горел костер. Около него стояли люди с автоматами, открыто…
Головная машина – китайский грузовик – притормозила на въезде. Один из боевиков ССА пошел к ней, он был вооружен коротким Булги – АКС-74У. Судя по его виду, он держался на ногах только потому, что постоянно жевал кат. Такая мода возникла относительно недавно – до того кат не выходил за пределы Йемена. Но теперь плевки ката можно встретить на полу в самых разных местах – от медресе в Дар ас-Саламе, до лондонской дискотеки.
– Возвращаешься?
– Да…
Из рук в руки перекочевал баш – несколько доз анаши в пакетике. На проследовавший пикап – стражи даже не взглянули.
Когда готовили операцию – едва ли не треть времени думали, что будет, если хоббиты решат устроить шмон машин. Ситуация откровенно аховая – тут их как тараканов. Додумывались вывести на позицию беспилотник.
Оказалось – к вечеру всем уже до дверцы…
За забором – всё изменилось…
Улицы – там, где семь лет назад было фермерское поле. Козы, жующие какую-то рвань, армейские палатки, наскоро строящиеся из пеноблоков дома – в палестинских лагерях бывают самострои по 5-6 этажей. Спутниковая тарелка – обязательно, все смотрят «Аль-Джазиру». Торговцы, продающие с машин мешками и вразвес муку, крупу, лепешки, немудреную одежду и всё, что может понадобиться в лагере. Дерут они втридорога, но немало приходится отстегивать и охране – тем, кто пускает их сюда торговать. Так лагерь сам финансирует боевиков. Деньги идут на покупку оружия, на подкупы, на помощь семьям тех, кто вышел на пути Аллаха.
И везде – дети, дети, дети… Это – улей. Полный пчёл, у которых совсем нет меда, но которые больно жалят – как сказал про своих подданных афганский эмир. Упаси Бог, если такой появится на твоей земле, или хотя бы рядом…
Вонючие бороды к солнцу – орда!
Полощет над солнцем тряпьё знамён.
Орда за поклоном кладёт поклон
И из-под век ползёт чернота.
Молитва. Идея молитвы проста:
В аллаха не верит – виновен он!
Женщинам, детям – позор и полон.
Противишься – муки, клинок, темнота 34 .
Темнеет… Темнеет тут, как на всём Востоке, быстро. Ориентируешься только по стопам впереди идущего грузовика. И понимаешь, что, если заблудишься в этом лабиринте, то шансов выбраться – ноль целых и хрен…
Стоп!
Идущая впереди машина остановилась. Ахмед выскочил – и подбежал к их «Киа».
– Вон там. Впереди поворот – и направо. Угловой – третий этаж.
– Когда?
– Полчаса еще.
– Понял.
– Как отработаете – сразу ходу, налево – и по улице, нигде не сворачивая. Я вас там буду ждать.
Ага, свежо предание.
– Не пойдет Ахмед.
– Мы договаривались…
– Ни хрена мы не договаривались. Пойдёшь на крышу с нами…
– Так не договаривались…
Полковник молчал.
– Мне внизу остаться? – спросил напарник, который вообще мало любил говорить. У него был то ли позывной, то ли кличка – Шлёп. Это потому, что в учебном лагере в Солнечногорске, когда учатся на снайпера и разбиваются по парам – второй номер помимо прочего должен контролировать попадания снайпера и сообщать ему об этом. Никакого общепринятого слова для этого не существует – подходит любое, главное, чтобы коротко и ни с чем не спутать, ну и чтобы какой-то смысл имело. Обычно – говорят «там» – коротко и понятно. От украинцев пошло – «плюс». Если не попал – соответственно, «минус». Но напарник полковника Соколова – почему то еще с тех времен говорил «шлёп» в случае попадания; его так и прозвали – «Шлёп».
Конечно, было бы неплохо, чтобы кто-то контролировал единственное их транспортное средство на случай отхода. Но это само по себе опасно. Один человек, сидящий в машине может привлечь внимание: лагерь – это такое место, где всем до всего дело, и даже дети тут растут соглядатаями и увидев незнакомую машину и незнакомого человека в ней – быстро сообщат, кому надо. Так что лучше не стоит…
– Нет. Идёшь с нами.
Напарник пожал плечами и достал с заднего сидения автомат M4A1 SOCOM. Этим автоматом он в свое время разжился на местном базаре, отдав три тысячи долларов35. Но он того стоил – там в комплекте подствольник шел, и прицел Aimpoint, который тогда один штуку баксов стоил. Короче – не прогадал…
…
На крышу они, понятное дело, не пошли – выхода на крышу не было, да и смысл? Ахмед отомкнул помещение на третьем этаже, и пустил их, тут была типа какая-то гуманитарная организация, по факту – крыша для контрабандистов и торговцев людьми. Голые стены, стальная дверь – редкость тут, значит, деньги водятся. Примитивная мебель, на стенах, чтобы хоть немного покрасивее было – всякая наглядная агитация, типа белых голубей на фоне мечети или «закинь себе на ахират36» – полковник такой дряни еще в Махачкале насмотрелся…
Выглянув, он оценил обзор – отлично.
– Там что?
Трехэтажное здание светилось окнами, на фоне темного лагеря – выглядело впечатляюще.
– Штаб местной самообороны.
– Круто. Он там будет?
– Да.
Полковник еще раз посмотрел на часы, потом начал готовиться. При нем была стропа, он ее прицепил так чтобы положить на нее цевье винтовки. Так лучше, чем с сошек. Из рюкзака он достал и пристегнул 60-местный магазин – его светить до поры не следовало, сразу поймут, что дело нечисто. Магазин русский, редкий, но удобный – для таких боев, в которых обычно принимает участие он, можно вообще не перезаряжаться. Включил термооптический прицел… фигурки в нем светились мягким белым светом, он переключил на черный – почему то ему так было удобнее, хотя, скорее всего, просто привычка.
– Готов.
– Да, – подтвердил и напарник
– Сколько еще?
– Минут пять.
– Вовремя успели.
Ахмед обиженно сопел рядом.
– Эфенди полковник, – наконец, сказал он, – сколько лет вы меня знаете, три года? Почему вы мне до сих пор не верите? Думаете, я предам?
– Я никому не верю, Ахмед. Потому и жив до сих пор. – Полковник помолчал и добавил: – Разве ваша религия не учит, что кяфирам нельзя доверять ни при каких обстоятельствах? Так почему же ты обижаешься, что и мы, кяфиры, – не доверяем вам?
…
В двух сотнях метров от них – в штабе местной самообороны, которая была прикрытием для вербовочного пункта и штаба ИГ – на экстренное совещание собирались местные джихадисты. Как они сами себя называли: «те, кем доволен Аллах». Приговаривая при этом, что лучший салат – это джихад, оправдывая этим отказ от салата (они молились время от времени, а то