внимательно посмотрел на подчиненного.
– Ты что, совсем охренел в атаке?
– Прошу простить.
– Даже не думайте. И займитесь-ка делом, нечего тут торчать. Дай-ка, я сам для начала с этим фруктом переговорю…
…
Абу Ислам Беларус – уже понимал, куда он попал. Как понимал и то, что от того, что он скажет, может зависеть его будущее, и даже то, будет оно у него или не будет.
Попасть к русским – это и лучше, и одновременно хуже, чем к американцам. Американцы – они начетчики, все по закону делают. Закатают в Гуантанамо, и сиди там – Батька явно не будет просить выдачи. А с русскими – можно договориться и пойти на все четыре стороны. Но может быть и так, что русские пустят пулю в затылок и закопают рядом с отхожим местом. Потому что, если русские начнут мстить, они про закон забывают.
В кабинете открылась дверь, зашел офицер в песочке, без знаков различия. Лет пятьдесят. Абу Ислам сразу понял – полковник или генерал. И не просто полковник или генерал. Или ВДВ или спецназ. Потому что, несмотря на довольно мирный внешний вид, любой знающий понимал, насколько этот человек опасен. Это – волкодав.
Генерал стоял и смотрел на него. Просто молча стоял и смотрел.
И Абу Ислам не выдержал первым.
– Что смотришь?
Вместо ответа, генерал подошел к нему и ударил. И вроде ударил без замаха, несильно – но прилетело так, что Абу Ислам опрокинулся на стуле, на котором сидел и к которому был прикован наручниками. Рот наполнился кровью и осколками зубов…
Забежали двое, подняли его вместе со стулом. Один оказался фельдшером, оказал первую помощь. Было больно, но Абу Ислам только усмехался. Кровь – медленно сочилась из разбитой губы, делая его похожим на только что позавтракавшего вампира.
– Не стремно, товарищ генерал, связанного бить? А? – спросил он по-русски.
– Ты – мразь, – не повышая голоса, объяснил генерал. – Предатель. И ты не просто предатель страны. Ты предал традиции спецназа. Предал своих отцов и дедов. Предал всех тех, кто пал в Афганистане, защищая страну от этой нечисти. Ты же с..а – этой нечистью стал. Ты – дух. Потому к тебе никакие правила не применимы, понял?
– Я никакой не предатель. Я – белорус.
– Какой ты белорус? Выставить тебя у столба на любой минской площади с объявлением, что ты сделал – тебя же белорусы на куски разорвут.
– Это не белорусы…
– А кто же?
– Ваша русистская биомасса.
– Змагар41?
Абу Ислам улыбнулся и вытер кровь с подбородка, наклонив голову – потому что руки были связаны.
– Я – моджахед, солдат Аллаха, защитник угнетенных, хотя можешь называть меня и змагаром, если тебе так нравится. Ты же – русист, угнетатель. Это про тебя в Коране сказано – да сгинут собравшиеся возле рва, наказанием им будет огонь…
– Какой ты защитник угнетенных? Ты прячешься среди мирняка, ты расправляешься с семьями офицеров-садыков, ваши люди вырезают курдские деревни подчистую. Я хоть и не мусульманин, но кое-что понимаю. В Коране сказано, что женщин и детей врага можно убивать, только если ночной штурм и нельзя отличить их от воинов, в противном случае – харам. Вы же – устраиваете геноцид, вы хуже фашистов.
– Долгими веками вы, московиты – терзали мой народ. Во время русско-белорусской войны вы убили семьдесят процентов литвинов просто для того, чтобы истребить саму память о нас. А теперь ты говоришь мне о геноциде. Но ты боишься, генерал, я вижу, что ты боишься. Я для тебя – смерть, потому что я нашел способ, как победить вас. Ислам – религия воинов. Я принял ислам среди белорусов одним из первых, можете убить меня, но будут всё новые и новые, и их будет слишком много для вас. Ваше православие говорит, ударили по одной щеке, подставь другую, ислам говорит – убивай неверных, пока всё поклонение не будет принадлежать одному лишь Аллаху Всевышнему. Знаешь, сколько русских служило у меня? Сколько русских-ингимаси я подготовил здесь42? Ты никогда этого не узнаешь. Многие из них остались в живых и вернулись в Россию. Ты никогда не узнаешь, кто они – пока один из них не придет к тебе домой и не вырежет твою семью и семьи других таких же, как ты угнетателей. Пока один из них не окажется у пульта атомной станции или у кнопки ракетного пуска. Пока один из них не отравит воду, которую вы пьете, или не зайдет в вашу школу с автоматом…
Генерал постучал по столу. Ворвалась охрана.
– Отстегните его. И выйдите.
…
– Не поняли приказ или что?
Когда приказ был выполнен, генерал посмотрел на пленника.
– Все еще считаешь, что я тебя боюсь? – Но Абу Ислам всего лишь вытер лицо от крови. – Мой отец служил в Афганистане, двое моих дедов – остались в живых после Великой отечественной, а двое – нет. Мой сын, которого я учу, – ему одиннадцать лет, но он стреляет лучше любого твоего ингимаси. Убьешь меня – придется иметь дело с ним, а он научит своего сына. Нас сто пятьдесят миллионов. Ты и правда считаешь, что сможешь победить нас? Ты тоже боишься нас, хотя думаешь, что мы не знаем. Те, кто тебя взял, – проникли в лагерь, их не должно было там быть никогда – но они там были. На нашей стороне полно мусульман – татары, чеченцы, дагестанцы. Вы не узнаете, кто из правоверных за нас, пока он не окажется за вашей спиной. Они тоже сражаются за свою религию. За нормальный ислам. За право быть мусульманином, но жить в нормальном обществе, а не в том дебильном концлагере, который готовите людям вы. И мы все равно вас победим. Потому что мы предлагаем людям нормальную жизнь, а вы – злобное убожество. Мы победим, потому что вы неугодны Аллаху. Ты неугоден Аллаху. Если это не так – скажи, почему ты сидишь здесь?
…
– На твоем телефоне была фотография женщины с ребенком. Это и есть твой сын Ислам? Абу Ислам – так тебя называют? Думаешь, я не найду их?
– Ты этого не сделаешь.
– Почему? Ты же сам только что угрожал, что твои люди придут и вырежут мою семью. Если это так – почему я должен пощадить твою?
10 октября 202… г. Сирия. Дамаск – Алеппо
Рейд в район границы принёс богатый результат – хотя и не совсем тот, на который мы рассчитывали. Точнее –
