Валюта на территории Союза, конечно, не ходила. Даже за её хранение можно было надолго загреметь куда положено. Тем счастливцам, кому удавалось поработать за границей, государство обменивало их валюту на специальные чеки (сертификаты). А отоварить эти чеки было возможно опять-таки только в специальных магазинах с фирменным названием «Берёзка» — народ говорил: «Берёза». «Берёзки» делились на промтоварные, продуктовые и аппаратурные. Существовали ещё и запредельные валютные, но к ним не иностранец даже близко подойти не мог.
Товары, продающиеся в «Берёзах», были по-настоящему заграничные: никаких тебе Болгарий (кроме дублёнок) и никаких Чехословакии (кроме богемского стекла). А так всё Бельгия да ФРГ. В общем, очень привлекательно.
И, конечно же, чеками начали приторговывать оборотистые люди. Цена и покупательская способность чека зависела от цвета и наличия полосы: так себе, не очень — с жёлтой полосой, боль-мень нормальные — с синей, а уж совсем мечта, отвал башки — вообще без полосы. Бесполосые! Некоторые вещи можно было приобрести ТОЛЬКО на чеки какой-то одной категории, поэтому и покупал народ эту странную валюту под определённый, по явившийся недавно в продаже товар. Например, под дублёнку особого фасона, продающуюся только за «жёлтую полосу» или под магнитофон — за «синюю». Кстати, логики в этом не было никакой.
А приобретались чеки у спекулянтов, отирающихся около «Берёз». Назывались они чекистами или подберёзовиками — кому как больше нравилось.
Появились девушки, одаривающие своим вниманием только за чеки, — чекистки. Как завещал Феликс Эдмундович, головы у них были холодные, сердца горячие, а руки и ноги — относительно чистые.
Позволить себе полностью — с ног до головы одеться в вышеперечисленный клоуз, кроме профессиональных фарцовщиков, не мог практически никто, поэтому молодёжь, исповедовавшая хипповый пацифизм и битловскую музыку, чаще всего ограничивалась длинными волосами, джинсами да маечкой, купленной но случаю. Кстати, красивую майку с броской непереводимой надписью надыбать было ещё сложнее, чем штаны. Поэтому майки берегли, стирали аккуратно, а то и вовсе не стирали, штопали, подшивали, и они служили годами, надолго, а то и на всю жизнь давая клички своим хозяевам. По Психодрому лет пять шлялся Вовка Омнибус, на майке которого когда-то было изображено нечто вроде высокого двухэтажного автобуса, а по Калининскому гордо разгуливал Серёга Дебил, года три демонстрируя майку с канадской выставки деревообрабатывающих станков «De Bille».
Сильный фурор однажды произвела джинсовая рубашка, на изнанке которой кто-то внимательный разглядел маленькую этикетку с надписью «prison № 34» (тюрьма № 34). То ли действительно к нам неведомыми путями попала рубашка американского заключённого, то ли пошита она была в этой тюрьме, только поглядеть на раритет на Психодром приезжали из отдалённых районов.
Конечно, молодёжь не постоянно думающая о строительстве коммунизма, а отвлекающаяся на всяких там Битлов-Роллингов очень раздражала власти. Длинноволосые заджинсованные юнцы настолько выбивались из румяного плакатного ряда мордастых бамовских комсомольцев, что только законченный ангел вроде матери Терезы не начал бы их тут же хомутать по полной программе. Но матери Терезы в семидесятых в Союзе водились в очень ограниченном количестве.
«Хомутать» — это тоже слово из тех времён. Преступника или хулигана милиция могла задержать, арестовать или в крайнем случае повязать, но уж никак не захомутать. Ведь хомутали обычно не менты, а какие-то мутные структуры вроде комсомольских оперотрядов, сросшихся со спецотделами КГБ по делам молодёжи.
Для самих хомутов «захомутать» означало под любым предлогом забрать несколько волосатиков в опорный пункт народной дружины, поиздеваться там над ними всласть, при удаче избить, а при санкции подстричь тупыми ножницами для металла.
В какой-то момент в самодеятельной продаже на точках вдруг появились штаны с американским флажком на заднем кармане. Как ни странно — «made in Югославия». Джинсы были качественные и шли нарасхват, но наличие на них символики в лице флага самого махрового антикоммунистического государства делало попавшихся хомутам носителей очень уязвимыми для обвинения в пропаганде капиталистического образа жизни.
Самые умные и хитрые серьёзно отбрёхивались: «Так ведь это же на жопе!»
Порой это выручало.
В любом случае захомутанные, как правило, за отсутствием состава настоящего преступления к вечеру отпускались и плелись домой под одеяло зализывать раны и отращивать волосы до следующего раза.
Ну никак ребята, уделявшие своей внешности такое внимание, государство устроить не могли. А зря! Из волосатиков потом много хороших людей повырастало, да и Пушкин в своё время писал: «Быть можно дельным человеком и думать о красе ногтей».
Для девчонок, у которых был физический недостаток — косолапие, настал звёздный час. Держать ступни под углом сорок-сорок пять градусов стало так же модно, как носить короткие юбки ВООБЩЕ. Трудно сказать, откуда взялась такая манера, — наверное, её выдумали девицы со слегка кривоватыми ножками. То, что раньше маскировалось юбками средней длины, с вхождением в моду «супермини» стало невозможным. Пришлось прибегать к особенным ухищрениям. И заинтересованные молодые дамы к подобному ухищрению прибежали. Конечно, с модным косолапием большие проблемы возникали у юных балерин, но, с другой стороны, кривоногих танцовщиц не так уж часто берут в балет.
Белые короткие носочки, также мгновенно вошедшие в моду вкупе с косолапием, придавали девчонкам небывалую сексуальность, с успехом накладывавшуюся на общий принцип свободной любви под лозунгом «Make love, not war!» — буквально «Делайте любовь, а не войну!»
Естественно, войну у нас никто делать не хотел, зато любовь делали с удовольствием и совершенно замечательно.
Официально джинсы считались одеждой антисоциальной. На первом, втором и третьем этапе в них не пускали в кафе и рестораны. Тем не менее все, кому было положено настаивать на идеологическом вреде джинсовости, после работы с удовольствием напяливали американские штаны и отдыхали в них от чёрных глухих костюмов.
Как ни странно, первые шаги по публичному признанию джинсов выходной одеждой сделал комсомол. Комсомольские деятели средней руки стали появляться на молодёжных мероприятиях в джинсах и… пиджаках с галстуками. Таким образом, верх функционера с непременной кожаной папочкой олицетворял официальность мероприятия, а низ — крайний демократизм и близость к народу.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
