Меня, как куль, положили в палату. Все койки вокруг были заняты тяжелоранеными. Когда я увидел страдания товарищей, я почувствовал глубокую благодарность судьбе, что отделался сравнительно легко. Я совсем не чувствовал боли. Мне просто невероятно повезло в том, что множество попавших в меня пуль не повредили нервные окончания. Я смог вполне связно разговаривать с врачом, который совершил утренний обход.
Первым, кто навестил меня на следующий день, был мой командир, майор Шванер. Слезы навернулись нам на глаза, когда мы снова увидели друг друга. Затем я доложил:
— Произошел боевой контакт с противником.
Увидев меня, он даже забыл поругать за мотоцикл, который стал теперь металлоломом. Он был последним в роте.
После майора Шванера появился обер-фельдфебель Дельцайт. Я чувствовал, как трудно ему скрывать от меня правду. Я тогда знал уже наверняка, что мне придется сказать «прощай», самое трудное «прощай» во всей моей жизни. Я, конечно, нес вздор о том, что снова скоро вернусь в роту. Дельцайт меньше моего верил в то, что я смогу сдержать обещание.
В качестве утешения батальонный адъютант сообщил мне новость. После нашего крупного успеха штаб корпуса включил мое имя в число награжденных дубовыми листьями. Вплоть до возвращения домой я не обнаружу, что это было не просто утешением.
Состояние моего здоровья в течение дня заметно улучшилось. Я заметил это, потому что мне захотелось курить. Врач запретил мне курить, заметив, что у меня прострелены легкие, а это категорически исключает курение. Однако я продолжал его упрашивать. Именно через курение я мог доказать, что мои легкие в порядке. Будь у меня пробиты легкие, дым уходил бы через раны в спине. Медик не мог оспорить мою логику. Мои настойчивые просьбы, вероятно, убедили его.
Однако я продолжал сетовать на судьбу. Не мог понять, почему меня должны были подстрелить тогда, когда мои товарищи по оружию нуждались во мне больше всего. Именно в тот самый день, когда я был ранен, меня официальным приказом назначили командиром роты. К сожалению, радость от получения этого поста оказалась недолгой.
Сначала предполагалось, что я улечу обратно в Германию самолетом, но многие солдаты больше, чем я, нуждались в срочной отправке авиатранспортом, так что я пробыл в медсанбате еще два дня. Во время ежедневных посещений мои товарищи сообщали мне все новости из нашей части. Они рассказали мне, что лейтенант Эйхорн в ту ночь не поехал обратно, а на следующий день дал себя ввести в заблуждение и атаковал с фронта деревню, в которой уже сконцентрировались большие танковые силы русских. Конечно, его атака была отбита. Эйхорн был превосходным офицером, но у него все-таки еще не хватало опыта. В роте он был недавно, после окончания школы бронетанковых войск.
Сослуживцы рассказали также, как он с огромным трудом добрался до автодороги на Ригу, которая уже находилась под контролем русских. Подразделение прорывалось между танками «Иосиф Сталин» и «Т-34–85». Только одному «тигру» удалось добраться до моста через Дюну, который уже обстреливался противником. Наша рота потеряла убитыми и ранеными в этот злосчастный день больше, чем за все предшествующие операции. Тем, кому удалось выбраться из своих горящих танков, пришлось плыть через Дюну, чтобы спастись. Наша рота так и не оправилась после сильного «кровопускания». Вскоре получили ранения Нинштедт и Эйхорн и прибыли новые офицеры, которые не были так близко знакомы с войсками. Майора Шванера позднее заменил командир, который оказался полным неудачником. Оставшиеся наши танки передали отдельным подразделениям, и они один за другим были потеряны.
С тяжелым сердцем я возвращался на родину, отплыв на судне из Ревеля. Русские уже перерезали железнодорожное сообщение. Через четырнадцать дней я прибыл в Германию. В Швинемюнде нас погрузили в удивительно чистые вагоны санитарного поезда. Впервые за долгое время я лежал на чистых белых простынях, можно сказать, слишком роскошных для обычного солдата, такого, как я.
Когда я прибыл в Линген на реке Эмс, весил 39, 5 килограмма. В то время я не верил, что впервые попытаюсь ходить к концу сентября.
Именно в госпитале я впервые прочитал в старой газете, которую захватил с собой знакомый солдат, что я 27 июля 1944 года награжден дубовыми листьями к Рыцарскому кресту. Я был 535-м военнослужащим вермахта, получившим эту награду.
Быстрое выздоровление в госпитале
Из всех многочисленных добрых пожеланий с фронта и из дома наибольшую радость доставляли мне письма, которые приходили в госпиталь из моей роты. Из них мне особенно приятны были письма моего по-отечески заботливого друга, как с полным правом можно назвать нашего штабс-фельдфебеля. Благодаря его письмам я всегда был в курсе дел в роте. Ригер в довольно сдержанном тоне писал моей матери, когда не мог сказать ничего определенного о моем состоянии. Он хотел убедиться, что я добрался до дома живым.
Позже мы переписывались, и сегодня мне доставляет большую радость то, что моя мать собрала и сохранила всю переписку того времени.
В первых же строках письма, отправленного из госпиталя в роту, я спрашивал, получили ли Кершер, Крамер, Геринг и Леннекер награды, о которых я для них просил, будучи еще в медсанбате. В ответном письме 5 сентября Ригер сообщал: «Геринг, Кершер и Крамер до сих пор не представлены к награде. В роте нет больше офицера, который станет заниматься этим делом!»
Я написал в батальон обратной почтой и получил 17 ноября следующую хорошую новость: «Фельдфебель Кершер и унтер-офицер Крамер награждены Рыцарским крестом; обер-фельдфебель Геринг — Германским Золотым крестом. Груз озабоченности снят с ваших плеч с вручением этих наград. Я особенно горд, что они стали первыми младшими командирами батальона, удостоенными этих высоких наград».
Процесс моего выздоровления шел очень быстро. Врач заключил, что кости верхней части бедра настолько срослись за те четырнадцать дней, на протяжении которых длилась моя медицинская эвакуация, что добиться оптимальной длины ноги невозможно. Однако, несмотря на это, на мне все еще была вытягивающая шина Томаса. Хорошенькое дело!
Однажды утром я получил письмо с обратным адресом отдела-5 Главного командования сухопутных сил, известного также как отдел боевых наград. В нем меня просили сообщить о моей способности передвигаться, на предмет того, могу ли я прибыть в ставку Гитлера для официального вручения мне награды — дубовых листьев к Рыцарскому кресту.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
