— Ничего не получится, — сказал Собек.
— Но ты-то понял, что Левка у них?
— Я ничего не понял.
— Если б это было не так, мы бы сейчас работали с департаментом поиска пропавших детей, а не сидели бы в башне, окруженной водой, как заразные.
— Они не утверждали, что Левки здесь нет. Они сказали: «не крали, не звали, не держат силой…» Я бы не стал выдавать Элис за мать.
— Пусть только покажут Лео. Все равно, по какому поводу.
— И что же будет?
— Увидишь.
— Ерундой занимаемся, — сказал Крокодил.
— А как бы действовал ты?
— Не лез бы на их территорию.
— Ну, извини! Как еще достать гада, если не лезть к нему в нору?
— Ждать, пока вылезет, и держать топор наготове.
— Ждать, пока вылезет и откусит руку вместе с топором? Что ты высматриваешь там, Крокодил? Что ты там видишь?
— Башня повернулась вокруг оси.
Графиня вышла на веранду взглянуть. Береговая линия действительно сместилась, а Солнце, вместо того, чтоб уйти на запад, поплыло в сторону севера.
— Подводная береговая охрана работает, — заметил Собек, вглядываясь с высоты в бликующую поверхность моря. — «Рафа» не войдет в акваторию даже под защитной оболочкой. Дольмен там, за южными холмами. День туда — день обратно. Думаю, охрана в зоне усилена. Нам должно повезти, чтобы операция удалась. А в случае провала вся надежда на физика.
— Не надейся.
— Откуда-то он узнает о наших «прогулках».
— Не в этот раз. Как ты ориентируешься, Крокодил? Они перерыли все побережье. Рельеф изменился. Я не вижу даже Майами-бич.
— Береговая линия не менялась веками. Я знаю дно, и их аппаратуру, что на дне, тоже знаю. Видишь, патрульный катер с воздушной турбиной? Никакого подводного винта в акватории, где стоят их радары. «Рафинад» засветится, даже если пойдет под парусом. Слишком габаритная лодка.
— Погоди, Крокодил. Мы еще не исчерпали сухопутные аргументы, а у тебя уже жабры сохнут. Наплаваешься еще.
— Решение нужно принять. К вечеру они спрячут твоего Лео Натановича.
— Далеко не спрячут. Даже крокодилам известно, что мальчик не может жить вдали от дольмена.
— Ребенка скорее убьют, чем вернут.
— Нет, не говори такие ужасные вещи.
— Подумай и пойми, что я прав.
— Что ты предлагаешь? Десантироваться на берег и воевать?
— Если знаешь как, начинай, — согласился Собек. — Не знаешь — лучше продать рукопись и убраться сегодня.
— Дай подумать, — попросила графиня. — Дай мне время принять решение.
Бар располагался за дверью, на которой висело полотно Рембрандта. Мира заподозрила, что картина — оригинал. Некоторое время было потрачено на экспертизу. Графиня вглядывалась в мазки на холсте, царапала их ногтем, щупала пальцем. В баре нашлась бутылка Бордо, да не одна, а полная коллекция вин любимой марки за лучшие годы. И это лишний раз подтверждало, что хозяева готовились к визиту. Собек не присоединился к ее сиятельству, он стал осматривать стены и подозрительные элементы декора.
— Если ты думаешь, что сюда натолкали жучков, даже не сомневайся, — сказала графиня. — Садись, выпей, уважим принимающую сторону.
Графиня вынула из сумки рукописи Яшки Бессонова, а Собек продолжил осмотр территории. Он обошел по периметру верхний этаж, спальню и ванную комнату. Спустился в холл, заглянул в кабинет, вышел на веранду и снова поднялся наверх.
— Послушай!.. — крикнула графиня, заметив его фигуру на лестнице. — Хочешь, почитаю, как двое шли по лесу? Слушай, что сказал человеку Ангел: «Вера не дана тебе в утешение за разум дремучий. Это не наказание, не послушание, не обряд, который необходимо выполнять каждому, кто не может принимать решение сам. Знаешь ли ты, человек, что вера — есть величайшее оружие, против которого не устоит даже сила Творца. Сам Создатель бессилен против веры, которой вооружил человека. Но если ты ни во что не веришь без доказательств, если считаешь себя венцом природы, то вера твоя, человек, превратится в насмешку. И сделает тебя рабом в мире, в котором ты мог стать господином. Потому что, не приняв в свое сердце веру, ты отверг великое оружие, единственно возможное против тех, кто повелевает тобой…» Я ведь когда-то купилась… — призналась Мира. — Даже проверяла на деле, пока не убедилась, что это полная чушь. Вера не оружие, а способ обмануть самого себя.
— Возьми в руки саблю. И что? Разве ты овладеешь саблей?
— То ж железяка.
— Нельзя защититься оружием, которым не овладеешь, — сказал Собек. — Оно сделает тебя еще более уязвимой. Проще уцелеть тому, кто не лез в драку.
— Может, ты перестанешь бродить и выпьешь со мной? Слушай, Собек. Слушай, чему учит человека Ангел и мотай на ус: «Тот, кто верит, что без крыльев невозможно подняться в небо, никогда не получит крылья. Верь сердцу, а не глазам своим, ибо глаза открыты в мир иллюзий, и однажды закроются навсегда, но душа никогда не перестанет общаться с Богом». Для рептилий разъясняю: Вселенная, которая внутри тебя, Крокодил, и есть твой настоящий мир, закрой глаза и ныряй туда. Только там найдешь все, что нужно. Только там твоя вера тебя защитит. Там не будут красть детей у тебя из-под носа, там не будут зомби являться к тебе в клоунских нарядах и падать в обморок на чистый ковер. Ты не понял? — прокричала графиня вслед удалившемуся Собеку.
— Ты обещала! — напомнила графине Элис. — Ты сказала, что скоро вернемся.
— Я тебя обманула, крошка. План номер один не прошел. Действуем по плану номер два. Нам придется остаться здесь на всю жизнь.
— Нет!!! — воскликнула девушка. — Этого не будет! Я не позволю!
— Будет, дорогая моя.
— Нет!
— Да!
Собек сбежал вниз, услышав пронзительный крик. Элис стукнула кулаком по столу и поранилась до крови. В припадке истерики девушка стала кидаться на экран телевизора, на котором герои фильма гуляли в тенистых аллеях парка. Она отпихнулась от Крокодила и запустила в графиню тяжелый стул. Предмет, массой в половину Элис, со свистом пролетел мимо ее сиятельства.
— Сволочи! — кричала девушка. — Все вы, люди, одинаково сволочи! Ненавижу вас! Ненавижу! Все вы сдохнете, сдохнете!
Когда Собеку удалось скрутить окровавленную девицу, графиня взяла телефон.
— Пожалуйста, врача в этот номер, — попросила она. — Нам нужен укол транквилизатора. Лошадиную дозу… Да, девушка психически нездорова. Морской климат на нее плохо действует.
Перебинтованную девицу, накачанную лекарствами, положили в постель. Прежде, чем заснуть, Элис вздрагивала, словно рыдала без слез. Она вздрагивала и во сне. Графиня боялась отойти от кровати, а девица говорила на непонятном ей языке, таком эмоциональном, словно общалась с коровами на лугу. Мычала и хрюкала, грозила кулаком, а потом рассмеялась и уткнулась носом в подушку. Не иначе, как рассмеялась над человечеством.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
