Марк Томсен вздохнул.
– Я не мог присутствовать при смерти моего ребенка. Они повезли его из реанимации в операционную, и когда мы на следующий день увидели его в морге, это был уже не наш сын. От него осталась лишь серая оболочка, черты лица были искажены, глаза склеены, потому что они изъяли у него даже сетчатку! – Его голос был спокойным, но в нем сквозила незаживающая боль. – То, как мой ребенок умер на операционном столе, было унизительно. В пятнадцать лет. Если у вас есть дети, вы, наверное, сможете понять, что я испытал и что живет во мне до сих пор.
– Да, я очень хорошо могу это понять, – кивнул Боденштайн, – у меня тоже трое детей.
– Наш брак всего этого не выдержал. Моя жена ушла от меня через два года, а я потерял работу.
– Чем вы занимаетесь сейчас? – поинтересовалась Пия.
– Я работаю в частной службе безопасности. – Томсен натуженно засмеялся. – Для чего-то другого у меня недостаточно квалификации.
– Вы ведь служили в Группе охраны границ 9, – уточнил Боденштайн.
– Давным-давно. Я ушел оттуда лет двенадцать назад.
– Стрелять невозможно разучиться.
– Это верно, – подтвердил Томсен, и в его глазах мелькнул ироничный блеск. – Как и ездить на велосипеде.
Он сказал это так сухо и буднично, что Пия снова осознала, кто был мужчина в джинсах и футболке, стоящий перед ней. В GSG 9 не берут первого попавшегося полицейского. Бойцы элитного подразделения, наряду с чрезвычайно тяжелой физической подготовкой, учатся преодолевать психические нагрузки на пределе своих возможностей, а при боевых действиях зачастую и сверх того. Из них готовятся высокоэффективные боевые машины, которым неведомы нерешительность и угрызения совести, то есть высококлассные киллеры.
– Вы знали Хелен Штадлер? – спросила она. Лицо Томсена стало еще более непроницаемым, но на долю секунды у него дернулись мышцы вокруг рта.
– Разумеется, – сказал он, – ее бабушка с дедушкой ведь тоже активные члены ПРУМТО. А почему вас интересует Хелен?
– Вы, конечно, знаете, что она погибла.
– Конечно. Я был на похоронах. Почему вы об этом спрашиваете?
– Мы предполагаем, что снайпер совершает убийства из-за нее и ее матери, – ответил Боденштайн. – Поэтому мы исходим из того, что он из окружения Хелен Штадлер.
– Н-да. И подумали, что это делает пришедший в негодность бывший стрелок из пограничной охраны. – Марк Томсен презрительно фыркнул и поставил чашку в мойку.
Пия повернула голову и посмотрела на огромного ротвейлера, который лежал в коридоре и внимательно смотрел на них янтарными глазами. Собака была столь же опасна, как и заряженное оружие. Равно как и ее хозяин.
– Дирк Штадлер назвал вас «вторым отцом» Хелен, – ответила она, – так что, по-видимому, у вас были с ней достаточно доверительные отношения.
Томсен скрестил на груди руки и посмотрел на них оценивающим взглядом, от которого у Пии по спине побежали мурашки. Мужчина вызывал у нее оторопь, и интуиция подсказывала, что здесь что-то не так.
– Йоахим Винклер – охотник, – сказал он. – Он неплохо стреляет. Как, впорочем, и друг Хелен – Хартиг. А ее брат – биатлонист. У них с Хелен были куда более близкие отношения, чем у меня.
– У Винклера болезнь Паркинсона, – пояснила Пия. – Без медикаментов он едва может держать стакан воды, не говоря уже о снайперском выстреле почти с километрового расстояния.
Где-то в глубине дома зазвонил телефон. Томсен вздрогнул и выпрямился.
– Извините, я на минутку, – сказал он коротко и исчез, прежде чем Боденштайн успел что-то возразить. Собака встала и преградила им дорогу. Когда Пия сделала шаг в сторону двери, чтобы послушать, о чем говорил Томсен по телефону, из глотки ротвейлера раздалось глухое рычание.
– Хорошо, хорошо, – сказала она животному. – Успокойся!
Через некоторое время Марк Томсен вернулся. Проходя мимо собаки, он ласково потрепал ее по голове и дал команду «Лежать!».
– У вас есть оружие, господин Томсен? – спросил Боденштайн.
– А что?
– Отвечайте на мой вопрос.
– У меня есть разрешение на владение оружием, но в последние годы я постепенно все распродал, потому что мне нужны были деньги.
– А квитанции?
– Разумеется.
– Как называется компания, где вы работаете?
– «Топсекьюре». – Томсен бросил быстрый взгляд на часы. Он, казалось, неожиданно занервничал.
