Пришлось накрывать стол, заваривать чай, нести продукты, убирать и мыть посуду. Но каждый раз Криспи возвращалась на подъездную дорожку и смотрела вдаль. Ведущиеся вокруг разговоры её не занимали.
— С ножом? На тебя? Наша мисс Тормоз? — смеялся Пётр.
— Я клянусь тебе! — горячился Кройчи.
— Ты его с ложкой не перепутал? Ложкой она ловко орудует, точно.
— Я тебе говорю — она опасна!
— Кройчек-геройчек, для тебя и сквозняк опасен. Понты сдувает.
— Я тоже думать, она притворяться, — вмешался Карлос, — я чувствую, она не такая, как другие.
Он попытался откинуть Мерит волосы с лица, но та быстро замотала головой.
— «Думать» он, — скептически сказал Пётр, — мыслитель у нас завелся, поди ж ты. А я, вот, думаю, что это Кройчек наш не такой, как другие. Потому что он уникальное ссыкло.
— Я следить за ты! — сурово сказал горец девушке. — Однажды ты ошибаться, и я здесь!
Мерит проигнорировала угрозу, неподвижно сидя на лавке. Куда она смотрела, понять было невозможно.
Новая женщина глядела на Криспи неприязненно и выглядела всем недовольной. Ради неё запустили генератор и даже подали горячую воду, хотя Пётр бухтел про «последнюю солярку на всякую фигню». Но бухтел тихо и с оглядкой, как будто опасался. Криспи смотрела, как женщина долго моется за стеклянной перегородкой душа. Стояла, терпеливо держа в руках халат и полотенце. Свое полотенце — единственное чистое в доме. Даже в полусонном состоянии она отметила, что женщина красива — нестандартной экзотической красотой неизвестной ей расы. Темная кожа, слегка раскосые, но при этом очень большие карие глаза, узкая талия, большая грудь с черными ореолами крупных сосков, длинные стройные ноги, жесткие и блестящие очень черные курчавые волосы. В ней чувствовалась сила и какая-то резкость.
— Дай сюда, чего застыла, кукла безмозглая?
Она вырвала у засмотревшейся в окно Криспи полотенце. Дорога за окном была пуста, зелёный автомобиль все ещё не вернулся.
— Халат давай, ты, Зина резиновая… Поразвели тут сексшоп, козлы.
— Не забудь воду с пола вытереть! — женщина резко повернулась и ушла. В халате, с полотенцем на голове она смотрелась натурально царицей Савской, но Криспи, это, конечно, в голову не пришло.
Чуть позже, убирая в кухне, она услышала разговор под окном. Андираос и женщина говорили нервно, но тихо.
— Три недели, Анди. Три сраных недели, — злилась женщина, — в загоне для рабов, в сером комбинезоне, как эти ваши давалки. Сразу, знаешь, вспомнила детство золотое. Жрать всякую дрянь, мыться под краном под гыгыканье этих трактористов, постоянно ожидать изнасилования. И ради чего?
— Ты же знаешь, дорогая, как это важно для меня… Для нас! — оправдывался Андрей. — И они бы тебя не тронули!
— Для нас? Для нас? — женщина в возмущении повысила голос, но сразу опомнилась и заговорила тише. — Знаешь, Анди, там, в грязном загоне, не было никаких развлечений, кроме как оправляться в ведро на глазах у десятка мужиков. Зато было полно времени, чтобы подумать. И я думала. Я много думала… дорогой!
— Что-то мне это не нравится, — пробормотал Андираос.
— Ты меня здорово развел когда-то, Анди. Ты всё правильно объяснил про Коммуну — что меня купили, как скот, что пытались промыть мозги, что им был нужен только мой талант оператора. Одно ты забыл упомянуть — что тебе тоже был нужен оператор Мультиверсума. А что его можно ещё и трахать, было просто дополнительным бонусом!
— Но…
— Заткнись! Дослушай меня хоть раз в жизни! Ты, Анди, рехнулся на почве Коммуны. Это уже не коммерческий интерес, это мания. Ты наплевал на меня, ты меня бросил. Рекурсор тебе оказался дороже.
— Но я же его отдал! Я тебя выкупил! — запротестовал Андрей.
— Я что, по-твоему, тупая? Не понимаю, что происходит? Ты забыл, кто тебя вообще научил с ним работать? Ты, козёл, отдал рекурсор, только когда облажался и понял, что элиминировать фрагмент не получится. Когда он стал тебе ещё меньше нужен, чем я!
