Услышав ответ, Архаров едва не схватился за голову.
Оказалось, оба голубчика, договорившись с товарищами, так и жили в ховринском особняке, объясняя это тем, что Клаварош-де стар и хил, с грабителем не справится, а коли грабителей придет двое или трое – то не будет ни сундука, ни Клавароша…
Архаров даже не знал, что возразить. Ему почему-то казалось, что за сундуком явится только один человек. Тут мортусы его обставили. С другой стороны, изловили именно одного человека, так что Архаров невольно оказался прав.
В конце концов ему этого человека с большой гордостью показали.
– Господи, наконец-то! – воскликнул пойманный, когда его вынули из угла, где он лежал связанный, и вытащили изо рта скомканную тряпку. – Да что ж это делается! Ваша милость! Полюбуйтесь! Нападают, вяжут! Меня хозяин, поди, обыскался!
– Кто таков и зачем сюда залез? – перебив причитания, строго спросил Архаров, глядя при этом в лицо пойманному очень внимательно.
Лицо было небритое, но с правильными чертами и с удивительно светлыми глазами, почти прозрачными. Случалось Архарову видывать серые водянистые глаза, но эти были вовсе воздушные, как бы лишенные цвета, но при том довольно глубоко сидящие, вот такое странноватое на архаровский взгляд сочетание.
– Иван я, купца Кучумова приказчик! – выпалил пойманный. – Что на Покровке живет у Успенья, а лавки имеет и в Охотном ряду, и на Маросейке, и в Замоскворечье одна есть!
Лжи в его словах не было, одна лишь правда, хотя высказанная весьма взволнованно.
– А для чего тут оказался?
– Так налетчики сюда ж наш товар уволокли! Я выследил, потом объявилось, что их без суда и следствия постреляли, дай Боже здоровья господам офицерам, такую мразь, как гадюк, бить надобно!
– Далее, – потребовал Архаров, изучая лицо приказчика Ивана. Мужчина благообразен, лицо под щетиной гладкое, сытое… лет около сорока… но этот прозрачный взгляд…
Как будто смотришь ему в глаза, а видишь голову насквозь и букеты на обоях за его затылком…
Впервые Архаров столкнулся с таким дивом: человек разглагольствует со слезой в голосе и по-всякому лицом играет, в глазах же – воздух.
– Где его взяли? – спросил Архаров Клавароша, но ответил Демка:
– То-то и оно, что взяли во втором жилье, а ихние мешки все в первом.
– Бес попутал, – признался пойманный. – Домина богатеющий, хозяева в подмосковной, сторожа, думал, нет… что ж не попользоваться?.. Дурак я! Сказано ж – не укради! А бес словно под коленки пихал – взойди да взойди по лестнице!
Вдруг Архаров понял – скорость речи. Он говорит чуть медленее, чем следует сильно перепуганному человеку. Он очень отчетливо всякое слово произносит…
Такого странного сочетания особенностей речи и поведения Архаров еще не видывал. И потому был несколько озадачен.
– Стало быть, кучумовский приказчик? – переспросил он.
– Да вы за хозяином, ваша милость, пошлите!
– И то верно, – согласился Архаров. – Демка! Беги живо к Ивановской обители. Там в храме или на паперти человек сидит, в синем кафтане… Тьфу, да ты его знаешь! Шварц.
– Черная душа, что ли?
– Передай черной душе – Архаров велел не медля привести сюда Кучумова, чтобы сам свое добро под расписку принял. Запомнил?
– Как не запомнить! – вдруг Демка несколько смутился. – Так он же меня…
– Ни хрена. Ты ж от меня. Пошел!
Приказчик проводил Демку взглядом.
– Клаварош, доложи, как все тут было, – приказал Архаров.
– Как стемнело, мы заняли места. Я был наверху, ваши служители – внизу.
– Какие мои служители?
За неимением Демки, Клаварош изящнейшим жестом указал на Федьку.
– Точно, – подтвердил Федька. – Мы там затаились. А кабы не мы, Клаварош бы с ним ввек не управился! Знаете, ваша милость, как этот сукин сын брыкался?!
Архаров только вздохнул.
За побег с бастиона обоих следовало бы выпороть. Но Федька так истово, так честно, так беззаветно глядел в глаза, и рот его был смешно, по-детски, полуоткрыт, когла он, доложив о пленении приказчика, ждал похвалы.
– Где господин Тучков? – спросил он.
– Там, в том конце.
Федькин лаконизм несколько озадачил Архарова. Неужто с девкой?
– Чем занимается?
– Они сказали – будут ноты разбирать.
– Сейчас будут ему ноты! – Архаров сорвался со стула и понесся туда, где, по его разумению, была большая гостиная графов Ховриных.
Кругом такое делается, а этот вертопрах сидит с француженкой в обнимку и разбирает, мать его по-всякому, ноты! Махатель чертов!
