последний глоток и, отставив кружку в сторону, повернулся ко мне, — зачем ты это сделал?
— Я… я знал ее. При жизни, — слова из меня лезли неохотно, постоянно застревая в горле. Облегчение, стыд и боль утраты смешались в душе в такой коктейль, что хотелось отключить эмоции и не думать. Сделать что угодно, только не чувствовать какое-то время ничего… — это… из-за меня?..
— Нет, — прекрасно поняв мое состояние, покачал головой оперативник, — Грина убил оборотень.
Комок в груди немного разжался, но тут же стянулся вновь. Троих. Мы потеряли троих… Потеряли людей, ставших всем нам за это время практически родными. Братьями. Сколько все это может продолжаться? До каких пор?! Какой вообще смысл во всей этой бессмысленной и жестокой бойне, в которую нас втянули?!
— Ты не ответил на мой вопрос, — по-прежнему внимательно глядя мне в глаза, заметил Игнат, — кто она?
— Человек, бывший мне самым близким в жизни на протяжении многих лет. Она уехала во Францию, когда я вернулся из армии. И там же, спустя несколько месяцев, нашла свою новую любовь. Больше с тех пор мы не виделись. До этого момента…
— Чудеса… — хмыкнул оперативник, отворачиваясь и подбирая под себя, намокшие от дождя ноги.
Некоторое время помолчали. Нахлынувшая было боль, медленно растворялась в груди, уступая место какому-то спокойствию и легкой эйфории. Да, мы потеряли друзей. Но мы выполнили задание, мы живы. А это не может не радовать… Я знал, что скоро шок пройдет и вместо него наступит осознание произошедшего, что принесет за собой страдание и боль, но не торопил его. Мы еще успеем оплакать погибших. Мы еще успеем их вспомнить… И не только словом.
Я провел рукой по лицу, стирая с него капли дождя и глядя на ставшую влажной ладонь. Странно, вроде бы на веранду дождь не попадал…
Шелест листвы и шум ливня сливался в единый голос, который казалось, что-то пытался нам сказать, пробегая по верхушкам деревьев, падая в траву и незаметно подбираясь к самым ногам. Он пел. Пел оплакивая тех, кто уже не мог быть с нами… А мы снова смотрели вдаль.
Глава 11
Не знаю, сколько я так просидел, бездумно уставившись в пространство. Мыслей не было. Никаких. Несмотря на все события последних дней, на чудовищное напряжение и потери, думать не хотелось ни о чем. Совершенно. Разумом я понимал, что надо бы встать и пойти проведать раненых ребят, разобраться с делами, поговорить с начальством, но вот на деле… Эмоциональное выгорание, как говорили мне в свое время психологи. Опасная штука. И в первую очередь для себя самого. Сколько опытных бойцов ушло в свое время из-за усталости и следующего за ней по пятам безразличия? Кровь, боль, ужасы войны, что некоторым тупым организмам, никогда не видевшим этого вживую, кажутся романтичными. Эмоции хлещут через край, медленно, но верно подтачивая душу изнутри. Кто-то срывается и уходит. Кто-то выгорает и становится безразличным ко всему. Если командир не дурак, он вовремя замечает таких людей и отправляет их на реабилитацию, если, конечно же, есть такая возможность. В таком состоянии люди, как правило, живут исключительно до первого же боя.
Кто-то черствеет и уже не способен принимать верные решения, не способен на милосердие. Ненависть, которая помогла ему выжить все это время, отравила его разум не хуже наркотика. И этот путь также ведет к смерти. Не сейчас, не сразу, а потом, когда наступит осознание своих поступков. Как правило, мало кто может это выдержать. Истинное осознание убивает человека надежнее любой пули. Либо меняет его навсегда.
Кто-то просто срывается и ударяется в запредельный загул, пытаясь перекрыть увиденное еще более сильными эмоциями. Алкоголь, женщины, наркотики, адреналин… в ход идет абсолютно все и в больших количествах. Исход их тоже ясен, если, конечно, не остановиться вовремя. Однако на практике это мало кому удается… Мне ли винить их за это? Уж точно не мне… Я вздохнул и облокотился на перила резной деревянной лестницы. Причин может быть много, но исход всегда один.
И выход тут тоже только один — суметь остаться человеком. Не зачерстветь душой, не стать бездушным убийцей, не слететь с катушек от ненависти и не превратиться в безвольный овощ, а пережить все это. Пропустить через себя, не потеряв при этом своей сути. Именно эту способность и показал всем русский солдат семьдесят два года назад, в горниле самой кровопролитной войны за всю историю человечества…
Я провел рукой по лицу и зябко передернул плечами от холода. Хватит. Хватит уже раскисать и быть великовозрастным сопливым подростком в теле взрослого мужика. И плевать, что в нашей более-менее избавленной от серьезных потрясений жизни, сейчас модно быть воздушной и не за что не отвечающей бородатой тридцатилетней девочкой. Даже оправдание этому недоразумению придумали довольно быстро — мол, нужно всегда оставаться в душе ребенком. И понеслось. Про взрослые мозги-то как-то в этой идеологии забыли упомянуть. А уж сколько цитат и шуток по этому поводу гуляет в интернете! «Первые сорок лет детства в жизни мужчины самые тяжелые», «Мужчина — это просто большой ребенок», «Мужчины как дети»… Хватит. Мужик это в первую очередь ответственность. За себя, за жизнь своих близких, за дело своей жизни, в конце — концов, а не только первичные половые признаки, как думает большинство из нас.
Нет, я совсем не против поиграть и подурачиться, тем более, когда есть настроение. В конце — концов, если мы забываем, какого это — быть маленьким ребенком, жизнь теряет множество красок и становится намного тусклее. Тем более что, когда работаешь на пределе и тем более в нашей сфере деятельности — без эмоциональной разрядки просто никуда.
Наверное, именно поэтому у нас и царила всегда какая-то неформальная и дружеская атмосфера в отделе. Постоянные подколки, розыгрыши, извечный троллинг не смотря на звания и погоны. Кто-то бы назвал это поведение непрофессиональным, но… Быть все время серьезным и жить по уставу — так крыша съедет быстро и надежно, особенно с такой работой. Вот и играет в заднем проходе детство у вроде бы серьезных и взрослых мужиков. Но пребывать в этом состоянии перманентно… Чревато. И все это прекрасно понимают.
— Ты говорил, что нас подставили, — снова нарушил затянувшееся надолго молчание я, — почему, если все прошло успешно, и мы взяли пленных?
— Да потому, что особняк, на который мы напали, принадлежал сыну одной очень большой и важной европейской шишки, — вздохнув, повернулся ко мне Игнат, — эта тварь, которую
