«Откуда ему это ведомо?» – изумился Майсгрейв, невольно положив руку на широкий пояс, за которым в кожаном футляре хранилось послание короля. Оно всегда было при нем, но сейчас, желая завуалировать свой невольный жест, Филип провел рукой мимо, положив ладонь на рукоять меча. Монтегю заметил это.
– Вам незачем видеть во мне врага, сэр. Более того, после той неоценимой услуги, которую вы оказали Невилям, вы всегда будете самым желанным гостем в Уорвик-Кастле.
– Буду признателен, если ваша милость объяснит, о какой услуге идет речь!
– О, об этом вы узнаете в свое время! Сейчас же, я думаю, настала пора отужинать. Ведь со вчерашнего вечера, насколько мне известно, вы не имели возможности подкрепиться, а путь проделали немалый. Прошу к столу, господа.
Он указал на длинный, ломящийся от яств стол. Изголодавшиеся путники давно поглядывали на него и теперь с удовольствием приняли приглашение. Даже Майсгрейв на какое-то время отбросил свою настороженность и с наслаждением осушил кубок за здоровье маркиза Монтегю.
В Уорвик-Кастле не слишком строго соблюдался наступивший пост: стол украшали огромный жареный каплун с золотистой корочкой, тушенная с гвоздикой и миндальными зернами говядина, пышный пирог с начинкой из гусиной печенки, зажаренная на вертеле мелкая дичь, черный кровяной пудинг и бычий хвост под пряным соусом. В высоких кувшинах плескались тонкие вина всевозможных сортов, которые расторопные виночерпии то и дело наливали в бокалы из зеленоватого венецианского стекла. На десерт подали печенье, орехи и засахаренные зимние груши.
Изголодавшиеся люди с завидным аппетитом поглощали все эти блюда. Монтегю также не отставал от них. Жир обильной пищи стекал по пальцам пирующих, а острый вкус яств заставлял все чаще припадать к бокалам с вином.
Воины Майсгрейва сидели по одну сторону стола, а Монтегю и Филип – по другую. Время от времени маркиз склонялся к соседу и дружески его потчевал:
– Отведайте этого поросенка, сэр. Он вскормлен одними желудями, и мясо его так и тает во рту. К тому же наши повара сдобрили его перцем, шафраном и имбирем, что придает мясу поистине незабываемый вкус. Попробуйте и вон того вина. Это «полиньи», его привозят с Юга Франции, оно отлично утоляет жажду, но не дает тяжелого похмелья.
Майсгрейв медленно выпил бокал розового вина, смакуя его восхитительный вкус. Едва он поставил бокал на стол, как его вновь наполнили до краев.
Филип покосился на Джона Невиля. Тот хоть и ел наравне с гостями, но пил умеренно, лишь порой пригубляя вино, в остальное же время с самым благодушным видом любовался его цветом на фоне пылающего в камине огня.
Между тем все насытились и охмелели. Тут же были поданы тазы для омовения пальцев. Почести, которые оказываются лордам, были отданы и простым латникам, что позабавило последних. Они стали перешучиваться, не стесняясь присутствия высокородного маркиза. Гарри даже осмелился спросить у Монтегю, не ведомо ли его светлости, где находится их славный приятель Алан Деббич, которого им очень недостает. Монтегю заверил гостей, что вскоре они смогут встретиться с ним. И при этом усмехнулся.
Филип оставался молчалив. Ему не нравилось все, чему он не мог найти объяснения, а вопросов накопилось уже предостаточно.
В это время в дальнем конце зала, на некотором возвышении, отворилась узкая дверь и в ее проеме возникла дама в белом одеянии. Света там было недостаточно, и поначалу никто толком не разглядел незнакомку, но, поняв, что перед ними знатная особа, все поднялись.
