сама. Впрочем, это был не её телефон — это был голубой смартфон-раскладушка, и на его брелоке всё ещё болтался корги с пухлыми белыми крылышками. Он улыбался так, будто и сомневаться не думал, что его вот-вот, совсем уже скоро, вернут законной хозяйке.
Лана попробовала, как работают конечности и прочее. Они двигались слегка рублено, будто немного не в лад с остальным миром, как будто какой-то надлом поселился в них, маленький зазор, едва заметный, между ними и всей реальностью вокруг. Если приспособиться, однако, можно было не обращать внимания, почти перестать замечать — оно не мешало особо. Лана приноровилась к зазору, понадёжней спрятала телефон в карман и зашагала по мокрой земле.
Отогнутый под спуск отбойник вывел её на шоссе. Хотя вряд ли это называлось шоссе теперь: тут местами оставался асфальт, но ни на какие полосы с разметкой или — с чего бы только? — дорожные знаки не стало и намёка. Обочины густо поросли бледной злачной травой, и в ней наверняка можно было наткнуться и на что-то более неприглядное, если хватит ума полезть в её заросли. На другой стороне, у каркаса бывшей автобусной остановки, всё перетянули лентами и бродили вокруг, будто бы кто-то врезался туда со всей дури и вынес всё стекло, а теперь разбирайся, кто это был и зачем он… Впрочем, неважно. Разбираться с этим совершенно не было времени. Лана поспешила вперёд по шоссе.
В этот раз не появилось никого. Ни микроавтобуса с жёлтыми рекламными окнами — он же был где-то, где он — ничего другого. Лана прошла уже достаточно много по дырявому асфальту и гравийной крошке, чтоб перестать рассчитывать на чьё бы то ни было содействие, но тут её обогнал со спины чуть покоцанный троллейбус без усов. Он задержался немного перед ямой, думая, как бы объехать, и этого хватило, чтоб Лана вскочила на подножку, крепко вцепившись в помятую дверь.
Троллейбус, вероятно, заблудился и ехал не очень быстро — но он всё-таки ехал, и так получалось чуть быстрее, чем идти пешком. Иногда казалось, что он собрался сосчитать все ямы и битые трещины на этой дороге, и тогда приходилось прижиматься к нему сильнее и держаться крепче. Кто-то внутри заметил Лану и тормошил своих соседей, указывая на неё. Несколько человек уставились напряжённо и враждебно со своих сидений — видимо, подозревали смутно, что это она виновата. Может, им и усы, которых не было у троллейбуса, показались бы подозрительными, но их они если и не видели, то ещё при посадке, а теперь невовремя и неуместно стало уже об этом думать. Большинству, впрочем, не было особого дела ни до усов, ни до Ланы — они посмотрели исподлобья на того, кто тормошил, ничего не сказали и только ехали дальше, с мрачной сосредоточенностью глядя вперёд или себе между коленей.
Всё закончилось на том же месте, что прошлая авария. Глядя, как лежавшая на боку грузовая фура по-прежнему перекрывала дорогу, троллейбус свернул и начал её огибать, но тут, видно, вспомнил, что он троллейбус, и застрял в растерянности. Кто-то в нём, верно, решил, что это из-за Ланы, и возмущённо прикрикнул на неё, но Лана не стала терять времени: она соскочила с подножки и поспешила дальше сама, на ту сторону фуры.
Если на то пошло, не стоило ожидать, что на такой дороге найдётся авто на любой вкус и цвет. Хотя бы из-за того, что не любая машина могла бы без труда пробраться по ней, не рискуя сломаться в пути, и вряд ли стала бы делать это без крайней необходимости. Но зато здесь, стоило чуть пройти вперёд, ездили платформы — пустые и с грузом, прицепленные к коротким и плоскомордым рыжим грузовикам. Лана успела запрыгнуть на одну, вот-вот готовую перейти на обычную свою, нечеловеческую скорость.
Она, впрочем, недолго проехала и, притормозив, опрокинулась, сбросив все свои ящики и тюки в грязь. Рядом стояла ещё одна — хорошо проржавевшая, почти пустая. Она тарахтела некоторое время у обочины, покачивалась, скрипела шаткими сцепками, и Лана сумела залезть и устроиться на ней, прежде чем та отправилась в путь.
Странно было даже, что она не развалилась раньше и что всё ещё не разваливалась от движения. Казалось, вот-вот отпадёт колесо или, в крайнем случае, механизм, которым она крепилась к грузовику, даст сбой и она отцепится на ходу. Но нет — она только развернулась вместе с грузовиком посреди дороги, и тот аккуратно, сбавив скорость, повёз её обратно — видимо, так тут было принято. Лане пришлось соскочить и остаться одной на бывшем шоссе.
Здесь был разъезд. Дорога тонула в развезённой грязи и смеси песка с землёй — никаких больше платформ, никаких попуток, а идти некуда и почти невозможно. Тут не предназначалось для пеших.
Сзади, правда — издалека, негромко сначала, но потом всё отчётливей нарастая — до Ланы донеслось гудение. Похоже, ей везло на сей раз.
На распутье, в гору, въехал огромный Камаз с синим лицом. Лана встала крестом перед ним. Грузовик притормозил.
— А? — с места водителя высунулся вытянутый седой камазист с кустистыми чёрными бровями. — Что такое?
— Не подкинете? — Лана с надеждой шагнула к кабине.
— А садись, — махнул рукой тот. Рука у него — да и всё остальное — была непропорционально длинная и тонкая, а лицом он смахивал на подростка, который сам не заметил, как вдруг состарился. Он не поинтересовался у Ланы, откуда она вылезла — видать, недавно был там, — спросил только, когда та устроилась рядом на сидении:
— А зовут?
— Светлана Сочнина я, — устало выдохнула Лана. Даже зачем-то показала паспорт, который завалялся в кармане. Камазист кивнул на него с любопытством, но даже не стал сверять с оригиналом, так что Лана посмотрела сама. Фотка была чёрно-белая, чуть засвеченная, но несильно — вполне похожая на правду. Её лицо, её имя. Никто бы не заподозрил подвоха.
Камаз понёс их дальше — не с небывалой скоростью, но довольно резво. У его колёс, видимо, не возникало проблем с местными путями. Мотор урчал мерно и громко, почти убаюкивающе — или так казалось от того, что в кабине было сравнительно тепло и не шёл дождь.
— А куда вы по этой дороге? — спросила Лана.
— Рейс делаю. Из точки А в точку Б. А ты куда?
— Точно пока не знаю, — Лана чуть нахмурилась. — Я за знакомой. Мне надо найти её, — она поискала впереди, за окном, но микроавтобуса так и не было видно. — «Стёкла, стенки, сталелинейный» — не
