крайней мере, какое-то время – блокады нет. Любой желающий может приплывать и отплывать – ход свободен.
Артавасдус, как дежурный офицер, отдал срочный приказ: о прибытии корабля – ни одного лишнего словечка. Но в Городе такие меры бессмысленны. Уже через час после того, как я добрался до причала, доки были переполнены – яблоку упасть негде. Мужчины и женщины, ручные тележки – несть им числа. Артавасдус запер ворота и выставил у них двойной кордон; случился небольшой конфуз – хоть они и справлялись на совесть с тем, чтобы никто не входил, это значило, что я не мог выйти. Было оглашено объявление – никакого корабля нет, расходитесь по домам. Толпа начала расходиться на закате.
Корабль был полностью загружен – сто двадцать тонн товара: тюки шелка, бочки с корицей, перцем и мускатным орехом, ящики с дистиллированной эссенцией розовой воды, изысканный тонкий бледно-голубой фарфор, жасминовый чай, шахматные наборы и зеркала в оправе из слоновой кости, ну и как тут забыть всемирно известные и по праву прославленные гобелены эхменов на фривольные темы.
– Вы что-нибудь из этого купите? – спросил Тельдо.
– Нет, – сказал я. – Этого добра нам не надобно. Нужна пшеница, вяленая рыба, сало, растительное масло, лампадное масло, пеньковая веревка и стрелы.
– К сожалению, у меня нет ничего подобного.
– Ладно, – сказал я Тельдо. – Если раздобудешь, клянусь тебя озолотить. И не тебя одного, а всех твоих родственников и знакомых тоже. Согласись, в жизни такой шанс выпадает лишь раз.
– А вдруг шердены возвратятся?
– Такое может случиться, – признал я. – Так что на твоем месте я отплывал бы прямо сейчас. Как скоро сможешь вернуться домой, загрузиться – и снова к нам?
– Не уверен, что мне это нужно.
– Понимаю, – хмыкнул я. – Вольному – воля. Но в таком случае я конфискую твой корабль.
– Но так нельзя!
Отчего-то мне захотелось рассмеяться. Ну да, нельзя. Это невозможно.
– Мне самому это не по душе, – произнес я. – Но по сравнению с ужасами, которыми я в последнее время занимался, кража твоего судна едва считается.
Дружбе конец. История моей жизни.
– В таком случае я согласен раздобыть то, что вам нужно, – сказал Тельдо. – Мы сможем вернуться сюда через пять дней, если повезет с попутным ветром.
– Вообще-то, – известил я его, – тебя на борту не будет. Ты останешься здесь. Таким образом я буду уверен, что твоя команда послушается. Они же не бросят тебя в беде, так?
Тельдо вздрогнул.
– Не бросят, – эхом повторил он. – Почти все они – мои родственники. Порядочные люди.
– Тогда им бы у нас не понравилось, – сказал я и налил ему еще.
* * *
– Объяснить это можно по-всякому, – сказал Нико, мой добрый гений бесполезных ремарок. – Предполагать что-либо рано.
У него зычный голос и четкая имперская дикция – голубая кровь, как иначе-то. Его отчетливо слышно за полмили даже в грозу.
– Говори потише, – шикнул я.
Его лицо сначала приобрело удивленное, а потом виноватое выражение. С такой проблемой сталкиваются все без исключения знатные робуры. Всю жизнь, где бы они ни были – на улице, дома, в отхожем месте или в постели с женой, – их постоянно окружает прислуга. Жить так невозможно, если только не убедишь себя, что обслуживающий класс глух как камень. Что, разумеется, не соответствует истине. И все равно люди вроде Нико не перестают удивляться своей неспособности сохранить что-либо в секрете.
Я хотел, чтобы он вел себя тихо, потому что мы стояли на помосте у Канонирских Врат, наблюдая, как пятьдесят Зеленых и сорок Синих заливают смесь воды, негашеной извести, песка и пемзы (хотите узнать точные пропорции? И не мечтайте) в яму в земле. Яму эту успели сделать копатели Огуза, прежде чем я утопил их. Рецепт этой странной смеси я добыл в Томе, на замерзшем, позабытом Богом севере: это своего рода замазка, разве что ее можно отливать как бронзу, изготовляя плиты, колонны и целые полы. Просто сколотите из досок основу и залейте этой штукой – как только остынет, станет твердой как камень и останется такой даже под водой. Надо думать, метод не прижился из-за практически повсеместного дефицита пемзы. Но у нас ее имелась целая жила – пролегшая в сердцевине Северного холма, от Холмовой улицы до Старого замка. Если моя армейская карьера закончится, можно сколотить целое состояние на этой замазке. Можно строить из нее города. Только представьте – ни каменных блоков, ни кирпичей, одна только моя чудо-смесь.
Но не стоит отвлекаться. Секретность мне требовалась от Нико единственно потому, что слухи о корабле, непонятно как пробившемся к нам, расползлись чумой по Городу, и пошли волнения. Корабли сулили уход из Города до того, как варвары ворвутся в него, а я все еще держал двойной кордон за воротами в доки, все так же плотно запертые на засовы. Словом, морские дела – не то, о чем мы с Нико могли говорить на публике, особенно если учесть, что девяносто с лишним бывших гладиаторов работали в непосредственной от нас близости и держали ухо востро.
– Ты-то должен представлять ситуацию получше, – заявил Нико, явно думая, что это считается шепотом. Смешно, ей-богу. – Ты же говорил с капитаном – что он рассказал?
– Что его корабль сбился с курса, а блокадный флот куда-то смылся. Это все.
– Ерунда какая-то, – возмутился Нико. – Сразу напрашивается вопрос: если у них есть корабли для блокады, почему они до сих пор не попытались напасть на нас с моря?
А я-то наивно полагал, что читаю его как книгу. Нико сделал вид, будто эта мысль только что пришла ему в голову – мысль, из-за которой я не мог нормально спать где-то со второго дня осады; но я-то понимал – он думал об этом тоже и не обсуждал со мной, так как слишком удручающе было выносить этот вопрос на обсуждение.
Тем не менее – это был отличный вопрос.
31
– Все очевидно, – сказала Айхма. Ей явно стало получше. К ней во вре´менные покои принесли огромную позолоченную софу с уймой атласных подушек, принадлежавшую в лучшие времена императрице Феофании. Я, конечно, не сказал ей об этом, чтобы лишний раз не пугать. – Сколько, говоришь, шерденских кораблей ты видел в Классисе?
– Семьдесят с лишним.
– Ну, наверное, это все, что у них есть. Этого хватит, чтобы перекрыть залив вплоть до Пяти Перстов, а ближе никто и не осмелится подойти из-за отбойных течений…
Я понятия не имел, о чем она говорит. Морские штучки, в которых я ничего не