– Где вы были 19 декабря между 8 и 10 часами утра, 20 декабря около 19 часов вечера, в первый день рождественских праздников в 8 часов утра и 28 декабря в обеденное время?
Глаза Томсена сузились.
– Что за чушь? – бросил он недовольно. – Я понятия не имею, где я был. Вероятно, здесь. Если у меня ночная смена, я сплю весь день.
– 19 декабря у вас была ночная или дневная смена?
– Ночная.
– Выходит, что на это время у вас нет алиби, – сделал вывод Боденштайн. – Таким образом, вы становитесь подозреваемым. Мотив, средства, возможности – вам все это известно как бывшему коллеге. Я просил бы вас проехать с нами.
Томсен ничего не ответил. Его взгляд вспыхнул, и он быстро обвел им небольшую кухню, прежде чем снова посмотрел на Боденштайна.
– Нет.
– То есть?
Томсен повернулся и выдвинул ящик. Прежде чем Пия успела понять, в чем дело, и среагировать, он приставил ей к голове пистолет, и она ощутила у своего виска холодное дуло оружия.
– Служебное оружие и мобильники на стол! – Тон приказа был недвусмысленным.
– Что это значит, господин Томсен? Вы ведь создаете себе проблемы, – запротестовал Боденштайн, но Пия молча достала оружие из кобуры и вместе с мобильником положила на стол. Руки у нее дрожали, а сердце бешено колотилось. Томсен производил впечатление человека, который не будет колебаться ни секунды, чтобы нажать на курок.
– Уберите оружие, – сказал Боденштайн на удивление спокойно, – пока ничего не случилось. И если вы сейчас отдадите мне оружие и поедете с нами, мы забудем все, что здесь произошло.
– Как бывший коллега я знаю, что это не так, – возразил Томсен. – А всякая чепуха для усмирения со мной не пройдет. Так что давайте.
Боденштайн посмотрел на Пию и положил свое оружие и телефон на стол.
– С вами ничего не случится, если вы не будете делать глупостей, – заверил их Томсен. – Сейчас вы пойдете впереди меня в коридор, а потом вниз, в подвал.
* * *
Любая работа доставляла им радость. Что может быть прекраснее собственного дома? Целый месяц они планировали и подбирали материалы для нового дома: ковровое покрытие для пола, обои, плитку в ванную комнату, перила, напольные панели для террасы. Сначала это был всего лишь строительный план и участок земли, но потом, наконец, началось строительство, и их фантазии день за днем воплощались в реальность. Беттина Каспар-Гессе каждый день приезжала на строительную площадку, делала фотоснимки, фиксируя постепенные преобразования будущего дома: бетонная ванна для подвала, фундаментная плита, каменные стены, первый этаж, второй этаж и мансарда. Она бродила в резиновых сапогах по грязи, беседовала с прорабом и архитектором, вносила в проект небольшие и более серьезные изменения и мечтала о том дне, когда они смогут, наконец, переехать, осуществив свою давнюю мечту. Прежняя квартира на Штернгассе стала слишком маленькой для детей, им безотлагательно требовалось более просторное помещение, чем пара квадратных метров, которых раньше вполне хватало. В новом доме места было достаточно! Большие комнаты, игровая в подвальном помещении и собственный сад с качелями, бассейном и большим батутом! Беттина наслаждалась тем, что, въехав на машине в гараж, она прямо оттуда попадала на кухню. Наконец-то больше не нужно тащить через всю парковку, а потом на третий этаж тяжелые сумки! Она улыбнулась и провела рукой по дубовой столешнице. Еще утром она проснулась с чувством глубокого удовлетворения, когда, встав с постели, посмотрела в большое, доходящее до пола окно на лес. Она благодарила судьбу за те отрадные изменения, которые произошли в ее жизни в последние десять лет. Когда она со всей силой отчаяния освободилась от своего страшного первого брака, то и мечтать не могла о том, что однажды все изменится таким чудесным образом, но потом случайно встретила Ральфа, свою юношескую любовь. Он ее поддерживал, никогда не терроризировал, как прежний муж, которому ничего не удавалось, и он из злобы начал пить и поколачивать ее. Тень прошлого давно улетучилась. С Ральфом в ее жизнь вернулся покой. Он подарил ей двух чудесных детей, хотя она уже не смела и надеяться, что станет матерью. Дом был венцом ее счастья. Ее дом. Ее собственные четыре стены. Ее мебель. Все получилось именно так, как они с Ральфом себе представляли, когда вечерами просиживали вместе над проектом, фантазировали, хохотали и производили расчеты. В один прекрасный день они рассчитаются со всеми долгами и вместе встретят в этом доме старость. Седые и исполненные любви друг к другу.
