На следующее утро галеон Ксаро ушел, но тринадцать «дареных» галей остались в заливе. На их мачтах развевались длинные красные вымпелы. Когда Дейенерис сошла в тронный зал, квартийский гонец молча положил к ее ногам черную атласную подушку, где лежала одинокая окровавленная перчатка.
— Что это? — не понял Скахаз.
— Нам объявляют войну, — ответила королева.
Джон
— Осторожно, милорд, тут крысы. — Скорбный Эдд спускался первым, держа фонарь. — То-то визгу будет, если наступите. Так моя матушка визжала, когда я был мальцом. Было в ней что-то от крысы, если подумать: волосы мышиные, глазки как бусинки, и сыр любила. Может, у нее и хвост был — не успел поглядеть.
Под землей весь Черный Замок соединяли ходы, прозванные червоточинами. Летом ими почти не пользовались, другое дело — в предзимье. Как задуют ветра да повалит снег, подземный ход — самое милое дело. Стюарды там уже вовсю шастали. Впереди слышалось эхо шагов, в нишах горели свечи.
Боуэн Мурш вместе с Виком-Строгалем, длинным и тощим, ждали на перекрестке четырех червоточин.
— Счета трехлетней давности — для сравнения с тем, что у нас в наличии на сегодняшний день. — Мурш вручил Джону толстую пачку бумаг. — Начнем с житниц?
Крепкие дубовые двери всех кладовых запирались на висячие замки величиной с суповую миску.
— Что, — спросил Джон, — подворовывают?
— Пока нет, но с приходом зимы неплохо бы поставить здесь часовых.
Кольцо с ключами Вик повесил себе на шею. Все они, на взгляд Джона, были одинаковые, но Вик как-то умудрялся находить нужный. Зайдя в кладовую, он извлекал из кошеля здоровенный кусок мела и метил каждый сосчитанный мешок и бочонок.
В житницах, помимо овса, ячменя и пшеницы, стояли бочки с мукой грубого помола. В овощных подвалах под связками лука и чеснока хранились мешки с морковью, пастернаком, хреном, белой и желтой репой. Круги сыра в особом хранилище можно было поднять только вдвоем. Следующая кладовка предназначалась для соленой говядины, свинины, баранины и трески — штабеля бочек насчитывали в вышину десять футов. Под коптильней висели триста окороков и три тысячи длинных черных колбас. Чулан с приправами вмещал перец, гвоздику, корицу, горчичные семена, кориандр, шалфей простой и мускатный, петрушку и глыбы соли. В других помещениях хранились бочонки с яблоками и грушами, сухой горох, сушеные фиги, грецкие орехи, каштаны, миндаль, вяленые лососи на палках, запечатанные воском кувшины с оливками в масле. Были и деликатесы: горшки с тушеной зайчатиной, оленья ляжка в меду, всевозможные маринады — капуста, свекла, лук, селедка и яйца.
По мере того, как они перемещались из одного подвала в другой, в коридорах становилось все холоднее.
— Мы под Стеной, — догадался Джон, заметив в воздухе пар от дыхания.
— А скоро будем внутри нее, — сказал Мурш. — На холоде мясо не портится — это лучше засола.
Поднявшись по деревянной лестнице за ржавой железной дверью, они оказались в проходе длиной с великий чертог Винтерфелла, но шириной не больше, чем обычная червоточина. На крючьях, вделанных в ледяные стены, висели туши лосей и оленей, говяжьи бока. С потолка свешивались свиньи, бараны, козлы, попадались даже лошади и медведи. Каждую тушу густо покрывал иней.
Считая их, Джон снял левую перчатку и потрогал оленя. Пальцы тут же прилипли и, попытавшись отдернуть руку, он сорвал себе кожу. Чего он, собственно, ждал? Над головой у него столько тонн льда, что даже Боуэну Муршу не счесть, а в кладовой холоднее даже, чем полагалось бы.
— Все еще хуже, чем я опасался, милорд. — Мурш, покончив с учетом, стал мрачнее Скорбного Эдда.
А Джон уж было подумал, что мяса здесь больше, чем во всем мире. «Ничего ты не знаешь, Джон Сноу».
— Как так? Мне сдается, у нас много всего.
— Лето было долгое, урожай обильный, лорды щедрые. Мы накопили достаточно на три зимних года — даже на четыре, если поджаться. Но теперь, когда нам приходится кормить людей короля, людей королевы и одичалых… В одном Кротовом городке тысяча ртов, и их все прибывает. Вчера к воротам явились трое, позавчера целая дюжина. Дальше так не пойдет. Поселить их в Даре, может, и хорошая мысль, но теперь уже поздно сажать и сеять. Не пройдет и года, как мы сядем на репу и гороховый суп, а там уж только кровь собственных лошадей пить останется.
— Мням, — произнес Скорбный Эдд. — Нет ничего лучше горячей лошадиной крови в холодную ночь, особливо со щепоткой корицы.
— Без болезни тоже не обойдется, — продолжал лорд-стюард. — Десны при ней кровоточат, зубы шатаются. Мейстер Эйемон говорил, что эта хворь лечится лимонным соком и свежим мясом, но лимоны у нас с год как вышли, и корму для скота мало. Придется забить сразу весь, кроме нескольких пар на племя. В прошлые зимы провизию подвозили с юга по Королевскому тракту, но с этой войной… Зима еще не настала, знаю, и все-таки я рекомендовал бы милорду перейти на зимние рационы.
«Людям это не понравится», — подумал Джон.
— Надо так надо. Урежем довольствие на четверть. — Братья и теперь жалуются на Джона — что будет, если им придется есть желудевую кашицу и заедать снегом?
— Хорошо, милорд. — Тон лорда-стюарда давал понять, что это далеко еще не предел.
— Теперь я понимаю, для чего король Станнис пустил одичалых за Стену, — сказал Скорбный Эдд. — Нам в пищу.
— Ну, до этого не дойдет, — с вымученной улыбкой ответил Джон.
— Вот и ладно. Больно они жилистые на вид, а зубы у меня уж не те, что в молодости.
— Будь у нас деньги, мы закупили бы провиант на юге и доставили сюда по морю, — заметил Мурш.
Будь деньги и будь у кого-то желание продать им еду. Надежда разве что на Гнездо. Долина Аррен, сказочно плодородная, совсем не пострадала во время боевых действий. Захочет ли сестра леди Кейтилин кормить бастарда своего зятя? В детстве Джону казалось, что она считает каждый съеденный им кусок.
— Охотиться можно, коли нужда придет, — вставил Вик-Строгаль. — Дичь в лесу еще есть.
— Кроме дичи, там водятся одичалые и кое-что пострашнее, — возразил Мурш. — Я бы не стал посылать охотников в лес, милорд.
«Где уж там. Ты и ворота бы запечатал навеки камнем и льдом». Половина Черного Замка согласна с лордом-стюардом на этот счет, другая половина исходит презрением. «Закупорим ворота, сядем черными задницами на Стену, а одичалые переберутся по Мосту Черепов или пройдут в ворота, будто бы запечатанные пятьсот лет назад, — сказал старый лесовик Дайвин за ужином два дня назад. — Нет у нас людей на сто лиг Стены, и Тормунд с Плакальщиком это знают не хуже нашего. Видали когда примерзшую к пруду утку? То же самое и с воронами». Разведчики почти все за Дайвина, а стюарды и строители больше склоняются к Муршу.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