Модное словечко Архаров употреблял редко – повода не было. Сам он никогда ни за кем не махал – разве что в ранней юности пытался, а потом все больше по Парашкам да Агашкам промышлял. Словцо же происходило от манеры прелестниц подавать всякие знаки веером. Им можно было подозвать кавалера, назначить час свидания, вызвать на амурную словесную пикировку, сообщить о подозрениях ревнивого мужа, словом – вести безмолвную беседу. «Они машутся» – говорили о парочке любовников, затевающей такие разговоры. Некоторое время спустя словцо стало употребляться иначе – сперва «она за ним машет» говорили о даме, потом «он за ней машет» – о кавалере, у которого, понятно, никаких вееров не водилось, хотя, сказывали, в Италии и мужчины имели привычку томно обмахиваться. Наконец образовалось слово «махатель», которое для Архарова обозначало персону изнеженную, занятую лишь амурными демаршами, избегающую службы и недостойную мужского звания.
Но Левушка был в гостиной один. Услышав архаровские шаги в анфиладе, он поднялся из-за клавикордов и поспешил навстречу приятелю.
Архаров молча оттолкнул его и ворвался в гостиную. Там лишь перевел дух.
Левушка, ничего не понимая, тоже молчал. И во всем доме, казалось, стояла сплошная тишина.
– Какого черта ты тут торчишь? – спросил Архаров. – Тебя за этим в Москву посылали?
– Так тебя же не доищешься! – обиженно сказал Левушка. – Как с утра ухлестал неведомо куда, так и сгинул! Я Никодимку расспросил, сюда поскакал, думал, ты тут, стал тебя искать, на Таганку даже поскакал…
– А туда зачем?
– Там сиротский приют сегодня открывали, были Волков с Еропкиным, потом Еропкин укатил, Волков остался, к нему там купцы с пожертвованиями притащились… Я – опять сюда, тебя опять же нет! Я – в Данилов монастырь!..
– И по сей час сидишь в Даниловом монастыре, меня дожидаешься? – сердито спросил Арзаров. – Прямо в чумном бараке на топчане?
– Так не поскакал же!
Опять наступило молчание.
– Мало ли что с тобой… – очень тихо сказал Левушка. – Убежал спозаранку, здесь тебя нет…
– Ладно, будет. Пошли отсюда. Ты с этим приказчиком Иваном говорил?
– Без тебя – не стал.
– Правильно…
Архаров вышел из гостиной, сильно недовольный собой – бежал, о косяки задевал, в коридоре меж дверей запутался… зачем? Какого гнилого хрена?..
Обозвав себя старым дураком, что в двадцать девять лет было, поди, еще не заслуженным комплиментом, он поспешил обратно – в графинину спальню, разбираться с пленником. Левушка понуро шел следом – ему хотелось еще побыть наедине с клавикордами.
– Ну что бы тебе флейту завести, какой-нибудь корнет-а-пистон? – вдруг спросил Архаров. – Свистал бы себе где угодно, хоть на биваке, хоть на марше. Хоть на плацу! Нет же, клавикорды ему подавай. Повесился на этих клавикордах, как черт на сухой вербе…
Они вернулись к Клаварошу и уселись ждать Демку со Шварцем и Кучумовым. Оказалось, занятие это весьма длительное. Первым примчался Демка, доложил, что Шварц отправлен к купцу. Затем часа полтора ждали Шварца. Оказалось, он берег ногу и решил приехать на кучумовской подводе.
Купец и немец были введены в графинину спальню одновременно.
Архаров увидел Кучумова и хмыкнул. Коли у купца такое же внимание к лицам, как у него самого, не вышло бы реприманду…
Поэтому он не стал вставать навстречу, а остался сидеть на графской постели, в тени огромного балдахина, тем самым невольно используя ухватку престарелых прелестниц, всячески избегающих яркого света.
– Уж и не знаю, как вашу милость благодарить! – кланяясь на старинный лад, начал купец. – Велю молебен отслужить во здравие его сиятельства!
Архаров тут же узнал приметный тенорок – такой, надо думать, ласкательный и вкрадчивый, когда купец в лавке обхаживал богатого покупателя, а пуще – покупательницу.
– Как прибыть изволили – так ровно солнышко над Москвой засияло! – продолжал Кучумов. – И язва тут же на убыль пошла! И товар мой тут же сыскался! Когда их сиятельство родиться изволили?
Архаров задумался.
– Опоздал, любезный. Его сиятельства именины пятого октября были. Ну-ка, говори – у тебя в хозяйстве лишь то пропало, что в лавке на Маросейке было? Или какие другие пропажи имеются?
– Да Господи! – торжественно воскликнул купец. – Неужто на Москве порядок наконец заведут? Слушаю – и ушам не верю, ваша милость. Чтобы покраденное – да через неделю в целости сыскалось? Простите, не ведаю, как вашу милость звать-величать…
