«Неужели старею?..» — подумал он с усмешкой. На самом деле он вообще не верил в то, что когда-нибудь состарится. Собственное будущее всегда представлялось ему следующим образом: либо он изменит свою природу и станет бессмертным — либо умрет на пути к этой цели. Он давно забыл и день своего рождения и год, в который это произошло. Он лучше чем кто-либо знал, что возраст — всего лишь состояние. Он избегал крайностей — старости и детства — и был всем тем, что лежит между ними. Между его двадцатью годами и пятьюдесятью не было непреодолимых барьеров. Его время медленно текло внутри этого промежутка — то в одну сторону, то в другую — не пытаясь вырваться за установленные пределы. Вместе с тем Уилар знал, что так не может продолжаться вечно. Его время становилось все более медлительным, все чаще и чаще приходилось подпитывать его извне, чужим временем и чужой жизнью. Если он не хочет окончательно превратиться в вампира, ему необходимо отыскать источник подлинного бессмертия — или, за неимением такового, создать его.
Засыпая, он размышлял о предстоящей встрече в замке Айлиса Джельсальтара, у него были плохие предчувствия.
* * *
Эльга открыла глаза. Сквозь щели между ставнями пробивался солнечный свет. В комнате было холодно, а под одеялом, еще и накрытым сверху зимним плащом, — так тепло и приятно… Эльга подумала, что в жизни есть множество удовольствии, которые всегда сытые, довольные люди просто не могут испытать. Чтобы узнать настоящий вкус хлеба, нужно несколько дней поголодать, чтобы испытать подлинное наслаждение теплом — путешествовать в слякоть и снег. Она вполне может позволить себе еще немного поспать. Эльга подоткнула одеяло и завернулась в него с головой. Недовольно потерла замерзший нос. Закрыла глаза.
Но сон не шел. Некоторое время она ворочалась на кровати, устраиваясь поудобнее — и в результате проснулась окончательно. Высунула наружу руку и тут же, пробормотав «Уууу, мамочки!..», сунула ее обратно. Такое ощущение, что в комнате холоднее, чем на оледеневшей дороге три дня назад, когда они с Уиларом, не найдя ни постоялого двора, ни самой последней избенки, устроились ночевать прямо под открытым небом. Поначалу Эльга думала, что они попросту околеют к утру, но этого не произошло. Напротив, она, как ни странно, почти и не замерзла. Спали они всего несколько часов, но наутро она чувствовала себя на удивление бодрой и свежей.
Сейчас все было наоборот: она спала долго, но вставать не хотелось. Повалявшись еще некоторое время, Эльга наконец совершила над собой героическое усилие: откинула одеяло и бросилась к одежде. Переступая с ноги на ногу и стуча зубами, она натягивала на себя одежду, которая была не менее холодна, чем пол, состоявший, казалось, не из дерева, а изо льда. Зевая и кутаясь в плащ, она спустилась вниз.
Уилар, похоже, еще не проснулся. В общем зале она обнаружила Эрбаста Ринолье, который, прихлебывая горячее вино, что-то оживленно строчил скрипучим пером на листе бумаги. Стоило Эльге подумать, что душевидец, по-видимому, настолько увлечен своей работой, что не обратит внимания на ее появление, как Эрбаст поднял голову, отыскал глазами Эльгу и приветливо кивнул ей, приглашая за свои стол.
— Доброе утро, сударыня. Вы еще не завтракали?.. Нет?.. Кстати, я тоже. — Эрбаст несколько раз щелкнул пальцами, подзывая слугу.
— А что вы пишете? — вежливо поинтересовалась Эльга. Эрбаст пустился в длинные и путаные объяснения, которые, впрочем, были прерваны сразу после появления на их столе каши и молока. Профессор Лаллеранского университета управился со своей порцией на удивление быстро. «Ну он и здоров лопать!..» — подумала Эльга, не успевшая к этому времени осилить еще и половины своей.
Эрбаст смущенно улыбнулся.
— Студенческая привычка, знаете ли.
Эльга густо покраснела. «Он опять читает мои мысли!..»
Эрбаст смотрел на нее и улыбался. «Разве Уилар не научил вас…?» — услышала она у себя в голове чужой голос. Окончание вопроса она не разобрала — как и вчера, во время двойного диалога Эрбаста и Уилара, когда она понимала в лучшем случае лишь половину их мысленных реплик — вместо второй половины она уловила не осмысленную речь, а какое-то неразборчивое бормотание.
— Разве Уилар не научил вас защищать свои мысли? — повторил вслух Эрбаст Ринолье. Эльга помотала головой. Ей все еще было стыдно за свою первую мысль, подсмотренную душевидцем.
— Странно. Обычно это одно из самых первых упражнений, которому учат тех, в ком стремятся развить способность к эмпатическому общению. Впрочем, если вы путешествуете недавно…
Почувствовав, что девушка споткнулась на незнакомом слове, Эрбаст поспешил разъяснить его — с помощью мысленной речи: «Эмпатия — это…» Далее последовал целый водопад понятии и смысловых оттенков, долженствующих объяснить всевозможные значения данного слова.
— Какие упражнения для освоения этой способности вы практиковали? — поинтересовался Эрбаст после того, как Эльга более-менее справилась с наплывом информации.
Эльга опустила глаза и тихо покачала головой. Эрбаст изумленно вскинул брови.
— Никаких? Очень странно… Уилар вас совсем ничему не учил?! Но… но тогда это просто поразительно!
— Что поразительно? — удивилась Эльга.
— Если вы обладаете столь высокой психической чувствительностью от рождения, это, поистине, исключительный случай!
От рождения? Эльга задумалась, а затем снова сделала отрицательный жест. Пока она жила в Греуле, ничего подобного она не умела. Была самым обычным ребенком… Как и все дети, время от времени она испытывала разного рода странные переживания, что-то изменялось в ее восприятии мира, но не более того. Ничем не отличалась она и от простой бродяжки, когда после сожжения Греула была вынуждена побираться в землях Данласского архиепископства. Что-то начало меняться, когда она поселилась у матушки Марго. Перемены были настолько медленными и незаметными, что поначалу казалось, будто бы их и вовсе нет. Эльга вспомнила, как матушка Марго пыталась научить ее слушать людей. Впрочем, матушка утверждала, что все, буквально все на свете имеет свой голос люди, животные, деревья, камни, реки и небеса… «Научись слушать людей, — сказала она как-то. — Когда они молчат, они все равно говорят. Часто так бывает, что у них что-то болит, а они сами об этом не знают и сказать, бедные, ничего не могут. А тело-то знает. Ты к телу прислушайся, узнай, где у него беда и болезнь. Это первое правило для всякого лекаря. Вот если ты знать не будешь, где болезнь сидит, как же ты ее вынуть сумеешь?..» Когда Эльга спрашивала как нужно слушать, матушка Марго не могла толком объяснить. «Слушай и все». Иногда Эльге казалось, что она и вправду что то слышит. Вернее, не слышит, а чувствует. Иногда удавалось угадать, зачем очередной посетитель пришел в дом матушки, что ему надо и что у него болит — еще раньше, чем человек открывал рот. Случалось, что она ошибалась, но со временем ошибок было все меньше и меньше. Во всем этом почти еще не было ничего чудесного, но с тех пор, как она начала свое путешествие с Уиларом, «чудесное» стало происходить постоянно. Вернее, не происходить, а прямо-таки обрушиваться на голову, когда меньше всего этого ожидаешь. Эльга вдруг осознала, насколько преобразило ее путешествие.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
