— Если конечно между нами все еще что-то будет,— проворчал Антон, чувствуя, что она говорит правду.
Рита придвинулась к нему, а Антон, почти машинально накрыл ей голову капюшоном.
— Промокнешь.
— Мне нет до этого дела.
— Я, ты знаешь, почувствовал уже тогда, в аэропорту, будто мы с тобой знакомы сто лет. Ты показалась мне очень близким и родным человеком. Не суди меня строго, мне действительно так показалось. Говорю вещи, которые сплошь и рядом звучат в любой мелодраме, но ведь других слов не придумано. Я наивный и глупый мальчишка, простой русский романтик. Человек прошлого.
Рита достала из кармана куртки пачку сигарет, закурила. Эта скамейка, осенний дождь и смешивающийся с озоном аромат табачного дыма отчего-то напомнили Антону его деревенское детство с бесконечными ночными посиделками. Стало легче дышать, будто вновь открылись миру усыпленные «жизненным опытом» части сознания.
— Антон,— прошептала Рита,— я не совсем уверена в себе, но ты меня послушай еще немного, а после уж сам решай, будет между нами что-то или нет.— Рита достала из пачки вторую сигарету.
— Дай мне тоже одну,— попросил Антон.
— Вот, пожалуйста… Мне действительно поручили конкретное задание, связанное с тобой и твоим другом, причем, это был мой первый опыт подобного рода… Я ведь служу не в оперативном отделе. Впрочем, это уже действительно не важно. Скажу только, я сама напросилась. Изучение проблемы реституции, то есть возвращения культурных ценностей, связано с работой в архивах, в том числе, в архивах «Аненэрбе». А в этом вопросе мы очень рассчитывали на наших русских коллег, потому что большая часть документов института оказалась в конце войны в СССР. Но всерьез эти бумаги у вас долго никого не интересовали, кроме, пожалуй, одного человека по фамилии Погоний…
— Карен Федорович,— спокойно заметил Антон.
— Да, Карен. Именно благодаря его усилиям Шерхорну сошли с рук все его подвиги в России. Мы понимали, что находясь за решеткой, он вряд ли сумеет привести нас к тайне, за которой охотился.
— Хорошо, это более-менее понятно,— заметил Антон.— Но отчего две могущественные спецслужбы так заинтересовались историей простого ефрейтора Ральфа Мюллера?
— Ничего удивительного,— Рита улыбнулась.— В поисках реликвий, культурных ценностей, утраченных раритетов не бывает мелочей. Приходится по крупицам добывать информацию. Бывает, что самый незначительный, на первый взгляд, документ в итоге приводит к разгадке. Именно мелочи помогали совершать величайшие открытия и находки. У нас говорят «es kommt doch endlich an die Sonnen».
— Что это значит?
— «Все тайное в итоге становится явным», примерно так можно перевести на английский.
— А у нас говорят: «Сколько веревочке не виться, а кончику быть».
— А как это переводится?
Антон попытался дословно перевести эту пословицу на английский язык.
— Образно… Кстати, хотела тебе еще раз сказать, что мне очень нравится, как звучит русский язык. Ты мне читал, я помню.
— Я тебе водительские права свои цитировал. Но, если хочешь, потом чего-нибудь прочту,— ответил Антон и улыбнулся.— Продолжай, пожалуйста.
— Хорошо. Итак, в самом начале любого расследования никто не знает, к чему приведет эта самая «веревка», как ты говоришь. Быть может, мы нападем на след «Янтарной комнаты» или отыщем пропавшие картины, а, может быть, напишем новую страницу в истории самого Священного Грааля.
— Ты знаешь, что Шерхорн рассказал нам в деревне?
— Да, в общих чертах… Он говорил про Копье Судьбы?
— Точно, мы даже нашли его копию.
— Меня удивляет всеобщая уверенность в том, что это копия. Впрочем, если там был Карен… Он большой специалист в этих делах. В любом случае, все документы по экспедиции, в которой числился Шерхорн, находятся у вас, в России…
— Бог с ним, с Шерхорном, Рита. Если честно, мне жаль только, что мы так и не отыскали следов дяди моего друга. А в копья, граали и другие чудеса я не верю. У нас в России чудеса были запрещены несколько десятилетий. Вот и повывелись. Остались только лешие и ведьмы, которых мы зовем бабами Ягами. Да, а как ты узнала, что мы с Ральфом отправимся в «Хофброй»? Вы что, прослушивали наши телефонные разговоры, следили за нами?
— Не усложняй, пожалуйста, Антон,— Рита засмеялась. Она смеялась впервые с того момента, как они встретились в лобби гостиницы «Форель».— Во-первых, у нас не было санкции на прослушивание разговоров…
— Рита, Рита, не говори мне только, что ваши спецслужбы действуют только в рамках закона. Они тогда ничего и никогда не могли бы добиться…
— Антон, наверное, все-таки, не очень важно, как мы узнали, что вы будете обедать в «Хофброе». Или тебя это интересует в первую очередь?
