женщиной, баронессой, как она себя называла, и она меня многому научила. Я стала писать о ней, стараясь положить на бумагу ее рассказы об удивительной судьбе. Она плакала и спрашивала — как я поняла и увидела ее жизнь?
А мне хотелось просто помочь ей освободиться от старой боли, потерь. Это была практически психотерапия для нее.
Надо сказать, что я была очень деликатна в описании событий той ее старой жизни, не лезла «под кожу».
Но по-хорошему этот рассказ должен быть когда-то переделан, дополнен ужасными событиями, случившимися позже, осмыслен и проанализирован причинно-следственными связями. И вообще я вижу сценарий фильма по этой истории.
Вижу героев этой истории, как наяву.
Принстонская встреча Правдивая история Ирине и Александре С. посвящается
Так случилось, что, приехав в Америку в краткосрочную командировку, мы с мужем поселились в Принстоне — маленьком городке в часе езды от Нью-Йорка, где находится элитный Принстонский университет. Городок снобистский, дорогой.
Светлана Сталина, жившая там первое время после отъезда из России, написала «Книгу для внучек» и, получив за эту свою первую книжку гонорар, исчислявшийся семизначной цифрой, истратила его в Принстоне очень быстро и в этой своей книге написала, что уехала оттуда по причине дороговизны жизни.
Этот знаменитый городок привлекал и привлекает известных и состоятельных людей не только университетом. Здесь роскошные парковые места штата Нью-Джерси, и многие богатые люди имеют там вторые дома (дачи, как это называется у нас).
Мы поселились там, потому что у моего четвертого мужа были в этом городе дела, он был сноб и, главное, за аренду дома платила фирма, в которой он работал.
Когда мы уезжали из Москвы, муж сказал, что не надо брать ничего с собой — мы всё купим там в «хороших» магазинах.
И я приехала с небольшим скарбом, старым, предназначенным на выброс через очень короткое время.
Муж выехал в Америку раньше меня на пару месяцев, и когда он встретил меня в аэропорту Нью-Йорка в январе, я была в длинной роскошной шубе из крашеного песца. Я была измучена десятичасовым перелетом, взволнована, мне было жарко, и, узнав, что до места надо еще ехать два часа, я пришла в уныние.
На улице лил дождь и было очень тепло, градусов эдак пятнадцать по Цельсию.
Меня очень укачало в машине, на вынужденных остановках я испортила всю роскошную шубу и уже не реагировала на замечание знакомого моего мужа, который вел машину, что, к сожалению, они имели мало времени найти хорошее жилье и сняли первую попавшуюся хибару на короткое время.
Въехали в маленький хорошенький городок уже затемно и остановились около симпатичного двухэтажного домика. Наверное, мы будем жить в подвале, подумала я, но тошнота подступала опять, и я мечтала только остановить свое движение, продолжающееся уже более тринадцати часов.
С ожиданием тоскливого зрелища я вошла в прихожую и обмерла. На меня смотрели зеркала, хрустальные люстры и бра со стен, бархатная мебель, толстенные книги по искусству, изумительный фарфор и серебро из элегантных треугольных стеклянных шкафов в углах. Я в мокрой и грязной шубе опустилась на ступеньки резной лестницы, покрытой ковром, и заплакала.
Мои ожидания дурного и усталость взбудоражили нервную систему, и она взорвалась слезами. Муж и его знакомый растерялись и принялись объяснять, что это был сюрприз.
Дому было более пятидесяти лет. Он принадлежал профессору Принстонского университета в третьем поколении и был сдан на год в аренду со всем старинным и дорогим содержимым.
Очень смешно было увидеть в шкафах спальни на втором этаже нераспечатанное постельное белье от «Кристиан Диор», в то время как мой муж посоветовал мне взять «старенькую простыню и пододеяльник на первое время».
Началась удивительная после безумной Москвы, непривычно пассивная, слишком сытая жизнь. Вес, депрессия, ностальгия нарастали с каждым днем.
В это время знакомый моего мужа, встречавший меня в аэропорту, получил очень высокое повышение по службе, собираясь вернуться в Москву перед новым витком карьеры. Уезжая, он предложил нам взять часть их хозяйственного скарба, чем мы решили воспользоваться, понимая, что рано или поздно фирма перестанет оплачивать дорогой дом и нам придется начинать жизнь с нуля.
Набрав огромные тюки разного барахла (халява, сэр!) в его нью-йоркской квартире, мы, не имея еще в то время машины, попросили довезти нас до вокзала и сели в пригородный поезд до Принстона. Около полуночи мы стояли на платформе Принстона и ожидали другой, маленький, местный двух — или трехвагонный «поезд-подкидыш», который приходил к прибытию поезда из Нью-Йорка и подвозил пассажиров в центр университетского городка, где мы собирались взять такси до дома.
На платформе ожидали всего несколько человек. Мы разговаривали по-русски, и неожиданно к нам подошла худенькая женщина.
Она спросила нас, русские ли мы — на русском языке с сильным акцентом, и мы разговорились. Она выглядела поистине странно: немолодая, одетая в ободранную старую норковую шубу, в очень странной шапке и каких-то доисторических ботиках. Манеры ее были очень мягкими и, как говорится, дворянскими. Вообще она выглядела очень милой, дружелюбной, но что-то казалось необычным.
Было уже за полночь, и она, удивившись, что мы с такими огромными тюками (это здесь непривычно взгляду, как она только не приняла нас за домушников!), предложила подвезти нас на машине. «Если я ее найду!» — добавила она, что произвело на нас еще более странное впечатление, чем ее одежда, манеры и пребывание ночью одной на платформе пригородного поезда.
Правда, она сказала, что была «в концерте».
После долгих поисков среди запаркованных машин она нашла свою и быстро довезла нас до дома, чему мы несказанно обрадовались, ожидая всего что угодно от такой дурацкой ситуации. Она попрощалась с нами тепло, не дав ни телефона, ни адреса, ни фамилии.
Через несколько дней, когда мы уже стали забывать о странном знакомстве, Ирина, так ее звали, появилась на пороге. Она привезла вкусные пирожные, и мы мило поговорили о России.
Эта