— Да черта с два, дура ты психованная! — взорвался Андрей, уже не заботясь о том, чтобы говорить тихо. — Рекурсор мне позарез нужен! Я знаю, кто откроет мне эту дорогу!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— А если бы план сработал? Если бы Оркестратор не сдох, ты закинул бы фрагмент в Коммуну и открыл бы оттуда портал в Альтерион? Что тогда? Ты бы вернулся за мной, Анди?
— Конечно, вернулся бы, дорогая! Как ты можешь…
— Почему я тебе не верю? — сказала женщина задумчиво.
— Я отдал за тебя всё своё будущее, и ты недовольна? — возмутился Андрей. — Это и твоё будущее тоже!
— Я скажу тебе, Анди, в чём моё будущее, — сказала женщина тихо и неожиданно спокойно, — наверное, тебе будет плевать, но я беременна.
— Как?
— Тебе объяснить, как получаются дети? Начать с пестиков и тычинок?
— Не надо. Но почему ты…
— Почему не говорила? Да потому, что тебе не интересно ничего, кроме Коммуны и рекурсора. И вот что я тебе скажу, Анди — меня это достало. Давно достало, но за эти три недели я поняла, насколько. Открой мне проход в Альтерион, я ухожу.
— Но кем ты там будешь? У них нет операторов.
— Я буду там беременной бабой. Там любят детей, меня охотно примут. К чёрту Мультиверсум, к чёрту твои великие планы, Анди. И тебя к чёрту.
— Но, Эвелина…
— К чёрту.
— Но я люблю тебя, Эв! И это мой ребенок!
— Хрена с два. Больше я на это не куплюсь. И это мой ребенок!
Женщина резко повернулась и пошла по дорожке. Криспи смотрела сквозь неё вдаль, ожидая, когда приедет зелёный автомобиль. Но он всё не ехал.
Глава 30. Зелёный
С утра проснулся с тяжёлой головой и насморком. А температуру-то померить нечем, хоть из мотора датчик выкручивай. Ощущение мерзостное, тушку крутит и ломает, слабость такая, будто на вечеринке вампиров бесплатным баром работал. Ненавижу болеть, раскисаю сразу. Всей медицины в гараже — бинт, пластырь, йод и полбутылки водки. Даже чай кончился.
Надеюсь, это меня продуло вчера, пока взмокший без форточек катался. А что, если иномировой вирус подхватил? Может, на меня кто-то из тех гламурных метросексуалов в белых штанах местным супергриппом незаметно чихнул, и теперь меня надо немедленно сжечь в печи для токсичных отходов, пока человечество от меня не вымерло?
Я уже практически простился с жизнью и человечеством, когда приехал Йози. Ввалился такой, как ни в чём не бывало, улыбается, гад, своей загадочной улыбкой бронзового Будды. Хотел было спросить заветное «какого хуя?», но решил, что выйдет гнусаво и неубедительно. Не то состояние. Тем более что я тут последние часы доживаю, иномировым вирусом заражённый, и меня надо срочно утилизовать в скотомогильник, залив для надежности тонной бетона.
Йози, однако, отказался принять сценарий пандемического апокалипсиса всерьёз. Презрев опасность, он смело прошёл в гараж, пощупал мой лоб и сказал, что у меня обычная простуда. Не стать мне нулевым пациентом смертельного вируса, не судьба. Поживёт ещё человечество. Ну и я заодно. Однако надо бы принять лечебные меры — ну, кроме водки. Чем простуду лечат? Я редко болею, не сформировал определённых предпочтений. Но, помнится, в квартире у меня была аптечка, со всеми этими противокашлевыми, жаропонижающими, противовоспалительными и так далее. Даже, кажется, баночка малинового варенья одиноко засахаривается в кладовке. Если не сожрала моя арендаторша… Лена, да. Женщины странные создания, от них всего можно ожидать, в том числе и одинокого спонтанного пожирания в ночи при свете голодных глаз банки варенья. Но парацетамол-то наверняка уцелел, он горький.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Йози, можно тебя попросить… — сказал я слабым голосом умирающего.
— Да-да, конечно, — радостно закивал Йози, довольный, что вопрос «какого хуя» так и не прозвучал.
— Можешь сгонять по одному адресу? Закинешь туда походный рюкзак, чтобы тут место не занимал, и привезёшь коробку с лекарствами.
