартийцев несли вслед за ним свернутый гобелен.
— Еще один подарок для королевы моего сердца. Он хранился в наших фамильных подвалах задолго до Рокового Дня.
Моряки разостлали гобелен на полу — пыльный, поблекший, просто огромный. Дени пришлось встать рядом с Ксаро, чтобы разглядеть изображение на ковре.
— Карта? Какое чудо. — Ткань заняла половину тронного зала. Моря синие, суша зеленая, горы черные и коричневые, города в виде звезд вышиты золотой и серебряной нитью. Дымного моря нет, заметила Дени. И Валирия еще часть материка, а не остров.
— Астапор, Юнкай, Миэрин. — Ксаро указал на три серебряные звезды у синего залива Работорговцев. — А Вестерос где-то там. — Он махнул рукой в дальний конец чертога. — Ты повернула на север, хотя тебе следовало плыть на юго-запад через Летнее море, но мои галеи скоро доставят тебя домой. Прими мой дар с легким сердцем и правь на запад.
Если бы она только могла…
— Я охотно взяла бы твои корабли, милорд, но требуемого тобой обещания дать не в силах. — Дени взяла Ксаро за руку. — Отдай мне эти галеи, и я поклянусь, что Миэрин до конца времен будет преданным другом Кварта. С их помощью я налажу торговлю и буду отдавать тебе хорошую долю выручки.
Улыбка завяла на губах Ксаро.
— Что? Так ты не пойдешь на запад?
— Нет. Не могу.
С носа, унизанного изумрудами, аметистами и черными алмазами, закапали слезы.
— Я заверил Тринадцать, что ты прислушаешься ко мне, — выходит, я заблуждался? Бери корабли и отчаливай, если не хочешь умереть в муках. Ты еще не знаешь, сколько у тебя врагов, королева!
«И один из них проливает передо мной лицедеевы слезы». Дени поняла это, и ей стало грустно.
— Умоляя Чистокровных в Зале Тысячи Тронов, чтобы они оставили тебе жизнь, я сказал, что ты всего лишь дитя. «Глупое дитя, — возразил, поднявшись, Эгон Эменос Блистательный, — непослушное и слишком опасное, чтобы жить». В младенческом возрасте твои драконы были диковинкой. Взрослые чудовища — это смерть, разрушение, занесенный над миром огненный меч. — Ксаро вытер слезы. — Надо было мне убить тебя еще в Кварте.
— Я жила под твоим кровом, ела твою пищу, пила твой мед. В память о том, что ты для меня сделал, я прощу тебе эти слова, но впредь не дерзай угрожать мне.
— Ксаро Ксоан Даксос не угрожает. Он обещает.
Печаль Дени сменилась гневом.
— Я тоже обещаю тебе: если не уберешься отсюда еще до заката, мы посмотрим, способны ли лживые слезы погасить драконий огонь. Оставь меня, Ксаро. Без промедления.
Он вышел, не забрав с собой карту. Дени села, поглядела через шелковое море в сторону Вестероса и дала себе слово: «Когда-нибудь я приду».
На следующее утро галеон Ксаро ушел, но тринадцать «дареных» галей остались в заливе. На их мачтах развевались длинные красные вымпелы. Когда Дейенерис сошла в тронный зал, квартийский гонец молча положил к ее ногам черную атласную подушку, где лежала одинокая окровавленная перчатка.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
