«Concepcion Jeronima. 13».
– …По-моему, ты ненормальный, – сказала девушка без всякого осуждения. – Зачем тебе все эти имена?
– Это долгая история. Непонятно, откуда они взялись. Поселились у меня в голове и мешают заснуть…
– Ты слышишь голоса?
Только имена. Не важно… Они здесь, – Сардик легонько постучал пальцем полбу, – устроили что-то вроде гостиницы. И ничем их не выкуришь…
– Гостиницы? Ха! Ты точно ненормальный!
– Не веришь? – Сардику вдруг стало весело, как иногда бывало весело с Шуриком и с ее завиральными историями; теперь он и сам выступил в качестве автора завиральной истории. – У гостиницы даже название имеется…
– Да что ты говоришь! «Хилтон», да? Или, может, «Октябрьская»?
– Не совсем. «Concepcion Jeronima. 13».
Ничего такого он не сказал – ничего, что могло бы так сильно взволновать ее. Но она выглядела взволнованной по-настоящему, как если бы увидела перед собой привидение, или старого друга, которого давно считала умершим, или саму Холли Голайтли, старшую сестру. Сардик даже обернулся к пиротехнической заставке – не выскочил ли из нее долгожданный миллион китайцев?
– Повтори, – сказала девушка, чтобы исключить возможные разночтения.
– «Concepcion Jeronima.13», – с готовностью повторил Сардик.
– Откуда ты знаешь про это название?
– Я уже объяснил.
– Другого объяснения не будет?
– Нет.
– Мне надо подумать…
К чему относилось «мне надо подумать»? Наверняка к названию, которое он воспроизвел с максимально возможной точностью. Это для него, Сардика, «Concepcion Jeronima.13» – не более чем набор букв. А для ангела в этих буквах заключен какой-то тайный смысл. Как существует тайный смысл в их совсем не случайной встрече, которая… которая…
Изменит его жизнь. Полностью.
Он недолжен был спутать ангела ни с кем другим. И он не спутал.
Пока Сардик прислушивался к себе, девушка оторвалась от стены, сделала несколько шагов вперед и присела на корточки перед ним, все еще сидящим на земле. От этой неожиданной близости у Сардика пересохло во рту и заныло сердце.
– Ты – составитель ребусов? – спросила она, в упор разглядывая Сардика, ощупывая глазами каждый сантиметр его лица.
– Почему? Я художник.
– Художник и при этом составитель ребусов?
– Ну что-то вроде того, – подло соврал Сардик. – Балуюсь ребусами на досуге. С детства их составляю.
Кому нужна эта ложь? Сардику, потому что только таким незамысловатым способом можно удержать внимание ангела, ввести его в заблуждение – хотя бы ненадолго. А «ненадолго» – понятие растяжимое: он так давно ждал своего ангелочка, так давно копил силы, что просто не может не оказаться на высоте! Он продемонстрирует ангелу свои картины, и «Воркующего рыцаря» тоже, – и тогда ангел все поймет про Сардика: какой он художник, какой он человек. Но даже если этого будет недостаточно – к услугам Сардика целый арсенал вооружения. Гаро, Женька, байкер Леопольдыч, Иван Бабкин и тенор-саксофонист Мчедлидзе, два модных диджея, Верка-Герпес и Анька-Амаретто, Уж, индеец Джим и Шурик (в первую очередь – Шурик!) – все они оставили в арсенале что-то свое. Байки, шутки, присказки, эмоции, реакции, любимые словечки, взгляды и жесты. Истории, достойные Борхеса и Трумэна Капоте. Долгие годы Сардик был безропотным хранителем этого арсенала, безответным ключником, но теперь… Он больше не хочет быть – ни хранителем, ни ключником.
И не будет.
– …Только, чур, не влюбляться! – с расстановкой произнес Сардик и подмигнул ангелу.
И тотчас испугался сказанного, ведь это были не его слова! Они никак не могли родиться – ни в его сердце, ни в его гортани; они жали подмышками и теснили грудь, как костюм, севший после стирки. Но ангел не заметил несоответствий в одежке. И подмигнул Сардику в ответ:
– Постараюсь. Меня зовут Ёлка.
– Что, правда?
– Почти. Настоящее имя ты все равно не запомнишь. А тебя? Как зовут тебя?
– Сардик, ударение на первом слоге. А настоящее имя – Сардор. Ударение на последнем.
– Здорово! Ты таджик-нелегал?
– Я художник и составитель ребусов. Вполне легальный. У меня и паспорт есть.
– Это резко меняет дело. – Ёлка улыбалась все шире, все непринужденнее. – Хочешь кофе, Сардор?
– Конечно. Я угощаю…
…Кафешка была первой попавшейся.
Как раз напротив недавно отстроенных Перинных рядов, стой стороны Гостинки, которая примыкала к башне Государственной думы. Единственным достоинством кафе оказалась пара столиков, вынесенных прямо на улицу: именно за одним из них и устроились Сардик с ангелом. Сардик – спиной к Гостинке, а ангел – лицом. Сардик заказал себе кофе, заранее зная, что принесут растворимую бурду, а Ёлка потребовала какао.
– Какао нет, – радостно сообщил официант.
– А вы поищите. Обязательно найдете.
Найдут, никуда не денутся, подумал про себя Сардик, и точно: Ёл кино какао принесли даже раньше, чем его эрзац-кофе.
– Надо же, дрянь какая, – сказала Ёлка, отпив несколько глотков и поморщившись. – В этом городе никто не умеет готовить какао.
– Я умею, – отозвался Сардик. – Можем поехать ко мне домой, и я приготовлю тебе потрясающее какао!
– Мне надо подумать…
На этот раз в «мне надо подумать» не было никаких подводных течений – ни холодных, ни теплых. Все выглядело так, как будто красивая девушка решает про себя – отправиться ли ей в гости к влюбленному в нее парню (со всеми вытекающими) или нет.
– Значит, ты художник?
– И составитель ребусов, – напомнил Сардик.
– На какие темы составляешь?
– На всякие. Путешествия в пространстве, например. Страны и города. Люцерн, Джендуба, Трансильвания… Китакюсю, префектура Фукуока. Могу про животных.
– Про животных? – Ёлка оживилась и перевела взгляд с автомобильной стоянки (на которую до сих пор смотрела не отрываясь) – прямехонько на Сардика.
– Ну! Про котов, например.
– У меня тоже есть кот, -
ее голос был полон такой значительности, что Сардика зазнобило. С чего бы это? – ведь день-то теплый, наполненный солнцем, почти летний.
– У меня тоже… был.
– Слушай, – перебила она его, как будто от котов – его и ее – что-то зависело. Как будто боялась, что Сардик может в чем-то ошибиться, не оправдать ее ожиданий. – Про котов поговорим потом.
– Я могу надеяться, что будет «потом»? – наивно спросил Сардик.
– Не исключено.
– Один человек сказал мне, что сегодня я встречу девушку, которая изменит мою жизнь. Как ты думаешь – это ты?
Последний вопрос выглядел еще более наивным, чем предыдущий, но Ёлка (господи, что за чудное имя!) отнеслась к нему со всей серьезностью.
– Не исключено, – ответила она. – Тем более что теперь я свободна.
