кашель, который обычно издают ораторы, перед долгой речью. Вслед за этим слабым кашлем из-за широкой спины капитана стражи показалась Хепзиба со своей служанкой, облаченная в прогулочное, но как всегда строгое платье. Похоже, из-за накатившего на него потрясения, Шариф совсем забыл о своей важной спутнице, и сейчас у него был вид как у сторожевого пса, пойманного за воровством бараньих окороков с хозяйского стола.
— Простите за такие резкие слова, леди Хепзиба. — покорно поклонился он, метнув злой взгляд на Феликса. — Не стоило вам самой спускаться сюда, я ведь говорил, что тут не место для таких благородных и честных особ…
— Тогда может мы тоже пойдем… — не удержался Феликс.
— Заткнись, сын шл… негодяй! — рявкнул на него Шариф.
— У меня возникло чувство, что в ваших словах я услышала некое недовольство, господин Шариф. — проговорила Хепзиба, прижимая к носу надушенный белый платочек, чтобы защититься от тюремной вони.
Феликс заметил, как гневно раздулись усы капитана стражи, будто из них вырывались неслышные остатки тех ругательств, которые не успели обрушиться на головы сбежавших заключенных.
— Конечно я недоволен, леди. — еле сдерживая крик, сквозь зубы проговорил Шариф. — Эти… негодники сбежали из тюрьмы!
— А разве вы не для того спустились сюда, чтобы их освободить? — подняла свою тонкую бровь Хепзиба.
— Я… да, вы безусловно правы, госпожа, но это совсем другое… они сбежали из заточения… — пробубнил себе под нос Шариф.
— Куда нас, хочу заметить, совершенно неприличным образом и несправедливо посадили. — вставил Феликс.
— Заткнись. — словно обиженный ребенок, которому нечего больше ответить, проговорил Шариф.
— Значит вопрос улажен. — сказала Хепзиба. — Пойдемте, господин Феликс.
— Постойте. — уже более уверенным голосом сказал Шариф. — Только из-за уважения к вашей благородной персоне, леди Хепзиба, я согласился закрыть глаза на проступки этого негодяя Лихта, но неужели вы, жена уважаемого Сафира, будете вступаться и за эту уличную шпану? — он кивком указал на Милу, который так сильно прижался к решеткам камеры, что те готовы были вот-вот рухнуть под тяжестью его тела.
— Госпожа… — тут же вставил Феликс, и одарил Хепзибу многозначительным взглядом.
Быстро оценив ситуацию, Хепзиба чуть задрала подбородок, и со всем возможным величием проговорила, метнув оценивающий взгляд на Милу: — Чем провинился этот юноша?
— Этот ублю… этот подлец посмел украсть у торговца антикваром ценный экземпляр. — тут же ответил Шариф. — Он сам в этом сознался!
— Да вы его просто запугали! — не выдержал Феликс. — Во имя святой Силестии, вы только взгляните на него, зачем ему понадобился этот нож? Вы не лучше меня знаете, мой уважаемый капитан, что это дело рук эспады. И я бы на вашем месте проверил своих подчиненных, так как уверен, что и среди стражников есть те, кто прикрывает шайки черных кузнецов.
У Шарифа был такой вид, будто ему влепили звонкую пощечину. Открыв от изумления рот, он готов было наброситься на Феликса, но строгий голос Хепзибы за его спиной остудил пыл разъяренного капитана.
— Все ясно. Тогда мы забираем и этого юношу.
— Но он украл товар. — сокрушенно проговорил Шариф. — Я не могу просто так отпустить преступника!
— Тогда я оплачу то, что он, якобы, украл. — отмахнулась Хепзиба, словно отгоняя назойливую муху. — Товар ведь для того и существуют, чтобы его покупать, верно? — с этими словами она достала небольшой позвякивающий монетами мешочек из красивой поясной сумочки, и передала его Шарифу. Второй рукой она все еще прикрывала платком нос, закрываясь от пропитанного мокрым смрадом воздуха темниц.
Взвесив в руке деньги, капитан, с кислым выражением на покрасневшем от злобы лице, подошел к дрожащему Милу, и, стиснув от злобы зубы, по-отечески похлопал его по бледным щекам, от чего тот вздрогнул, будто к его коже приложили раскаленную до бела кочергу.
— Повезло тебе, жирный сын шл… то есть я хотел сказать пухлый негодник.
— А теперь давайте уже покинем это неприятное место. — с раздражением сказала Хепзиба, разворачиваясь на каблуках. — Вы были правы капитан, когда говорили мне, что здесь не место для честных людей.
Вместе они поднялись по винтовой лестнице, и Феликс слышал, как тяжело дышит ему в затылок Милу. Здоровяк старался не отставать от него, и время от времени наступал своими неуклюжими ногами ему на пятки. Очутившись за пределами казарм, Феликс бросился благодарить свою спасительницу.
— Правду говорят, что в день Красного Ликования случаются чудеса, леди Хепзиба. Не иначе как сами Владыки послали вашу прекрасную персону ко мне на помощь. — с радостным облегчением проговорил он.
— Правильней будет сказать, что это был перепуганный архиепископ…. Или тот, кто на него слишком сильно похож. — поправила Хепзиба, направляясь к богатой карете, около которой ее уже поджидал лакей. — Нам следует многое обсудить, господин Феликс, и я не хочу, чтобы мой собеседник находился за прутьями дурно пахнущих решеток. — подойдя к карете, она подала руку лакею, и тот сопроводил ее к открытой двери. Феликс же успел оббежать повозку, и забраться внутрь с другой стороны.
— Надеюсь ваш друг не сочтет за оскорбление, то что я не приглашаю его последовать с нами. — безразличным тоном проговорила Хепзиба, не удостоив Милу и взглядом.
Феликс взглянул на здоровяка, который все еще испуганно топтался около ворот казарм, робко бросая взгляд на стражника, охранявшего железные двери.
— Не думаю, что он обидится. — ответил Феликс, думая, что Милу вряд ли бы вообще поместился в карету, настолько он был большим. — К тому же наш будущий разговор не очень понравиться невинным ушам этого мальчика.
— А вы, оказывается, еще и добры сердцем, раз так беспокоитесь о ком-то, кроме себя. — сверкнула глазами Хепзиба.
— Не стоит приписывать мягкость сердца в мои личные качества, моя дорогая леди. Все никсы обладают теплым сердцем, а иначе мы окоченели бы в своих каменных домах во время суровых северных зим. Но не будем терять время понапрасну, как вы должно быть знаете, я выполнил ваше поручение, но мне пришлось расстаться с этой важной вещью на полпути к темницам. — проговорил он, кинув подозрительный взгляд на заднюю стену кареты, за которой находилось место лакея. — Но не беспокойтесь, я прекрасно запомнил место, где ее спрятал.
Хепзиба издала еле слышный смешок, а ее лисий взгляд стал еще более острым, и будь он материален, то пронзил бы Феликса насквозь.
— Неужели вы думаете, что никто не заметил, как монах в карнавальном костюме, горланящей во весь голос оскорбления, спрятал сумку в груде тряпья? — хмыкнула она. — Не беспокойтесь, ее никто не успел взять. Точнее не смог взять… Только Синоху это кое-как удалось сделать. И это наша главная загадка, которую я хотела бы с
