— Думаешь, это шутка? — Кейро вскинула голову. — Нет, я не шучу. Ты прыгнешь, если действительно любишь меня.
— Сумасшедшая, — в отчаянии прошептал Лоутон.
— Это я-то сумасшедшая? — переспросила Кейро. — Да я нормальнее тебя в сто раз. Сначала ты спас меня, потом пытался убить, а потом подлечил — наверное, для того, чтобы иметь возможность убить меня снова. И теперь являешься неизвестно откуда и заявляешь, что любишь меня, потому что я не та, за которую ты меня принимал.
В изложении Кейро все эти события представали под таким углом, что Лоутон с трудом догадался, о чем идет речь.
— Если ты выслушаешь меня спокойно, я попробую все объяснить. — И поскольку Кейро продолжала стоять, замерев, как мраморное изваяние, Лоутон подтолкнул ее к стулу.
Она тут же вскочила, как ванька-встанька.
— Что бы ты ни говорил, это ничего не изменит, потому что теперь мне все это безразлично. Ты не стоишь тех мучений, которые я испытала, — решительно заявила Кейро. — Для меня ты — страница из прошлого, Лоутон Стоун. И не стоишь даже моих проклятий.
— Разве? — спросил Лоутон и, хитро глянув на Кейро, добавил: — Тогда поцелуй меня, если я тебе действительно безразличен.
— Разве это что-нибудь докажет? — капризно подбоченилась Кейро.
— Возможно, мы выясним…
Лоутон осторожно обвил Кейро за талию и, преодолевая ее сопротивление, притянул к себе. Этот его жест разжег в Кейро пожар, уничтоживший крепостную стену, которой она себя окружила.
— Ты боишься, что это волнует тебя сильнее, чем ты хочешь показать? — прошептал Лоутон, уткнувшись ей в шею.
— Ни капельки не волнует, — упрямо повторила Кейро. Губы Лоутона тронула легкая улыбка:
— Ты отлично знаешь, что нам с тобой пришлось пережить, — я имею в виду не только совместное путешествие по обеим территориям.
— Правда? — фыркнула Кейро. — Я и не заметила.
Типичный случай открытого неповиновения! — констатировал про себя Лоутон, однако, вместо того чтобы проглотить наживку и поддаться раздражению, он решил парировать ее удар другим способом:
— Вот это и будет твоим шансом доказать, что между нами больше ничего нет…
Если бы он решительно привлек ее к себе и крепко поцеловал, инстинкт самосохранения, несомненно, вынудил бы Кейро перейти к обороне. Если бы он попытался изнасиловать ее, она, несомненно, испытала бы к нему отвращение. Но Лоутон не сделал ни того ни другого. Его поцелуй был легким и неуловимым, как прикосновение бабочки, присевшей на лепесток цветка, а горячее и сильное тело манило ее, как прохлада в жаркий день.
Знакомое ощущение породило в Кейро цепную реакцию чудесных чувств. Все нравоучения были тут же забыты. Она предстала беззащитной перед мужчиной, который волновал ее. Внезапно она стала податливой, как тесто, и даже не помышляла о том, чтобы сопротивляться.
Кейро забыла обо всем на свете, почувствовав, как губы Лоутона прижались к ее губам, — они просили отдаться ему. Сопротивление Кейро было сломлено — скользнув по твердой мускулистой груди, ее ладонь нырнула под его рубашку и опустилась к животу.
— Как я люблю, когда ты это делаешь, Кей, — прошептал Лоутон, не отрываясь от ее нежных губ. — Сделай это еще раз. Прошла целая вечность, с тех пор как ты в последний раз ласкала меня.
Лоутон мог без преувеличения сказать, что никогда еще не пытался соблазнить женщину против ее желания — до того дня, когда он встретил Кейро. Женщины сами падали в его объятия — без всяких просьб и уговоров с его стороны, — но Кейро Калхоун была совсем другой. В ней всегда чувствовался вызов, и эта встреча не была исключением. Лоутон знал, что в конце концов недоверие и подозрительность заставят Кейро отступить в ее раковину. Но пока она не скрылась от него за доспехами гордости и обиды, Лоутон хотел любить ее и любовью искупить свою несправедливость. Он хотел осыпать поцелуями и ласками ее соблазнительное тело, доказать ей, что у него есть сердце и оно принадлежит ей.
Кейро решила, что вела себя глупо и высокомерно. Она вспомнила о том, как перебирала в уме все обычные пошлости, проклиная мужчин вообще и Лоутона Стоуна в частности. Сотни раз она убеждала себя в том, что не желает больше видеть этого безжалостного охотника за сердцами в буквальном смысле этого слова. Но стоило ему прикоснуться к ней, и Кейро поняла, что не может не быть с ним. Лоутон — ее крест и ее счастье.
Она коснулась его — и мысли ее спутались. Каждый поцелуй Лоутона прожигал ее до самого сердца, и Кейро почувствовала, как в ней пробуждается желание, неодолимое, как сама воля к жизни. Никогда ей не утолить этой жажды. Она будет преследовать ее до самой смерти, словно неизлечимая лихорадка.
— Я ненавижу тебя за то, что ты делаешь со мной, — простонала Кейро. — Я знаю, что буду раскаиваться. Я всегда раскаиваюсь потом. Но, как глупый мотылек, снова и снова лечу на огонь…
— Так раздуй его сильнее, — хриплым голосом прошептал Лоутон, дрожа от возбуждения. — Ни одной женщины я не хотел так, как хочу тебя. Стоит мне к тебе прикоснуться, и весь мир перестает для меня существовать.
Лоутон окутывал Кейро паутиной, сотканной из нежных слов, обещающих наслаждение. Она стала пленницей страсти, потому что не могла насытиться его поцелуями, вдохнувшими в нее новую жизнь, и ласками, ставшими ее проклятием.
Лоутон властно прижался к ее губам своими, и из груди Кейро вырвался стон. Она чувствовала, что погружается в бурлящее море наслаждения. Волна безумного желания захлестнула ее и, ударившись о Лоутона, откатилась обратно, лишив Кейро последней воли к сопротивлению. Нежность Лоутона сменилась нетерпением, и они бросились друг к другу.
Кейро не заметила, как они оказались на кровати и сорвали с себя одежду. Ее руки ласкали Лоутона, и он отвечал ей так же пылко. Они будто вновь узнавали друг друга, возбуждая неукротимую страсть, требовавшую освобождения.
Кейро погрузилась в раскаленную пучину немыслимого желания, Поцелуи и ласки Лоутона открывали для нее такие секреты страсти, о которых она не помышляла в самых дерзких мечтах. В его руках она чувствовала себя любимой и желанной и бесконечно женственной.
Кейро выгибалась навстречу его требовательным рукам, открывавшим в ее теле все новые сокровенные уголки. Руки Лоутона дразнили, ласкали, пробуждая удивительные ощущения, пронизывающие каждую клеточку ее тела. Кейро охватила дрожь, наслаждение стало непереносимым, от него перехватывало дыхание и туманился рассудок.
Наконец она почувствовала, что больше не вынесет этой сладостной пытки, заставлявшей каждый ее нерв вибрировать, словно камертон. Она отстранилась от Лоутона и, отвечая лаской на ласку, вскоре заставила его застонать от нестерпимого желания.
