Ты же не будешь спорить, что это отличная тактика.
– Ты болен.
Паскуаль зубами содрал кусочек колбасной шкурки и стал жевать прямо у меня перед носом.
– Если не хочешь бежать… ладно, тебе же хуже. Но эта ночь будет последней. Достаточно мне развязать тебя и сказать, что ты пытался смыться.
– А как я узнаю, что ты этого не сделаешь в любом случае?
– Я человек слова. Решайся. Сейчас или никогда.
Мы смерили друг друга взглядом. Он ждал, что я буду умолять, а я ждал, когда он уйдет.
– Ладно. Ты уже решил. Ты подписал себе смертный приговор, приятель. – Он на прощанье стукнул меня колбасой по затылку и вернулся к костру.
Паскуаль разминулся с Хлоей, которая шла с плошкой в руках, накинув одеяло на плечи. Она опустилась на колени рядом со мной. Сняла одеяло и укрыла меня:
– Холодно.
– А я и не заметил, – проворчал я, выдыхая облачко пара.
– Прости… – По голосу я понял, что ей стыдно и больно видеть меня в таком положении.
Она поднесла плошку к моим губам, и я, отпив, сразу почувствовал себя лучше.
– Все опять как раньше, а? – рассмеялся я.
– Не понимаю…
– Что не понимаешь?
– Почему ты не злишься на меня?
– А чего мне злиться?
– Гомер, ради бога. Посмотри на себя. Часто тебе случается быть связанным? Это я виновата…
– Хлоя, – вздохнул я, – я думал о тебе все эти годы, а теперь ты здесь, рядом. Как я могу злиться? Наоборот, я счастлив.
– Ты невероятный… – Она улыбнулась и отвела прядь за ухо. – И, насколько я могу судить, все еще живешь в своем мире.
– А ты все такая же красивая. Дашь мне еще бульона?
– Конечно.
– Видно, что не ты варила, – сказал я, причмокивая.
– Почему?
– Очень вкусно.
Хлоя беззаботно рассмеялась. На мгновение мы оба почувствовали себя в нашей пещере. Потом она вспомнила, где мы и с кем, и снова опустила забрало.
– Потяни за шнурок у меня на шее.
– Зачем?
– Затем что у меня руки связаны, и мне самому это не очень удобно.
Хлоя посмотрела на меня с любопытством, но в итоге повиновалась. Глаза ее округлились, когда она увидела медальон.
– Не может быть. Ты сохранил его!
– Разумеется. Я же сказал, что верну.
Хлоя провела пальцами по монете, вспоминая то время, когда главной ее заботой было копить сокровища.
– Ну же, бери. Он твой.
– Нет. Уже нет… – И добавила немного веселее: – Не верится, что ты до сих пор его носишь.
А разве она поступила бы иначе? Для меня сберечь подарок было делом первостепенной важности, а Хлоя, похоже, не придавала этому значения. Самое дорогое, что у меня было, казалось ей просто безделицей.
– Ты нашел отца?
– Да… – Я опустил голову.
– Соболезную.
– Его расстреляли, Хлоя. Республиканцы.
– Вот почему на тебе эта форма… – В ее словах не было упрека – скорее, понимание.
– Трудно объяснить… Но, по крайней мере, я сейчас знаю, с какой стороны летят пули.
– Моего отца тоже убили.
Я почувствовал себя идиотом, оттого что не спросил раньше.
– Ко… когда?
– Больше года назад… Тоже расстреляли… На крыльце нашего дома… У меня на глазах…
– Хлоя…
– Генерал Миранда убил его в упор.
– Я знаю, кто это. У меня от него мороз по коже.
– Потому я и была в Эндае в солдатской форме. Искала Миранду… Он причинил нам столько зла, Гомер. И ни в чем не повинным людям, которые хотели просто покинуть страну. Он безжалостен, жесток, он маньяк… В Эндае нам представилась возможность, которую нельзя было упускать. Мы сделали взрывчатку, хотели подорвать поезд. Я должна была подобраться к Миранде, а они, – Хлоя указала на мужчин у огня, – организовать взрыв.
– Но если бы ты убила Миранду, тебя бы схватили и расстреляли.
– Не вини их. Это была моя идея и мое решение. Таков был мой план. Я сама на это пошла. – Она покачала головой: – Но ничего не вышло. Кончилось настоящей катастрофой, и все из-за меня… Больше такой возможности не будет. – Темные круги у нее под глазами говорили об усталости и постоянной внутренней борьбе.
– Бежим со мной, – взмолился я.
– Не могу, – ласково ответила она.
– Еще как можешь.
– Нет. Это мои товарищи. Сейчас они моя семья. И мы на войне. Я не могу их бросить. – Хлоя так на них посмотрела, что во мне шевельнулась зависть. Может быть, ревность.
– Они придурки. И я не знаю, вдруг ты не заметила, но война закончилась больше года назад.
– Возможно, она закончилась для тебя. Но мы не успокоимся, пока не победим.
– Пока не победите? Боже, что у тебя в голове? Мы все проиграли, Хлоя. Не лучше ли вам выйти из леса и взглянуть на суровую реальность? Война обставила всех нас. Пора уже строить, а не разрушать.
– А у тебя что в голове! Чтобы строить, нужен прочный фундамент. Ты правда думаешь, что он уже есть? Это то основание, на котором ты хочешь возрождать страну?
– Для страны, о которой я мечтаю, важны люди, а не материалы, прочные или нет.
– Вот! – воскликнула Хлоя. – Я не такая, как ты. Не могу притворяться, улыбаться и жить ложью. И заметь – я рада, что ты жив-здоров. Честно. Но ты принадлежишь одному миру, а я другому, совсем другому!
– Это не новость. Всегда так было, но никогда не превращалось в проблему.
– Нет. Было не так. Но ты ушел. Ты помнишь обещание, которое дал мне?
– Хлоя…
– Нет. Не хочу ничего слышать. Мне плевать. – Она протянула руку мне за спину и вложила в ладонь нож. На ощупь показалось, что это мой. – Уходи сегодня ночью. Когда в караул заступит Верста. Вон тот, в шапке-ушанке. Он всегда засыпает. Только, пожалуйста, не делай ему ничего плохого. Ни ему и никому…
– Что это за придурок приходил перед тобой?
– Это… Паскуаль. Он не придурок, Гомер. Ты его не знаешь.
– Ты с ним?
– Ты серьезно меня спрашиваешь?
– Я уже спросил.
– Ты не имеешь никакого права…
– Хлоя.
– Замолчи. Не желаю тебя слушать.
– Ты знаешь, что я не уйду без тебя.
– Еще как уйдешь. Потому что я так хочу. Здесь ты будешь только мешать. Три года назад я спасла тебе жизнь, теперь ты спас жизнь мне. Мы в расчете. На этом все кончится. Не хочу тебя больше видеть.
Как ни старалась она выглядеть холодной и суровой, не смогла справиться с легкой дрожью в голосе, сопровождавшей эту тираду. Так же как не могла сдержать выступивших слез. Но в конце концов Хлоя встала и направилась к костру. Когда я уже думал, что все кончено, она остановилась
