Через некоторое время я разбудил Бабетту. Когда она придвинулась поближе, в воздухе разлилось тепло ее тела. Тепло удовлетворенности. Смесь сна и беспамятства. Где я? Кто ты такой? Что мне снилось?
– Надо поговорить, – сказал я.
Бабетта что-то бормотала, видимо, пытаясь отогнать кого-то, незримо стоящего над душой. Когда я потянулся к лампе, она наотмашь ударила меня по руке. Лампа зажглась. Бабетта отодвинулась к приемнику, укрылась с головой и застонала.
– Тебе не отвертеться. Нам надо кое-что обсудить. Мне нужен доступ к мистеру Грею. Нужно настоящее название «Грей Рисерч».
Ей удалось лишь простонать:
– Нет.
– Я не требую невозможного. У меня есть чувство меры. Никаких несбыточных надежд и видов на будущее. Я просто хочу проверить, опробовать. В волшебство я не верю. Я прошу только об одном: дай попробовать, а там видно будет. Я уже не один час лежу парализованный. Обливаюсь потом. Пощупай мою грудь, Бабетта.
– Еще пять минут. Мне надо поспать.
– Пощупай. Дай мне руку. Смотри, как мокро.
– Все мы потеем, – сказала она. – Подумаешь, пот.
– Он течет ручьями.
– Ты хочешь принять лекарство. Бесполезно, Джек.
– Мне нужно только одно: несколько минут наедине с мистером Греем, чтобы выяснить, есть ли у меня шансы.
– Он подумает, что ты хочешь его убить.
– Вздор. Я что, сумасшедший? Разве я смогу убить его?
– Он поймет, что я рассказала тебе про мотель.
– Мотель – дело прошлое. Тут уже ничего не изменишь. Зачем убивать единственного человека, который может избавить меня от страданий? Пощупай у меня подмышками, если не веришь.
– Он примет тебя за ревнивого мужа.
– Честно говоря, мотель – не такое большое горе. Мне что, легче станет, если я его убью? Ему не обязательно знать, кто я такой. Назовусь вымышленным именем, выдумаю ситуацию. Помоги мне, прошу тебя.
– Только не говори, что ты потеешь. Подумаешь, пот. Я этому человеку слово дала.
Утром мы сидели за кухонным столом. В прихожей работала сушилка. Я слушал, как со стуком бьются о барабан пуговицы и молнии.
– Я уже знаю, что хочу ему сказать. Опишу все сухо и беспристрастно. Без философии и теологии. Апеллирую к прагматической стороне его натуры. По существу, я приговорен к смерти, и это непременно произведет на него впечатление. Честно говоря, большего и не требуется. Я попал в страшную беду. Думаю, это не оставит его равнодушным. Кроме того, он захочет провести еще один эксперимент с живым объектом. Таковы уж эти ученые.
– Откуда мне знать, что ты его не убьешь?
– Ты же моя жена. Я что, убийца?
– Ты мужчина, Джек. Все мы знаем, каковы мужчины в безрассудной ярости. Как раз это у мужчин получается. Безумная, мучительная ревность. Кровожадность. Если у людей что-то хорошо получается, они вполне естественно хотят как-то проявить свои способности. Будь у меня такие способности, я бы их проявила. Но я их лишена. Поэтому не жажду крови, а читаю вслух слепым. Иными словами, я знаю, на что способна. И готова довольствоваться малым.
– Чем я это заслужил? Это на тебя не похоже. Сарказм, издевка.
– Хватит об этом, – сказала она. – Дилар – моя ошибка. Я не допущу, чтобы ты тоже сделал ее.
Мы слушали, как стучат и скребутся пуговицы и язычки молний. Пора в колледж. Голос наверху произнес: «Калифорнийские ученые заявили, что следующая мировая война, возможно, начнется из-за соли».
Всю вторую половину дня я простоял у окна в своем кабинете, наблюдая за Обсерваторией. Уже смеркалось, когда Винни Ричардс появилась у боковой двери, посмотрела по сторонам, затем звериной рысью двинулась по склону. Я поспешил из кабинета и вниз по лестнице. Через считанные секунды я уже бежал по мощенной булыжником дорожке. Почти сразу меня охватил необыкновенный душевный подъем, то радостное возбуждение, которое сопровождает возвращение забытого удовольствия. Я увидел, как Винни, мастерски заложив вираж, сворачивает за угол хозяйственной постройки. Я бежал изо всех сил, вырвавшись на волю, разрывая встречный ветер, бежал, выпятив грудь, высоко подняв голову, энергично работая руками. Возле библиотеки Винни появилась вновь – проворная фигурка кралась под арочными окнами, почти не различимая в сумерках. У самых ступенек она вдруг резко стартовала и сразу же набрала скорость. Маневр был проделан ловко и красиво, я оценил его, хотя сам оказался в проигрыше. Я решил обогнуть здание с другой стороны и догнать Винни на длинной прямой дорожке к химическим лабораториям. Некоторое время я бежал рядом с командой по лакроссу, у которой как раз закончилась тренировка. Мы бежали нога в ногу. Игроки размахивали сачками на ритуальный манер и нараспев что-то скандировали, но слов я не разобрал. Добежав до широкой дорожки, я уже судорожно глотал воздух. Винни как сквозь землю провалилась. Я пробежал через автостоянку для преподавателей, мимо ультрасовременной часовни, обогнул здание администрации. Ветер уже можно было услышать – он скрипел голыми ветвями в вышине. Я побежал на восток, передумал, постоял, озираясь, снял очки и напряг зрение. Мне хотелось бежать, я был готов бежать, сколько хватит сил, бежать всю ночь, бежать, позабыв, зачем бегу. Через несколько минут я увидел фигурку – она вприпрыжку поднималась в гору на границе колледжа. Это могла быть только Винни. Я вновь бросился бежать, сознавая, что она слишком далеко, сейчас скроется за гребнем, исчезнет на несколько недель, а может, и месяцев. Вложив весь остаток сил в последний рывок вверх по склону, я помчался по бетону, по траве, потом по гравию. Воздух обжигал легкие, тяжесть в ногах казалась самим притяжением земли, исполнением самого сурового и неумолимого ее приговора – закона падающих тел.
Каково же было мое удивление, когда, допыхтев почти до вершины холма, я увидел, что Винни остановилась. На ней был утепленный пуховик «Гор-Текс», и она смотрела на запад. Я не спеша направился к ней. Миновав ряд частных домов, я увидел, почему она вдруг остановилась. Край земли дрожал в темноватой дымке. В нее, словно корабль в пылающее море, погружалось заходящее солнце. Очередной постмодернистский закат, изобилующий романтическими образами. Стоит ли его описывать? Достаточно сказать, что все в нашем поле зрения, казалось, существует л ишь для того-, чтобы накапливать в себе его свет. Впрочем, закат был не из самых эффектных. Раньше бывали и более насыщенные цвета, общая панорама полотна тоже впечатляла сильнее.
– Привет, Джек. Я не знала, что вы сюда ходите.
– Обычно я езжу на путепровод.
– Замечательно, правда?
– Да, очень красиво.
– Заставляет задуматься. Право же заставляет.
– О чем же вы думаете?
– О чем вообще можно думать перед такой красотой? Мне становится страшно, и я это знаю.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
