— А девочка… — несмело спросил его Фарид. — Где её мать?
Волшебный Язык подошёл к остывшему костру и взял ещё кусок хлеба из тех, что лежали между закопчённых камней.
— Она давно ушла, — сказал он. — Мегги было всего три года. А твоя мать где?
Фарид пожал плечами и посмотрел на небо. Оно сияло такой голубизной, как будто ночи никогда не было.
— Я, пожалуй, пойду, — сказал он, сложил нож и взял рюкзак Сажерука.
Гвин спал в нескольких шагах от них, свернувшись клубочком между корней дерева. Фарид поднял его и запихал в рюкзак. Куница сонно протестовала, но Фарид почесал зверька за ухом и затянул рюкзак.
— Зачем ты его берёшь? — спросила Элинор с удивлением. — Тебя выдаст его запах.
— Он может пригодиться, — ответил Фарид и затолкал в рюкзак высунувшийся кончик пушистого хвоста. — Он умный. Умнее собаки и, уж конечно, умнее верблюда. Он понимает, что ему говорят, и, может быть, сумеет найти Сажерука.
— Фарид! — Волшебный Язык рылся в карманах и наконец выудил оттуда клочок бумаги. — Может быть, ты и не найдёшь, где они прячут Мегги, — сказал он, быстро царапая по бумажке огрызком карандаша, — но, если представится такая возможность, постараешься передать ей эту записку?
Фарид взял листок и поглядел на него.
— Что здесь написано? — спросил он. Элинор вытянула записку из его пальцев.
— Чёрт возьми, Мортимер, что это такое? — поинтересовалась она.
Волшебный Язык улыбнулся:
— Это тайнопись. Мы с Мегги написали друг другу немало секретных писем с её помощью, Мегги владеет ею лучше меня. А ты не узнаёшь шрифт? Мы нашли его в одной книге. Здесь написано: «Мы совсем рядом. Не волнуйся. Мы скоро тебя заберём. Мо, Элинор и Фарид». Эту записку сможет прочесть только Мегги, а больше никто.
— Вот оно что, — пробормотала Элинор, возвращая Фариду записку. — Что ж, это, наверное, правильно. Если записка попадёт в руки этим поджигателям, может оказаться, что кто-нибудь из них всё же умеет читать.
Фарид сложил записку так, что она стала не больше монетки, и сунул её в карман штанов.
— Я вернусь не позже, чем солнце дойдёт вот до этого холма, — сказал он. — А если не вернусь…
— Я пойду тебя искать, — ответил за него Волшебный Язык.
— И я тоже, конечно, — добавила Элинор. Фариду эта идея не особенно понравилась, но он промолчал.
Он пошёл той же дорогой, по которой прошлой ночью исчез Сажерук, будто его сожрали поджидавшие в темноте духи.
МЕХ НА КАРНИЗЕ
Только язык защищает нас от страха перед тем, чему нет имени.
Тони Моррисон. Нобелевская лекция (1993)
Этим утром Плосконос принёс Мегги и Фенолио завтрак, причём не просто хлеб и несколько маслин. Он поставил им на стол ещё корзинку с фруктами и полную тарелку сладкого печенья. Но улыбка, которой он приправил угощение, очень не понравилась Мегги.
— Все для тебя, принцессочка! — ухмыльнулся он и ущипнул её своими толстыми пальцами за щеку. — Чтобы голосок у тебя окреп. Тут все в большом нетерпении с тех пор, как Баста рассказал о предстоящей казни. Я тоже всегда говорил: в жизни должно быть что-то, кроме дохлых петухов на окнах и стрельбы по кошкам.
Фенолио посмотрел на Плосконоса с таким отвращением, будто при всём желании не мог поверить, что эта мерзость вышла из-под его пера.
— Нет, правда. У нас жутко долго не было красивых казней! — продолжал Плосконос по дороге к двери. — Каждый раз говорили: «Не стоит привлекать внимания». А когда нужно кого-то убрать: «Тихо, незаметно! Изобразим несчастный случай». Какая в этом радость? Никакой. Не то что раньше — с угощением, выпивкой, танцами и музыкой, как оно следует. Но на этот раз всё будет как в добрые старые времена.
Фенолио подавился чёрным кофе, который принёс Плосконос.
— Ты что? Скажешь, тебе такие зрелища не по нраву, старик? — Плосконос смерил его насмешливым взглядом. — Можешь мне поверить, уж Каприкорн умеет устроить казнь, как никто!
— Нашёл кому рассказывать, — грустно пробормотал Фенолио.
В этот момент в дверь постучали. Плосконос прикрыл её неплотно, и Дариус, чтец Каприкорна, просунул голову в щель.
— Извините, — сказал он, с опаской глядя на Плосконоса, как птичка, которой нужно прошмыгнуть мимо голодной кошки. — Мне… м-м… велели послушать, как девочка читает. Распоряжение Каприкорна.
