Князь Сёнто молча сидел в лодке рядом со своим духовным наставником. Суйюн размышлял о странном упорстве всех Сёнто в проявлении верности. Именно верность стала той западней, в которую первый император династии Ямаку поймал отца Сёнто Мотору. Тогда имя Сёнто чуть не пополнило длинный список Великих Домов, стертых с лица Земли. Верность — одновременно и сила, и слабость Сёнто, подумал Суйюн, поэтому задача духовного наставника — следить за поступками своего господина, и следить очень внимательно.
Лодки вышли из речки в маленькое озеро, освещенное последними лучами заходящего солнца. На горизонте вечер разлил свои нежные краски, прозрачной акварелью расцветив облака. Стоял полный штиль, и величественное зрелище заката отражалось в недвижной глади озера, словно в идеальном зеркале.
На дальнем берегу озера меж деревьев курился дымок. Когда сампан Сёнто подплыл поближе, из тени выступила небольшая пристань, а за ней показались очертания крыши. Лодки стражников Сёнто лежали на узком песчаном пляже, а сами солдаты стояли, укрывшись в тени вековых деревьев. Капитан личной гвардии Сёнто знаком показал, что путь свободен, и сампан князя пришвартовался у маленького деревянного причала. Когда Сёнто и его духовный наставник ступили на берег, стража опустилась на колени. Капитан поднял голову и кивнул князю.
— Что такое? — спросил тот.
— Простите, ваша светлость, — ответил капитан и указал рукой в сторону. На мелководье, среди ветвей дерева тоно, на фоне закатного солнца вырисовывался четкий силуэт высокой птицы, стоящей в воде.
— Последний осенний журавль, — прошептал Сёнто, радостно улыбаясь.
— Добрая примета, мой господин.
Верно, подумал Сёнто и снова вспомнил предсказания кован-синг. Журавль выпал его падчерице. «Ниси-сум, — мысленно обратился к ней князь, — ты в безопасности. Я справлюсь со всеми трудностями». Он замер, глядя на благородную птицу.
Журавль стоял неподвижно, и в наползавшей из-за деревьев тьме его легко можно было принять за причудливо изогнутую корягу, торчащую из воды. В тот момент, когда Сёнто уже засомневался, что видит перед собой, журавль резко качнул головой и схватил клювом рыбу. Птица сделала два шага к песчаному пляжу, слилась с тьмой и в следующий миг поднялась над озером, неторопливо рассекая воздух мощными взмахами крыльев. Там, где кончики крыльев касались воды, на поверхности озера расходились идеальные круги.
Сёнто кивнул капитану и двинулся на берег. Суйюн следовал за ним на шаг позади.
За время короткого путешествия из города князь говорил очень мало и сейчас, по-видимому, не собирался нарушать молчание. Молодой монах тщетно рассчитывал узнать побольше о человеке, к которому они ехали в гости. Любимый учитель Сёнто и прославленный мастер ги-и — вот все, что было известно Суйюну. Имя старика — Миочин Экун — монах узнал, еще когда сам учился игре. Партии Миочина Экуна признавались классикой ги-и, и наставники ордена ботаистов широко использовали их как образец при обучении молодежи. Эти партии подробно разбирали монахи-неофиты, которым надлежало выучиться игре ги-и для отработки умения концентрировать свое неокрепшее сознание. Миочин Экун! Суйюн чувствовал себя так, будто идет на встречу с легендой. Миочин Экун считался верховным мастером среди мастеров ги-и.
И как только Сёнто удается окружать себя подобными людьми? Ответ пришел к Суйюну почти немедленно: Сёнто — это Сёнто. А теперь и он, инициат ордена ботаистов, брат Суйюн, поступил на службу в их Дом. Однако эта мысль не успокаивала его, а, наоборот, порождала множество вопросов. «В отличие от княжны Нисимы я не могу предвидеть будущее, — думал Суйюн. — Отныне моя история будет связана с историей Дома Сёнто, иначе имя мое останется безвестным». Это не важно, напомнил он себе. Карма человека не зависит от его службы у Сёнто.
Они подошли к домику, спрятанному среди деревьев. Теперь Суйюн разглядел его: низкое строение с простой черепичной крышей. Садовой ограды не было, простенький садик был разбит прямо у крыльца. «Как странно: старик не занимается своим садом», — подумал монах.
Вдоль дорожки, ведущей к дому, на коленях стояли слуги, почти все пожилые. Они не опускали глаз и радостно улыбались Сёнто. Суйюн подивился подобной непочтительности. Наконец князь остановился перед маленькой старушкой, которая сияла, будто мать, гордая своим сыном.
— Касики-сум, годы делают вас моложе, — обратился к ней Сёнто с лукавой, почти ребяческой улыбкой.
Старушка рассмеялась — мелодично, звонко и беззаботно, точно юная девушка.
— Это все воды озера, мой господин, мы здесь становимся похожи на Бессмертных. Однако и вы по-прежнему молоды, — женщина широко заулыбалась, — настолько, что, пожалуй, опять женитесь!
Все засмеялись, а Сёнто — громче других.
— Еще не время, Касики-сум. Мне придется подождать, пока я постарею и стану медлительным — только тогда молодая жена сможет поспевать за мной. — Сёнто низко поклонился женщине и подал сигнал стоявшему поблизости стражнику. — Я привез из столицы кое-какие гостинцы для вас.
Слуги благодарно поклонились, и Сёнто двинулся дальше. Ну конечно, он всех их знает, дошло до Суйюна, ведь они наверняка помогали воспитывать князя, когда тот был еще ребенком.
Крыльцо перед домом состояло из единственной ступеньки, у которой сидел на коленях управляющий Миочина Экуна.
— Ваша светлость и вы, брат, ваш визит — большая честь для нас, — кивнул он князю и его духовному наставнику.
— Это честь и для нас, Лета. Где твой хозяин?
— Ждет вас внутри, мой господин. — Управляющий поднялся, снял с крючка фонарь и проводил их в объятый сумраком дом.
Это был небольшой и удобный домик. С трех его сторон створки ширм были раздвинуты настежь. Управляющий поднял фонарь, чтобы осветить три широкие ступени, ведущие на следующий уровень. Там в полумраке Суйюн с трудом различил фигуру сидящего человека, низко склонившегося над столом.
— Мастер Миочин? — громко позвал слуга.
Фигура резко распрямилась.
— Ваши гости прибыли, мастер Миочин.
Он обернулся: древний старец с длинными белоснежными волосами, в беспорядке рассыпанными по плечам и обрамлявшими прозрачное, будто восковая свеча, лицо. Суйюна поразили глаза старика — матово-белые, чистые, незамутненные темной окружностью зрачка. Он слеп, понял монах, и был слеп всю жизнь.
Призрак в белых одеяниях подарил им кроткую улыбку, какую можно было видеть на ликах изваяний Ботахары.
— Мотору-сум? — мягко произнес он.
— Я здесь, Эку-сум.
— Как приятно слышать твой голос. Подойди ко мне. Лета, зажги огонь для наших гостей. Подойди, Мотору-сум. Ты не один?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
