Старик одобрительно кивнул.
— Интересная мысль, — улыбнулся он.
— Но вы открываете свой фланг, брат, и подставляете его под удар самых мощных сил противника.
— Именно так, — подтвердил монах.
— А что вы будете делать, когда он нападет?
— Не знаю, ваша светлость.
Старый учитель засмеялся.
— Видите, брат Суйюн, князь Сёнто, как всегда, проигрывает ситуацию в уме и не переносит ее на свои реальные военные силы. Он — мастер игры, но это ограничивает его способности. Вас, напротив, всю жизнь учили использовать чужую силу. Князь Сёнто уникальный человек — он признает свои слабости. Поэтому вас и прислали к нему на службу. Ваши наставники говорили вам об этом? — Суйюн не отвечал, и Миочин продолжил: — Нет? Я так и думал.
Видишь, Мотору-сум? Наш юный брат сделал прыжок за пределы логики. Ему известно, что решение существует, — я сказал ему об этом. Он также знает, что должен выманить меня из крепости, — стратегию мы уже обсудили. Он зашел так далеко, что следующий шаг ему подсказали его инстинкты, которым он безоговорочно доверяет. Кстати, его ход верен, хотя дальнейшее решение не менее сложно. Через десять ходов противник будет вынужден признать поражение. — Старик поднялся — медленно, но без посторонней помощи. — Простите меня, я немного подышу ночным воздухом, а потом, если вы не против, мы поужинаем.
Мастер ги-и, ни разу в жизни не видевший игровой доски, вышел на крыльцо и спустился по ступеням в садик. В темноте смутно белели его одежды и длинные волосы, развевающиеся на ветру.
— Невероятно, правда? — обратился Сёнто к монаху, подняв глаза от доски.
Суйюн кивнул.
— Вы оказали мне честь, познакомив с мастером Миочином, мой господин.
— Интуиция, которую я так и не научился применять в игре, подсказала мне, что эта встреча имеет большое значение для вас обоих. Мне доставляет удовольствие смотреть на человека, способного по-настоящему оценить свои достижения. Вы знаете, что он шесть раз становился победителем имперских турниров?
Суйюн отрицательно помотал головой. Удивительно то, думал монах, что всего этого он добился, не обучаясь у ботаистов. Инициат мысленно расставил на доске фигуры по условиям задачи Сото и принялся перебирать возможности, которые открывал сделанный им ход. Он вошел в первую фазу ши-тен и почувствовал, как его чувство времени растягивается. Он перепробовал сотню различных комбинаций — как ему казалось, в обычном темпе. Монах сконцентрировался и удерживал фокус сознания, прослеживая результат одного хода за другим. Через несколько минут он решил задачу Сото. Суйюн открыл глаза.
Князь Сёнто пристально смотрел на него.
— Покажите, — просто сказал он.
У него и раньше был в доме монах-ботаист, напомнил себе Суйюн, не подавая виду, что просьба князя его удивила.
Теперь он вернулся к обычному чувству времени, но все равно передвигал фигуры слишком быстро. Поначалу Сёнто не уловил смысла, так как Суйюн продемонстрировал решение почти молниеносно, потом лицо князя просияло.
— Да, да! Конечно! — В знак уважения он слегка поклонился монаху. — Печально, что в юности я не обучился искусству, которым владеете вы.
— Нельзя одновременно быть и князем, и учеником Просветленного Владыки, мой господин, — возразил Суйюн, но тут же вспомнил о княжне Нисиме, выполнявшей упражнения ши-кван в своем саду. Знает ли об этом Сёнто? И кто учил девушку — брат Сатакэ? Суйюн не находил ответов.
— Вы правы, — пожал плечами Сёнто.
Миочин Экун возвратился в дом.
— Тебе придется забрать эту задачу в Сэй, Мотору-сум. Я хотел показать тебе решение, но лучше отыщи его сам. Будет чем заняться во время зимних дождей. — Старик довольно хихикнул. — Да, ты потратишь немало времени. Лета, где наш ужин?
Слуги подали подносы с едой, а также горячее рисовое вино и острые соусы. Гостей и хозяина снабдили теплыми накидками, так как ночь принесла с собой холод, но закрывать сёдзи и отгораживаться от ее красоты никому не хотелось.
Разговор неизбежно вернулся к семье Сёнто, и старый учитель, в который раз повторявший свои любимые истории, в лице монаха нашел благодарного слушателя. Ужин неоднократно прерывался громким смехом.
— Иногда ты был просто несносен, Мотору-сум, я помню. Я часто завидовал брату Сатакэ, его умению общаться с тобой. Не знаю, в чем был его секрет, но ты всегда слушал его очень внимательно, а не вертел головой во все стороны.
— Он был особенным, не так ли?
— Да, Мотору-сум. Прошло столько лет… А как сейчас поживает Сатакэ-сум?
Сёнто помолчал, потом тихо ответил:
— Брата Сатакэ больше нет с нами, Эку-сум.
Старик печально кивнул.
— Ах да… я… Как же я мог забыть? — Он пробормотал что-то еще, чего Суйюн не расслышал, и возобновил трапезу.
Князь Сёнто на мгновение задержал полный боли взгляд на своем учителе, затем тоже вернулся к еде. Все попытались заново начать беседу, но разговор не клеился.
Чтобы освободить пространство, слуги поставили ширмы на место и приготовили гостям постель, по традиции постелив соломенные циновки. Суйюн занял комнату, в которой они ужинали, однако сон не шел. Монах размышлял о юной послушнице и о том, что она ему рассказала — о сестре Мориме и священных свитках.
Ему показалось странным, что Миочин Экун забыл о смерти брата Сатакэ. На человека, до сих пор способного найти третье решение задачи Сото, это не похоже.
За домом высокое тюльпанное дерево гнулось под усиливающимися порывами ветра и роняло листья. Они осыпались бесшумным дождем, ветер заносил их в дом и разбрасывал по полу. Суйюн лежал, не смыкая глаз, глядя на листопад, пока в небе не забрезжила полоска рассвета. Выглянув наружу, он увидел, что на тюльпанном дереве не осталось почти ни одного листочка.
15
Луны не было — ее ущербный диск поднимется над горизонтом и поплывет в утреннем небе позже. Причал и мощенная булыжниками площадь казались сотканными из серых теней и черных линий — форм, навевающих сознанию смутные и переменчивые образы.
Не знай Танака площадь как свои пять пальцев, он бы не разобрал, что видит перед собой. Ему было прекрасно известно, что напротив стоит гостиница, а за ней — императорская таможня, высокие двери которой выделялись черными прямоугольниками на фоне темных стен. Вдоль причала, натягивая цепи якорей, выстроились в ряд корабли — массивные барки торговцев специями и боевые суда. На верхних палубах, где стоял ночной дозор, светились одинокие огни.
С другой стороны вдоль каменной набережной вытянулись многочисленные лавки и крупные торговые дома: первое здание принадлежит Хасикаре, следующее — Миникаме, за ним идет дом Садаку, а далее — громадные склады Дома Сёндай. Ни один из этих кланов не позволил бы связать свои громкие имена с торговлей, но Танака знал, к какому Дому негласно принадлежит тот или иной вассальный купец. Янкура была его городом, и почти все, что в нем происходило, сразу же становилось известно Танаке. С балкона гостиницы, на котором он стоял, были видны все три дороги, ведущие на площадь. Проемы между зданиями зияли черными ртами, звездный свет отражался на мостовой. Все было тихо, и только бездомный кот крался вдоль стены гостиницы, пробираясь к добыче, которую уже давно унюхал.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