Медленными скользящими шагами дама преодолела высокие ступени. Шлейф ее платья поддерживали двое пажей, легкая вуаль слегка колыхалась, ниспадая почти до пола с верхушки богатого эннена55. И чем ближе подходило это белоснежное видение, тем сильнее менялись в лице Майсгрейв и его люди. Простое любопытство сменилось легким недоумением, затем растерянностью и, наконец, испугом и потрясением.
Дама подошла ближе. Ее одеяние из белого шелка при каждом движении посвистывало тугими складками. Низ платья и лежащий на плечах воротник из серебряной парчи сверкали узорами из драгоценных камней. Когда она изящно присела в низком реверансе, повеяло нежным ароматом мускуса. Она по-прежнему держалась отрешенно, даже не поднимала глаз. Маркиз Монтегю шагнул вперед и, взяв даму за кончики пальцев, возвестил:
– Сэр благородный рыцарь и вы, господа, позвольте представить вам мою племянницу, леди Анну Невиль, графиню Уорвик.
Дама подняла лицо – и засияли лучистые изумрудные глаза красивого миндалевидного разреза. Она по очереди взглянула на каждого из присутствующих и закусила губу. Казалось, ей стоило немалых усилий не расхохотаться.
И впрямь, вид воинов был забавен. Они переглянулись между собой и во все глаза уставились на стоявшую перед ними красавицу. Одна и та же мысль вертелась у всех в голове, но никто не решался высказать ее вслух. Алан?
Но не мог же он и в самом деле оказаться этой благородной леди?! Мальчишка с арбалетом, с исцарапанными щеками, шатающийся в седле от усталости, отчаянно рвущийся навстречу опасности, – и эта величественная роскошная дама, от которой так хорошо пахнет, у которой такие изысканные манеры…
В этот миг дама произнесла:
– Рада вновь встретиться с вами, господа, в стенах моего родового поместья. Надеюсь, вас приняли достойно и вы простили мне мое дерзкое бегство там, у леса?
Что она говорит? Не может быть!.. Но голос – такой знакомый, низкий, с мальчишеской хрипотцой!..
Анна больше не могла сдерживаться. Ее словно прорвало. Откинув голову, она звонко рассмеялась. Сомнений больше не было. Так мог смеяться один лишь Алан Деббич!
Оливер залопотал было что-то невнятное и без сил стал оседать. Если бы Фрэнк Баттс не подставил ему плечо, тот и впрямь рухнул бы на пол. Гарри потрогал багровый рубец на щеке, оставшийся от удара хлыстом Алана.
– Ради Бога, не шутите так, миледи! Этого не может быть.
– Может, мой славный Гарри! Это я собственноручно оставила след на твоей щеке. Но ведь ты рискнул преградить дорогу графине Уорвик в ее собственных владениях!
Тут Гарри расплылся в ухмылке:
– Что ж, тогда поделом мне. Зато я горд, что все эти дни имел честь ухаживать за вашей лошадью, миледи.
Шепелявый Джек стоял выпучив глаза. В его голове неотвязно вертелось, как сегодня он вскинул арбалет, целясь в покидавшего их Алана.
– О, простите меня, ради Бога, ваша милость! Умоляю, простите!
– За что ты просишь прощения, Джек? Или ты вспомнил, как едва не подрался со мной на линкольнском заезжем дворе?
В голосе Анны слышалось лукавство. Она не знала о пущенной сегодня в ее сторону стреле. Но ее слова вызвали в памяти воинов целый рой воспоминаний, от которых щеки этих грубых рубак запылали, как у молоденьких девушек. Кто припомнил сальные шуточки, которые частенько сыпались в ее присутствии, кто иное – когда они, не стесняясь, на виду друг у друга справляли нужду, рыгали или издавали неприличные звуки. Оливер глядел на эту прекрасную леди сияющими глазами, и в памяти его вставал тот час, когда душа его разрывалась от горя и он рыдал у нее на плече, а она утешала его, гладя по волосам и вытирая ему слезы.