— Правда? Ну, авось она на этот раз вычитает что-нибудь полезное. Баста показывал мне эту фею. С неё даже пыльца не сыплется, как её ни тряси.
Во взгляде, который Плосконос бросил на Мегги, смешивались отвращение и почтение. Он, видимо, считал её чем-то вроде ведьмы.
— Постучи, когда тебя нужно будет выпустить, — пробурчал он, выходя и пропуская в дверь Дариуса.
Дариус кивнул и мгновение так и стоял неподвижно, а потом со смущённым видом присел за стол к Мегги и Фенолио. Он жадно смотрел на фрукты, пока Фенолио не пододвинул ему корзинку. Дариус несмело взял абрикос. Он положил маленький плод в рот так благоговейно, будто знал, что больше никогда в жизни ему уже не едать ничего подобного.
— Надо же, абрикос! — сказал Фенолио насмешливо. — Не самый редкостный фрукт в этих широтах.
Дариус смущённо выплюнул в ладонь косточку.
— Когда меня запирали в этой комнате, — произнёс он нерешительно, — мне всегда давали только чёрствый хлеб. Они и книги у меня отбирали, но я сумел припрятать несколько томиков, и каждый раз, когда голод становился нестерпимым, я разглядывал картинки в книжках. На самой красивой картинке были изображены абрикосы; иногда я сидел часами, смотрел на нарисованные плоды, и у меня текли слюнки. С тех пор я не могу удержаться, когда их вижу.
Мегги взяла из корзинки ещё абрикос и вложила в его худые пальцы.
— И часто они тебя запирали? — спросила она. Тощий человечек пожал плечами.
— Каждый раз, как я что-нибудь не очень удачно вычитывал, — ответил он уклончиво. — То есть просто каждый раз. Но со временем они перестали это делать, потому что заметили, что моё чтение от страха не становится лучше. А наоборот… Вот, например, Плосконос. — Он понизил голос и тревожно посмотрел на дверь. — Я вычитал его, когда рядом стоял Баста с ножом. Ну, и сами видите… — Он огорчённо пожал узкими плечами.
Мегги посмотрела на него с сочувствием. Потом спросила, помявшись:
— А женщин тебе тоже приходилось вычитывать?
— Конечно! — ответил Дариус. — Я вычитал Мортолу. Она уверяет, что я при этом сделал её старой развалиной, скрипящей, как расшатавшийся стул, но мне кажется, что в этом случае все как раз получилось правильно. К счастью, Каприкорн был того же мнения.
— А молодых женщин? — Мегги не глядела ни на Дариуса, ни на Фенолио, задавая этот вопрос. — Случалось тебе вычитывать молодых женщин?
— Ох, лучше не напоминай! — Дариус вздохнул. — Это было в тот же день, когда я вычитал Мортолу. Каприкорн обосновался тогда дальше к северу, в заброшенной, полуразвалившейся усадьбе в горах. Девушек в округе почти не было. Я жил неподалёку, в доме моей сестры. Работал учителем, а в свободное время иногда читал вслух — в библиотеках, школах, на детских праздниках, а случалось, тёплыми летними вечерами, даже где-нибудь на площади или в кафе. Мне очень нравилось читать вслух… — Он посмотрел в окно, словно мог кинуть оттуда взгляд на эти минувшие счастливые дни. — Баста заметил меня как-то на деревенском празднике. Я читал там «Доктора Дулиттла», и вдруг появилась птица. На обратном пути Баста поймал меня за шкирку, как бродячую собаку, и притащил к Каприкорну. Сперва я должен был вычитывать ему золото, как и твой отец. — Он печально посмотрел на Мегги. — Потом он велел вывести ему Мортолу, а потом заставил выманивать ему служанок. Это было ужасно. — Дариус поднял очки на лоб дрожащими пальцами. — Мне было так страшно! Как при этом можно хорошо читать? Он дал мне три попытки. Ах, мне было так их жалко, я не могу об этом говорить!
Он закрыл лицо костлявыми, как у старика, руками. Мегги показалось, что она слышит всхлип, и она минуту поколебалась, прежде чем задать следующий вопрос, — но всё же задала его.
— А та служанка, которую они называют Резой. — Сердце колотилось у неё прямо в горле. — Её тоже ты вычитал?
Дариус отвёл руки от лица.
— Да, она получилась вообще случайно, в книжке и имени её не было. Каприкорн требовал какую-то другую женщину, но вдруг перед нами очутилась Реза, и я сперва подумал: «Ну, наконец-то всё получилось правильно!» Она была так хороша, просто неправдоподобно хороша со своими золотыми волосами и грустными глазами. Но потом мы заметили, что она не умеет говорить. Ну, Каприкорну-то было всё равно, мне даже кажется, так ему больше нравилось… — Он долго рылся в кармане и наконец достал измятый носовой платок. — У меня правда раньше лучше получалось! — выговорил он с усилием. — Но этот вечный страх… Можно?
