— Значит, он осознал, — голос Марины дрожал, — что мы не в силах ничего изменить… Муравью не дано поднять над собой слона. Андрей! Мы примем свою участь так же достойно, как Христо и Букашка. Я рада умереть с тобой, Андрей, и ни о чем не жалею.
— Заткнись.
Марина умолкла.
— Ты лучше б рассказала, как очутилась на привязи Киркорова.
— Ревнуешь?
— Нет. Просто хотелось бы знать.
— Хорошо, расскажу. Хотя особо —нечего. Среди ночи в мою келью ворвались двое особистов и Киркоров. Киркоров сообщил, что уже год работает на Лорд-мэра и надел мне на шею эту гадость…
— Выродок.
— Да. Затем меня привезли сюда и держали на цепи в каком-то погребе.
Ее голос сорвался. Из темноты до меня донеслись приглушенные рыдания.
— Я отомщу, — до боли сжимая зубы, сказал я. — Клянусь, отомщу. Игрок засиделся во мне, пора выпустить его на свободу.
— Не нужно, Андрей.
— Что не нужно?
— Не нужно мести. Не нужно крови. Если бы Лорд-мэр пощадил нас… Андрей, ты помнишь, как хорошо нам было в Джунглях?
— Помню.
— Уйти в Джунгли, жить там, растить наше дитя —ведь это и есть Серебристая Рыбка. Неужели Лорд-мэр не простит нас?
— Простит.
Мне показалось, что я ответил ей достаточно уверенно.
Простит? Едва ли. Лорд-мэр, он же Невзоров, он же отец Никодим заигрался и, очевидно, наша с Мариной казнь станет лишь эпизодом его игры. Нужно бежать отсюда.
Я приблизился к стене: камень. Попробовал на прочность решетку —прутья даже не шелохнулись. Пол —бетон. А главное, — усталость, ворочающееся в душе неверие, что нам и на этот раз удастся спастись. Ну, куда отсюда сбежишь? Как хорошо, что темнота, и Марина не видит отчаяния, наверняка отразившегося на моем лице.
Скрежет у двери заставил меня встрепенуться. Кто-то идет! Возможно, Лорд-мэр или его посланник, с тем, чтобы объявить нам: «Вы помилованы».
Сердце беспокойно стучало в груди. Дыхание срывалось.
Под потолком вспыхнула желтая лампочка. Я зажмурился. Когда распахнул веки, увидел стоящего в узком пространстве между моей и Марининой клетками Киркорова. Все лучше, чем тьма и отчаяние…
Киркоров угрюмо смотрел на меня. Марина сидела на деревянном настиле в своей камере; она словно не заметила его появления.
— Чего ты приперся сюда, мразь? — не выдержал я. — Хочешь спеть нам?
Киркоров откинул со лба седые волосы.
— Прибереги свое остроумие для виселицы, Островцев. Я пришел не к тебе.
Он повернулся к Марине. Та равнодушно взглянула на него и отвернулась к стене.
— Послушай, — Киркоров взялся за прутья ее клетки, — я шишка при Лорд-мэре и в моих силах… Короче, я могу открыть твою клетку. Пойдешь со мной?
Меня захлестнуло бешенство, но тут же сменилось холодным, как сталь на морозе, пониманием: да, это единственный выход.
— Пойдем со мной, Марина, — увещевал Киркоров. — Зачем тебе сдыхать с диким? Он, каким был в Джунглях, таким и остался… Лорд-мэр присвоил мне статус певца Армии, и со временем я стану конунгом.
— Он прав, Марина, — негромко сказал я. — Иди с ним.
Киркоров удивленно обернулся.
— Слышишь? Даже дикий понял, что к чему.
Марина вдруг прекратила рассматривать стенку, кинула на меня пылающий взгляд.
— Иди с ним! — крикнул я.
— Пошли вы оба на хуй, — отчетливо сказала она и прилегла на настил, свернувшись калачиком.
Что-то тяжелое свалилось с плеч…
Киркоров в сердцах ударил кулаком по железному пруту, тонко зазвеневшему.
— Сука паршивая, — процедил он сквозь зубы. — Шлюха. Не хочешь по своей воле, я заставлю. А для начала трахну на глазах у твоего дикаря…
— Киркоров! — заорал я, бросаясь к решетке. — Я убью тебя.
Он засмеялся.
Марина лежала на настиле, как будто и не подозревая, что речь идет о ней.
Киркоров достал из-за пазухи ключ. Ухмыляясь, взглянул на меня.
— Убью, Киркоров.
Крутанув ключ, он отпер лязгнувшую дверцу. Марина поднялась с настила, сжимая что-то в правом кулаке.
Кулак угодил Киркорову в плечо, тот охнул, но тут же перехватил руку Марины, вывернул ее. Небольшой камень упал на бетонный пол. Крик боли огласил застенок.
— Киркоров, прекрати, — прохрипел я, желая, чтоб темнота застила мои глаза, но, как назло, происходящее было видно отчетливо. Прижав Марину к решетке, Киркоров резким движением задрал на ней свитер. Блеснуло тело —округлый живот, груди с темными сосками. Руки насильника накрыли два бледных холмика, сдавили. Марина закричала, пытаясь высвободиться из железной хватки.