Рита сделала ударение на фразе «в первую очередь».
— Ладно, не буду спрашивать. Пока не буду,— Антон улыбнулся.
— И правильно. В ресторане я тебя сразу узнала, хотя у меня была не очень качественная фотография…
— Раз у тебя есть моя фотография, для восстановления справедливости мне понадобится твоя.
— Увы, со мной лишь водительские права, и мне придется либо отдать тебе их, либо отложить восстановление справедливости на потом… Так вот, я тебя узнала, а потом ты подошел ко мне. Подошел почти сразу, что меня, как сотрудника, выполняющего задание, должно было обрадовать, но на самом деле немного расстроило.
— С какой стати?
— Ты показался мне довольно симпатичным и интересным. По крайней мере, издалека. И вдруг действуешь, словно тривиальный ловелас.
— А какая разница-то, если я всего лишь «объект» для разработки? Все-таки, женщины устроены по-особенному, даже женщины-разведчицы… Рита, признаться тебе, когда в последний раз я вот таким или похожим образом знакомился с девушкой? А, так тебе не интересно? А я все равно скажу: это было десять лет назад! Так что мой поступок — исключение, а не правило.
— Похоже на правду. Как можно тебе не верить, если ты до сих пор не разучился краснеть?
— Брось, когда это было?
— Да вот, например, сегодня при встрече в гостинице!
— Ну, окей, может быть. Хорошо, что сейчас темно… Рита взяла его за руку, прошептала, крепко сжимая пальцы:
— Не так темно, чтобы не видеть твои глаза… Самые красивые глаза на свете… В тот вечер мы с тобой ужинали, гуляли, разговаривали и, к своему стыду и ужасу, я поняла: со мной что-то происходит. И я сразу почувствовала, что ты-то как раз не можешь быть на стороне «плохих парней». Меня это порадовало. К тому же, я сто лет ни с кем так долго не разговаривала на разные темы. Мне было с тобой очень интересно, а потом, если честно, ты мне просто очень понравился.
— Ты, наверное, вся в работе, все время занята в своих архивах, а тут парень из России…
— Хочешь сказать, подвернулся русский, что еще нужно немецкой архивной крысе?
— Не говори так, Рита, ведь знаешь, что ты уникальная, ты… ты очень красивая. Впрочем, это все не то. Ты необычная, ты умница, я таких не встречал. И достойна ты самого лучшего на свете принца, а не русского пьяницы.
Рита крепко сжала его руку. Антон мог поклясться, что в эту самую минуту он прочел в ее глазах нечто большее, чем секундный «приступ нежности».
— Кстати, пьяница,— прошептала Рита,— мне что-то холодно. А ты меня совсем не обнимаешь сегодня. Может, пойдем где-нибудь посидим, кофе выпьем?
Антон обнял Риту и поцеловал в щеку.
— Зачем же кофе,— с наигранным смущением произнес он.— Я тут прихватил с собой кое-что. Это тебя согреет.
Он достал из кармана куртки небольшую бутылочку местного бальзама «Ягертее». Седобородый охотник лукаво подмигивал с этикетки.
— И как тут не поверить, что все русские пьяницы,— Рита всплеснула руками.— Что это у тебя? Дай-ка взглянуть? Ого! Шестьдесят градусов! За кого ты меня принимаешь?
— Я принимаю тебя за германскую разведчицу, выполняющую секретное спецзадание. Если хочешь еще что-то у меня выведать — пей!
— Хорошо, ты прав,— Рита решительно взяла бутылочку в руки.— Пускай это будет частью моей работы, тем более, что ты еще не все мне рассказал, верно?
— Далеко не все,— кивнул Антон.
Рита сделала глоток, сморщилась, Антон протянул ей шоколадку — прихватил несколько штук из вазочки на стойке регистрации отеля.
— Майн гот!— прошептала она, протягивая бальзам Антону.— Ваша очередь, товарищ.
— Охотно. Кстати, я заметил, когда ты пьешь крепкое, всегда переходишь на немецкий. Почему?
— Ты тоже не замечаешь, как иногда ругаешься по-русски, я же слышу.
Антон выпил и почти сразу согрелся.
—Ты больше ничего не хочешь мне сказать, Рита?— спросил он.
— Много всего… Когда я провела с тобой ночь, это еще могло выглядеть как смелое оперативное решение с моей стороны, но мой поступок в аэропорту Штрауса… Об этом стало известно. Я не знаю, каким образом. Но, тем не менее, мой поступок не поняли, пришлось объясняться. Хорошо, что кредит доверия еще не был исчерпан…
