— У вас сейчас лицо, как тогда у Бориса… или у меня, наверное… — тихо произнесла Алина, убрав руку. — Вы знаете об этом?
— Разве? — Виталий посмотрел на диванчик — на этот раз почти с ненавистью. — Нет, вам померещилось. С чего… это просто мебель, к тому же не моя… Борис-то ладно… может, это действительно те самые часы, а люди, подобные ему, больше любят красивые вещи, чем чью-то жизнь… к тому же, эти часы стоят бешеных денег, а это… — он пожал плечами. — … это просто мебель…
— Подвеска в моей комнате тоже ничего не стоит… но вы же знаете — есть вещи, которые ценны иным — не деньгами. Вещи, которые напоминают о чем-то, — Алина опустила глаза и слегка улыбнулась. Улыбка была туманной, мечтательной. — О чем-то светлом. На какие-то мгновения мне даже показалось, что я перенеслась в прошлое… поэтому я так разозлилась, когда вы мне помешали. Вам этот диван тоже о чем-то напоминает?
Виталий, не отвечая, прошел мимо нее и остановился возле двери в залу. Прислонился к косяку и прищурился, глядя на дальнюю стену, где в полу-мраке угрожающе поблескивало оружие.
— Во дает Кривцов — так спать, что ли, и пошел со своей мизерикордией?!.. Статус-кво, статус кво!.. Черт подери!.. — он обернулся и пристально взглянул на Алину. — Да, напоминает. Глупо, конечно… — в его голосе мелькнуло раздражение. — У нас был такой, пока мы не переехали в город… В саду росла кривая яблоня — очень старая, ветви свешивались почти до земли… вот под ней было наше местечко — мое и младшей сестры, когда мы были совсем мелкие… и летом он стоял там, его отдавали нам на все лето. Стоял на досках, чтоб мог качаться. Хорошее было время… А потом дом продали, а диван при переезде куда-то делся. А этот точь в точь такой, даже узор, — Виталий хмыкнул, — даже качается и скрипит так же…словно стоит на досках. Только этот совсем новый.
Взгляд Алины чуть потеплел.
— И вам не кажется это странным?
— Нет. В доме, наполненном вещами, хоть одна да может напомнить о чем-нибудь каждому. Мне кажется странным наше отношение к этим вещам. Они кажутся слишком важными.
— Они кажутся слишком своими.
— Но они не наши! — Виталий резко оттолкнулся от косяка и быстро пересек гостиную. Остановившись у двери он, не оборачиваясь, сказал: — Я знаю, о чем вы думаете. Подстроить такое невозможно. Подобное обычно не знает никто, кроме тебя самого, а до определенного момента и сам об этом забываешь… Спокойной ночи и не забудьте запереть дверь. И советую не бродить по дому в одиночестве. Это ведь все-таки очень большой дом, — последняя фраза прозвучала достаточно зловеще — случайно или специально, и Алина невольно поежилась.
— Хватит вам! Мне и без того не по себе.
— Это и к лучшему, — заметил Воробьев, выходя. — Чем страшнее вам будет, тем осмотрительней станете себя вести.
— А вы жестокий человек, оказывается, Виталий.
— Такая жестокость только на пользу, — отозвался он уже из коридора.
Алина немного постояла, слушая его быстрые удаляющиеся шаги, и чем тише они становились, тем более длинными и темными казались ей тени в гостиной и тем ближе подступало странно зловещее чувство полуодиночества, будто где-то в комнате присутствовал кто-то невидимый, наблюдающий за ней с неким злым удовлетворением. Выражение ее лица стало горестным. Разговор не получился — и виноват в этом был не только Виталий, но и она сама. А ведь из всех пассажиров… уже не пассажиров, а, скорее, постояльцев приглашенных только Виталий и Олег пытались что-то понять, в чем-то разобраться, как и она, — пытались, пока…
Пока не нашли в этом доме что-то свое?
Чего ты все время таращишься на эти картины?! Настолько глянулись или настолько хреновые?!
Вспомнив возглас Олега, Алина с любопытством взглянула на одну из ближайших висевших на стене картин и недоуменно пожала плечами. Рисунок в стиле фентези — незаурядный, но отнюдь не гениальный, — пышногрудая дамочка с осиной талией, обряженная в железное полированное бикини, лихо отмахивалась мечом от некого чудища с обилием крыльев, зубов и когтей, причем у чудища был совершенно человеческий, тоскливо-похмельный взгляд, и казалось, что хочется чудищу вовсе не свежей девичьей плоти, а холодного пива. Не вызывало сомнений, что Жора в этой картине видел нечто большее, чем она, Алина, что она для него наверняка что-то значила, как и другие висящие здесь картины, но, судя по его реакции, никаких светлых воспоминаний в нем не будила. Скорее наоборот.
Чертовщина какая-то!
Вздохнув, Алина нажала на выключатель и поспешно вышла, словно спасаясь бегством от обрадованно плеснувшейся в комнату тьмы.
* * *
Тишина и полумрак наполнили дом, растеклись по длинным извилистым коридорам неспешно, но уверенно, по-хозяйски, словно царили здесь извечно — с тех самых пор, как была окончена стройка, поставлен на свое место последний предмет, в последний раз колыхнулась заполнившая бассейн вода и закрылась входная дверь, отрезав от особняка последнего вышедшего из него человека, и до того момента, когда тяжелая дверь отворилась вновь, дом знал лишь тишину и полумрак и этого ему более чем хватало. Промокшая ночь кружила вокруг него, заискивающе терлась о стены, требовательно скреблась в стекла холодными дождевыми каплями, но ни одно окно, ни одна форточка не остались открытыми, и даже дыра в стекле была надежно заткнута подушкой, — дом был равнодушен и неумолим к ее просьбам. У него была своя ночь, в которой дремали вещи и сонно тикали часы, на ощупь считая секунды, — своя ночь, сухая, теплая и уютная, и только одно мешало обрести ей глубину и размах — негаснущие полоски яркого света под одиннадцатью дверями, за каждой из которых, несмотря на поздний час, были открыты чьи-то глаза.
* * *
Жора Вершинин и не помышлял о сне, находясь на своем самом любимом в мире месте — перед компьютером, и сейчас для него не имели значения ни обстоятельства, ни тот факт, что и компьютер, и собственно дом, в котором он находился, принадлежали неизвестно кому, а сам Жора, мягко говоря, пребывал здесь незаконно.
Собственно, в комнате было только его тело, обряженное в одни лишь трусы, а сам Жора ушел очень далеко и был очень занят. Люди, подобные ему, имели живой гибкий ум и не менее живую фантазию, но не имели возраста, и могли с абсолютной серьезностью работать над важными компьютерными делами и резаться в компьютерные игры, чем Жора сейчас и занимался, полностью погрузившись в четвертую версию «Героев». Сейчас он был отнюдь не Жора, а маг Хаоса двадцать шестого уровня Козусс и его грозная многочисленная армия безостановочно катилась вперед, методично захватывая вражеские замки и изничтожая всех неприятельских «хиросов» на своем пути. В войске Жоры-Козусса грозно потрясали бряцающими молниями титаны, сурово пыхтели черные и сказочные драконы, а костяные алчно пощелкивали лишенными плоти челюстями, по перьям буревестников змеились молнии, словно у птиц было короткое замыкание, а ангелы воодушевленно вздымали к компьютерному небу длинные мечи. Все предвещало скорую победу.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