Я отвернулся. Глаза кипели. Мне хотелось умереть, хотелось, чтобы тело мое ощущало страшную боль. Вздернув рукав толстовки, я вцепился зубами в руку чуть ниже локтя. Сдавил. Во рту стало солоно. Что-то закапало на пол.
— Сука!
Киркоров метался по камере Марины, натыкаясь на решетку и стены. В единственном его глазу торчал значок «Работник парковки № 56». Кровавая слеза стекала по щеке.
Марина одернула свитер, подняла с пола камень.
— Убей его.
Киркоров прекратил слепую пляску и опустился на колени в сыром углу. Марина шагнула к нему, поднимая камень.
— Темнота, — бормотал Киркоров, щупая руками значок, но не решаясь вынуть его. — Шлюха дикаря погрузила в темноту.
Марина опустила руку.
— Лучше быть шлюхой дикаря, чем предателем.
Но Киркоров не слышал ее, бормоча в углу про темноту, обступившую со всех сторон.
В застенок вбежал стрелок. Замер, глядя на Марину, стоящую с камнем в руке.
— Что за хуйня? — вскрикнул он, выдергивая из кобуры пистолет. — И отлучиться нельзя.
— Боец, угомонись, — поспешил крикнуть я. — Певец Армии пытался изнасиловать заключенную.
Стрелок взглянул на Киркорова, выругался.
— Ты, — обратился к Марине, — положи камень и отступи туда.
Та благоразумно выполнила распоряжение.
Стрелок помог Киркорову подняться, вывел из камеры. Загремел ключами.
— Давай к выходу, куриная слепота.
Щелкнул выключатель, лампочка погасла; мы с Мариной остались в темноте, схожей с той, в которую только что погрузился Киркоров.
10. Побег
В круглом окошке под самым потолком —свет. Значит, утро. Начало нашего с Мариной последнего дня. Начало конца.
Кто-то тяжелый навалился на меня, придавил к настилу. Я увидел казнь —как это будет: плотные ряды стрелков, ухмыляющегося Лорд-мэра, палача в противогазе, слепого Киркорова, поющего фальшивым голосом. Марина, ну зачем мы пришли в резервацию?
Я приподнялся на локтях. Марина лежала на спине, глядя в потолок. Луч света застрял в ее волосах.
— Марина.
— Андрей, я не хочу ни о чем говорить и думать.
Отвернулась к стенке.
Понятно. Мне не впервой дожидаться казни, и то на душе паршиво. Разве к этому можно привыкнуть?
Почему саднит рука? Ах, да, вчерашнее посещение Киркорова… Я закатал рукав —синий след от моих же зубов, кожа вспухла. Пальцы с трудом сжимаются в кулак. Как такими держать заточку?
Держать заточку… Это мысль игрока во мне, жителя Русских Джунглей. Целая жизнь —даже чуть больше, чем жизнь —прошла с тех пор, как я встретил Марину на Поляне. И вот теперь мы умрем, и мое умение орудовать заточкой не поможет.
Черт! Неужели нельзя думать о чем-то другом, кроме как о смерти?
Каково это —сорваться в бездну с петлей на шее? Что будет там, за гранью?
Опять эта грань! Я уже думал о ней, после приговора трибунала, лежа на постели в квартире конунга Ахмата.
Что будет там, за гранью?
— Ничего не будет.
Я вздрогнул —Марина прочла мои мысли.
— Ты сказал это вслух, дурачок. За гранью ничего не будет. Теперь я это точно знаю.
— Знаешь? Откуда?
— Знаю —и все.
Она заплакала.
— Андрей, я не хочу умирать. Не хочу в пустоту, не хочу стать пустотой. Я хочу родить нашего малыша, кормить его грудью, беречь.
— Так и будет…
— Так и будет, — передразнила Марина. — Зачем ты лжешь? Как лгал Христо. Серебристая Рыбка?! Одна ложь! Вот она, Серебристая Рыбка, — она ткнула себя пальцем в живот. — Вот он —новый мир! А завтра его не станет.
Ее слова, как плети.
— Замолчи, — закричал я. — Закрой пасть, глупая баба! Я же сказал тебе —мы не умрем, значит, так и будет.
Она принялась размазывать по щекам слезы.
Я вскочил, вцепился в решетку.
— Эй, там! Караульный! Караульный, мать твою!
Ключ заворочался в двери.
— Че ты орешь, гнида? — рожа стрелка была помятой, как после сна на горохе. — Арматуры отведать захотел?
— Боец, — взмолился я. — Выслушай, брат. Мне надо поговорить с отцом Никодимом…
— А с хуем тебе не надо поговорить?
— Постой, брат. Я друг главы ОСОБи, однажды спас ему жизнь, он не откажет. Передай.
Дверь стала медленно затворяться.
— Я заплачу тебе! — заорал я.
Дверь с лязгом закрылась.
