Присмотрелся я к обстановке в комнате. О заработке его я имел справку. Хороший был у него заработок. Не ленился...
Обставлена квартира удобно и разумно, ничего лишнего. Самодельные книжные стеллажи, много книг. И не было заметно на вещах той зализанной, залакированной показухи, которая обличала, выдавала и выдает с первого взгляда запрятавшегося за вещью мещанина.
Уже уходя, я спросил его:
— Чарустин интересовался, как ведутся сварочные работы?
— Без него ни одна труба не уложена... Василий Михайлович человек аккуратный, вникал во все мелочи. А что, директора завода тоже потянут к ответу?
— А почему же директор должен быть избавлен от ответственности?
Куражихин вздохнул.
— Он каждый метр трассы проверил, на все составлена полная документация. Хороший и деловой он человек.
— В каждом расследовании есть две стороны. Одна сторона — это найти виновного, а другая — установить, что виновного нет!
«Если Чарустин действительно вникал в каждую мелочь, если сварщик работал добросовестно, если все было на должном техническом уровне, то в чем же причина случившегося?» — думал я по дороге в гостиницу.
Три дня работала техническая комиссия. Затем в прокуратуру было представлено заключение, подписанное Баландиным и членами комиссии.
Мы получили копию.
Мне первому предстояло прочитать этот документ. Не без волнения вскрыл я пакет. Куражихин получил полную реабилитацию. Разрыв трубы произошел не на сварочном шве. Баландин, специалист по нефтепроводам, утверждал, что металл на трубах был недоброкачественным и это привело к катастрофе.
К заключению были приложены документы проектного характера, документы геологических изысканий по трассе.
Показание Эккеля и разрыв трубы... Совместилось!
Марченко вопросительно взглянул на меня. Я понял его вопрос. Это был скорее не вопрос, а предложение действовать. Мы могли забрать дело в прокуратуре и начать следствие по своей линии.
Могли и имели на это право...
Настал ли час воспользоваться этим правом? Очень уж все легко и просто совмещалось, очень легко и просто напрашивалось решение. Что-то меня беспокоило в этой простоте. К заключению приложены фотографии разрыва трубы. Это неопровержимый документ. Однако химический анализ металла не дал никаких заметных отклонений от нормы. Откуда же вывод, что разрыв трубы произошел из-за недоброкачественности металла? Из факта, из непреложного факта. Труба разорвана. Но разорвана на странно образовавшемся изгибе. Откуда изгиб в трубе?
На этот вопрос ответа не было. Пришлось нам с Марченко еще раз выехать на место происшествия.
3
На пожарище смотреть было страшно. Вот гребень, оставшийся после прокладки нефтепровода, вот и «место происшествия», то есть вскрытый ров с нефтепроводом, в том месте, где произошел прорыв.
Глубокий зияющий провал. В стороне техника, подтянутая для ремонтных работ. Мы остановились на краю провала. Черная обгоревшая земля, оплавленная труба.
От бульдозера двинулся к нам человек.
— Еще одна комиссия? — спросил он не без иронии.
— Комиссия... — ответил Марченко.
— Осокин! — представился бульдозерист. — В дырку лазили?
— В какую дырку? — удивился Марченко.
— Под трубами — пропасть... Пещера выгорела. Вот страсть-то. Мой бульдозер чуть не провалился туда... Нефть размыла песок и горела. Подземное озеро или пропасть... Туда на веревках только спускаться.
Мы присмотрелись к зияющему провалу. Черная пасть не очень широкой воронки, в глубине ничего не видно.
— С шахтеркой надо спускаться... — пояснял Осокин. — Загадка природы.
Загадок в расследовании не должно оставаться. Нужно исследовать подземный провал. Но спуститься без приспособлений туда действительно было невозможно. Марченко связался по радиотелефону со штабом Гражданской обороны и вызвал взвод солдат.
От города путь немалый, надо было ждать часа два. решили проехать к берегу речки. День стоял жаркий, можно было искупаться, обговорить все в тишине.
Тальница — неширокая быстрая речушка со светлой ключевой водой бежит по отмытому добела мелкому, рассыпчатому, как сахар, песку. Возьмешь в руки, течет между пальцами.
В светлой воде с берега можно было подсмотреть, как гуляют, распластав плавники, крупные стайки плотвы и голавлей.
Шофер достал из багажника термос с крепким и горячим чаем. Мимо шли по берегу два рыбака. У молодого на плече мокрый бредень, у старика — мешок с рыбой.
Остановились... У них рыба, у нас городская закуска. Шофер достал ведро, запылал костер, и потянуло из ведерка запахом ушицы.
Разговор, конечно, зашел сразу же о пожаре.
Старик оказался местным жителем из села, соседствовавшего с Сосновкой. Работает конюхом в колхозе. В час, когда начался пожар, стерег лошадей в ночном, в лесу за Талицей.
— Рвануло, как бомбой, — рассказывал он. — Думал, бомбежка началась. Лошади захрапели, разбежались, коли не были бы стреножены. А потом зарево. Казалось, солнце взошло. В лесу я стоял. Выбежал на берег — смотрю, Сосновка горит, и огонь дальше мчится, прямо к речке. Вода остановила. Страсть, какой никогда не видывал.
— А в дырку-то ты заглядывал? — спросил его вдруг шофер.
— В дырку-то... — ответил старик. — Нас туда не подпускают. Воинская охрана стоит... А чего в нее заглядывать? Она сквозь до самой Талицы пробита.
— Как это до Талицы? — удивился Марченко.
— Ты не гляди, что речушка воробью по колено, а галке по скакалку. Она хитрая...
— В чем же ее хитрость?
— Что ни год, то норовит русло поменять. Ишь, как равнину изгрызла. А все от подземных ключей... Они под землей бегут и всю воду в Талицу сливают. Тут песочек одно заглядение, а наступишь, совсем можно сгинуть. Зыбун-песок...
— Это как же сгинуть-то?
— Скотины страсть погибло. На мокреть ступишь, сразу под землю утянет, хуже чем в трясине. Его весь снизу размыло. Песок плавает...
— Как же это дырка на Талицу вышла? Что за дырка? А?
— Под трубой — труба... Сколько рыбы пропало... Вода текла черная перед самым пожаром...
Я поднял глаза на Марченко. Он смотрел на старика.
— О подземных речках не слыхивали? — спросил старик. — В стародавние времена здесь, неподалеку монастырь стоял. От монастыря нынче ничего не осталось. Фундамент песком затянуло... Богатый фундамент. Мы иной раз оттуда кирпич поковыриваем. Ковырять трудно. На известке клали с яичным белком. Глубоко в землю уходит тот фундамент. Там говорят, имели монахи подземные ходы, от татар спасались, к родникам за водой под землей ходили...
Я поднялся на пригорок.
Как это раньше я не пригляделся к местности? С дороги, да на первый взгляд, словно бы обычная долина, обычной среднерусской речушки. Перелески, кустарники. В приспущенном словно бы геологическим сбросом распадке бежит речка. Каменистые прожилины на откосах оврагов. Листва на деревьях густо-зеленая, гораздо темнее, чем за распадком. Обильный подземными водами край...
