— Лады! Я ее сейчас пришлю.
Петр Квантович положил трубку, нервно постучал пальцами по стеклу на столе. "Вот оно что…" "…Три месяца назад Вася Колесников, молодой парень, новый заведующий поисковой лабораторией, весьма звучно выступил на открытом партсобрании с критикой практики принудительных соавторов. В институте об этом давно толковали все, все негодовали, рассказывали, какие беды обрушивались на тех, кто уклонился включить "вышестоящего соавтора" в свои статьи или заявки: неповышение в должности, сдвиг в хвост квартирной очереди, плохое обеспечение темы и т. п.
Но это было привычное, застарелое, карманное негодование. Привыкли втихую возмущаться: пока так делали все и все помалкивали, это казалось нормальным. Когда же Ваея Колесников выступил — и выступил крепко, с фактами ничем не оправданных соавтррств директора, его заместителя по научной части и главного инженера, — и тем поставил себя в нравственно более высокую позицию, то очень многие почувствовали искреннее и острое, как рана, возмущение… против него. Как, он ставит себя выше других, принципиальней других?!
И Васю начали долбать. Скрытое возмущение нашего мальчика тоже обратилось против него. Он выступил с вдохновенной речью, в которой убедил себя и других, что все не так: пусть руководящие товарищи не сидят за приборными стендами, не ведут непосредственно темы, по которым их включают в соавторы, все равно они помогают своим опытом, идеями, советами, организацией дела, обеспечением, участием в обсуждении нерешенных проблем… словом, все правильно.
Еще несколько человек после него выступили в таком духе.
Васе пришлось туго.
Нашему — ныне выросшему — мальчику, как обычно, легко удалось убедить себя, что он был прав. Однако в глубине души он чуял, что совершил свинство, и все эти месяцы напряженно ждал, когда же и Колесников подложит ему свинью. А тот все не подкладывал и не подкладывал. Даже наоборот: предложил сотрудничество обеих лабораторией по интересной теме, что наш мальчик бдительно отклонил…"
Девушка пришла, села по приглашению Петра Квантовича на краешек стула возле стола. Она была красивая — и это было не в ее пользу: могут пойти разговоры. На каком курсе она занимается? На втором? Только-то… Весь вид Петра Квантовича показал, что этого явно недостаточно, чтобы работать у него лаборантом. А по какой специальности? Электроника? Это тоже было явное "не то". У нас, видите ли, высокие напряжения. До полумиллиона вольт!
Беседа заняла три-минуты. Девушка извинилась и ушла — в отдел кадров, увольняться.
"Да, все по-писаному… — подумал озлобленно Петр Квантович. — Кто его знает. Береженого бог бережет…" И вдруг перед ним снова возникли доверчивые и почтительные глаза этой девушки. Ведь она же верила ему. "Верила, что он действительно заботится об интересах исследований и что именно поэтому не может ее принять. В ее глазах он выглядел этаким научным полубогом — справедливым, все понимающим, порядочным…
Волна презрения к себе вышвырнула его из-за стола, бросила в коридор, понесла на первый этаж. Лаборантка Васи Колесникова открывала дверь отдела кадров.
— Девушка! — крикнул Петр Квантович. — Подождите. Давайте ваше заявление. Вот… — Он тут же на подоконнике написал нужные слова. — Ступайте переоформляйтесь. В штат… — Девушка смотрела на него с удивленной улыбкой. — И не думайте, что ваш новый начальник с придурью. Дело в том, что у меня с Колесниковым… — Петр Квантович осекся, махнул рукой. — Э, да он-то в этом как раз совершенно не виноват. Вот так-то… — Он заглянул в заявление… — Вот так-то, Валя. Двигайте.
Лаборантка пошла в кадры, Петр Квантович, закурив, направился в лабораторию. "Да, запутался я… Надо позвонить Колесникову, что взял его Валю, хоть лучше будет думать обо мне/ Э, все это не то! Что подумают обо мне, о моем поступке? Что скажут о нем те, кто ничего не скажет и ничего не подумает, потому что заняты собой в том же направлении мыслей? Сколько сил я трачу на решение этой проблемы! Не в этом же дело… Итак, ее тоже зовут Валей, и она тоже красивая. Но и Валя не та, и я не тот".
4
…Вдруг одна мысль ожгла его как удар кнутом: жена!!!
Она говорила, что сегодня у нее отгул, а он оставил книгу дома. Она и вчера и позавчера любопытствовала, чем он так увлекся" и наверняка сейчас эту проклятую фискальную "Книгу жизни" читает!
Петру Квантовичу на минуту стало так не по себе, что он прислонился к коридорной стене. "Как же это я оплошал, не унес с собой? Что теперь делать? Скорей!.. Может, еще не поздно".
Он заскочил в лабораторию, схватил пальто и шапку, одеваясь на ходу, выбежал из института, помчался к стоянке такси. "Если она только начала читать, — соображал Петр Квантович, тихо злобствуя на водителя, который осторожно вел машину по оледенелой улице, — то отберу, вырву из рук. Пусть лучше такой скандал, чем… Л если она уже прочитала все? Или хоть большую часть? Тогда конец…" Петр Квантович лихорадочно перебирал в памяти, что писала книга о его затянувшейся и после женитьбы связи с Валькой, о мимолетных утехах. И дело даже не в самих этих грешках, — она узнает, что совершал он их не по сердечному влечению и не потому, что ото ему было позарез нужно, а для бахвальства перед собой и другими, чтобы небрежно молвить потом в мужской компании: а вот, мол, у меня было… Узнает.
Тогда все. Презрение до конца дней. Разрыв. Такого не прощают.
"Выходит, развод? Так сразу, вдруг? Из-за того, что черт догадал меня купить эту книжку в Москве с лотка…" Петр Квантович ощутил прилив лютой злобы на автора, скрывшегося за псевдонимом "Неизвестных", на лоточника, на всех, кто устроил эту дьявольскую затею и сокрушил налаженную машину его жизни. "Ну, попались бы вы мне!.." В квартиру он вошел с замиранием сердца и слабой надеждой: может, и ничего не случалось, жена забыла о книге из Москвы, занимается хозяйством? Но из гостиной в прихожую донеслось слезливое сморканье. "Так и есть. Плохо дело…" Петру Квантовичу захотелось повернуть обратно.
Кот Лентяй сидел на стойке для обуви, смотрел на Петра Квантовича. По выражению глаз кота было ясно, что он видит Петра Квантовича насквозь и что ему, Лентяю, он тоже противен. "Все бы выкручивался, — брезгуя собой, подумал Петр Квантович. — Умел так жить, умей и ответ держать. Другие ни при чем, автор своей жизни ты сам. Что ж… чем фальшивить друг перед другом еще долгие годы, лучше объясниться, да и концы!" Он шагнул в гостиную.
Сын, к счастью, еще не вернулся из школы. Жена сидела на кушетке в халатике, на коленях книга, в руке дрожала дымком сигарета. "Совсем плохо", — подумал Петр Квантович. Глаза у Людмилы Сергеевны покраснели, набрякли, нос разбух — вид был настолько непривлекательный, что Петр Квантович не ощутил даже жалости.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
