не просчитала саму себя. Она даже не знала, что мать дала ей имя Мирослава. Нарисовала столько уравнений смерти для чужих людей, а свое собственное расшифровать не смогла.
– Она не Алла… – смотрел Камиль на рисунок.
– А ты не убийца, Камиль. Ты врач и криминалист, владеешь пальцевым кунг-фу. Ты сам сказал про анкету: слова – это заклинания. Они не превращают мечту в реальность.
– И кто наша фея? Мужик с седыми усами в детективном бюро?
Я подняла одну из сшибленных Камилем книг.
– «Психология криминалиста. Первый курс»… ты хоть видел, кто автор?
– Нет.
– Он. Воеводин.
– Там же нет имен, на обложке нет.
– Но буква его. Он подписывает так каждое свое письмо, смотри: автор С. В., соавтор А. Б.
– СВ и АБ?
– Ну да… и напечатаны «В» и остальные буквы – точная копия того, как пишет Воеводин.
Щелкнув по телефону, я продемонстрировала Камилю его последний скан.
– Кто такой этот АБ? – задумалась я.
– Или… кто такая… – посмотрел Камиль на меня в упор, и с ним случился самый сильный приступ из всех, которые я видела.
Перестав слушать его отговорки, я вызвала «Скорую» и провела с ним в отделении всю ночь, пока Смирнову ставили капельницы.
На смену мне утром приехал Воеводин. Видя, как Камиль от него отвернулся, я понимала: этих двоих ждет долгий разговор. А еще я наконец-то поняла, почему Камиль не мог смотреть мне в глаза все это время.
Он видел – ее. Кем бы она ни была.
Камиль любил, а она разбила ему сердце. Точнее, череп.
Мой же череп раскалывался от бессонной ночи. Отправившись домой кормить Гекату, я не забыла покормить и себя, завернув на кофеек к Алине.
У нее был перерыв, и мы разместились за дальним столиком на веранде. Алина рассказывала мне про знакомство с будущими свекрами, хохотала над тем, как закупала им матрасы для ночевки, закладывая весь ламинат съемной студии, где разместилось пятнадцать человек. Как они заказали суши и лопали их на полу, пока смотрели мюзикл по телевизору.
– А у тебя как прошла неделя? – интересовалась сияющая Алина.
А что у меня? Почти то же самое. Бабуля накормила Макса овсянкой, когда Воронцов-старший после похищения отыскал нас с Максом на вертолетах в глухомани. И на каких-то матрасах я тоже спала.
Незаметно для себя я задремала, пока меня не разбудил поцелуй бабочки.
Максим поправлял на мне плед из кафешки, аккуратно гладя по волосам.
– Пойдем домой.
Он собирался взять меня на руки, но я быстро очнулась и подскочила со стула как ошпаренная.
– Порядок! Не сплю… я не сплю!
– Алина сказала, ты спишь тут пятый час.
– Сколько? Что-то частенько меня стало вырубать без моего разрешения… Алин, что у вас за кофе такой слабенький! Бескофеиновый? Я же выпила три чашки подряд!
– Заметно, – скрестил Максим руки, наблюдая, как я делаю художественную растяжку в вертикальном шпагате переменно с бегом на месте трусцой.
– А чего ты такой нарядный? – заметила я на Максиме фрак с бабочкой, только не черный, а темно-изумрудный, с орнаментом в виде повторяющихся пауков.
– ДР Полины. Можем не ходить. Хочешь в кино или поваляемся дома?
– Как не ходить? А платье из Венеции?
– Из Вены.
– Тем более! Ты столько усилий приложил. И вон бабочка у тебя… с пауком! Поможешь мне надеть китовый ус?
– Там леска. Я не живодер, чтобы китовые усы выдергивать.
Первое, с чего началось разоблачение куколки и становление бабочки, стал душ. Волосы, как всегда, сушить не стала и тем более крутить локоны. Высохнут – сами чуть-чуть завьются.
– Скажи, что на тебе три бюстгальтера, – провел Максим пальцем по влажному предплечью.
Если он сейчас поцелует меня своей фирменной бабочкой, мы точно не попадем на бал, а реализуем фантазию, что не воплотилась в спальне Аллы, когда я ткнула его пальцами в глаз.
– И трое трусов, – потянула я за край его галстука-бабочки поверх тугого белого воротника.
– Я буду мечтать о тебе весь вечер…
Он поднял с пола колокол юбки, и, держась за плечи Максима, я шагнула внутрь.
– Тут еще подъюбник. Сначала его или после? Инструкции по сборке в коробке не было?
– Оставь так. Без нижних колец удобней.
– А панталоны? – рассматривал он длинные шелковые наволочки с резиночками, в которые только забыли метровые подушки вставить.
Я попробовала пройтись, понимая, что расшитая золотыми и серебряными нитями парча царапает ноги.
– Надену, – схватилась я за край панталонины.
– Но тогда их будет четыре, – подсказал Максим, провоцируя меня.
Юркнув руками под юбку, я избавилась от одних трусов, заменив их панталонами.
– Кира… сделаешь так еще раз, и мы точно никуда не попадем, – ослабил он бабочку на шее, почти ее развязав.
– Затянешь корсет?
– Может, попросить Алину? – обмахивался Максим крышкой от коробки с платьем.
– Ее смена закончилась. Теперь до утра там Федор. Хочешь увидеть, как я, облокачиваясь локтями о высокую столешницу, прогибаю спину? Мой рот приоткрыт от частых и резких движений, пока Федор раз за разом натягивает тонкие шнуры корсета, вздымая мое тело вверх, шепча: «Сильнее, Кира? Еще сильнее, да? Я боюсь все порвать!»
Максим отбросил картонку и подхватил меня на руки, прижав к стене. Моя спина прислонилась к прохладным обоям аккурат между воткнутых в них рукоятей спортивных ножей. Я обвила Максима ногами, пока его руки скользили по шелковым панталонам вверх и вниз. Упершись мне в лоб, Максим сжимал губы, пытаясь привести дыхание в норму.
– Я буду ждать этого момента… – опустил он меня ногами на пол.
Стоя к нему спиной, я чувствовала быстрые резкие толчки его… рук! Он все-таки был джентльменом! И сколько ни шутил про шибари и свечной воск во всех местах, со мной в постели Макс всегда был нежен и заботлив.
…а потом тончайшие шнуры корсета закончились.
– Готово, – опустился поцелуй-бабочка мне на плечо, и настала моя очередь вспоминать, что я леди.
Я же в платье. Отправляюсь на бал! Мы даже сделали селфи, послав фото моей бабушке, родителям и его отцу, словно образцовые выпускники элитарной гимназии.
Максим открыл мне дверцу арендованного лимузина, ожидавшего у подъезда. Он подал руку, улыбнувшись, когда заметил вместо туфель на ногах удобные кеды, которые я разрисовала офисными маркерами.
Затолкав следом за мной юбки платья, он забрался в салон.
– Погасите светомузыку, – надавил Максим на кнопку связи с водителем.
Неоновые розовые и синие подсветки мгновенно исчезли, оставив на потолке лишь россыпь золотистых крошечных лампочек-светлячков.
– Можем их посчитать, – предложил он.
– Ты это помнишь? – удивилась я. – Помнишь, что я считаю звезды на ночном
