С каждым днем количество митингующих увеличивалось, достигнув в конце концов 2–2,5 тысяч человек. Они беспрерывно выступали с речами и читали стихи. Когда вечером 6 марта рабочая цветочного магазина (русская) по распоряжению начальства попыталась убрать принесенные венки и цветы, толпа набросилась на нее и стала избивать. Женщину спасло вмешательство переодетых работников милиции, дежуривших у памятника. С этого момента участники стихийного митинга установили у памятника свою охрану. 7 марта митинг продолжался с неослабевающей силой. 8 марта митингующие установили в парке прожекторы, а для укрытия от дождя натянули два брезентовых полога. До поздней ночи с чтением стихов выступали школьники, студенты и взрослые.
9 марта в 13 часов, как и во всей Грузии, в Сухуми прошел официально объявленный властями митинг. Так же как и в Тбилиси его участники отказались разойтись после официальной церемонии. Выступления продолжались. От толпы стали отделяться большие группы людей. Они останавливали проходившие мимо парка машины и угрозами заставляли водителей давать продолжительные сигналы. Отказавшихся (водители трех легковых автомобилей и четырех автобусов) избивали. Проходившие мимо парка городские автобусы останавливали, выгоняли пассажиров на улицу и принуждали становиться на колени.
Вечером на митинге милиция зафиксировала «националистические высказывания». По улицам пошли манифестации с пением грузинских национальных песен. Находившие на улицах и в парке время от времени совершали коленопреклонения. В организации этих манифестаций активное участие приняли изгнанные с руководящих постов после смерти Сталина партийные и государственные функционеры — бывший первый секретарь Сухумского обкома КП Грузии и бывший заместитель председателя Совета Министров Абхазской АССР.
Одна из групп (вновь как в Тбилиси) начала стихийный митинг у здания Абхазского обкома КП Грузии. Вторая — организовала митинг у дома правительства, а затем направилась на так называемую «гору Сталина». Там также прошел митинг «с антисоветскими выступлениями». Женщины после этого митинга разошлись по домам. Мужчины, возвращаясь назад, забросали камнями окна педагогического училища. После остановки на непродолжительный митинг у дома отдыха Закавказского военного округа группа направилась в Сухумский морской порт. От капитана стоявшего там теплохода потребовали, чтобы он дал продолжительные гудки в память Сталина. Капитан категорически отказался. Из порта группа молодежи (около 200 человек) перебралась к городскому театру. Там как раз закончился спектакль. Расходившиеся зрители были втянуты в новый митинг, который продолжался 40 минут. Толпа в конце концов распалась на мелкие группы и расползлась по городу. Эти группы были, по определению милиции, «рассеяны» только к трем часам утра 10 марта[373].
В столице Аджарии Батуми беспорядков не было. Пятого марта у памятника Сталину прошел довольно спокойный митинг, в котором, как и всюду в этот день, участвовали дети и молодежь. 9 марта в 13 часов состоялся разрешенный властями митинг. Он продолжался, уже после официального закрытия, до 23 часов. После этого народ разошелся. По сведениям милиции, в Батуми «хулиганских проявлений и нездоровых выступлений не было»[374].
8. Политическое эхо событий в Грузии
Спровоцированная событиями в Тбилиси вспышка грузинского национализма напугала представителей других этносов и усилила этническую напряженность в Грузии. Один из очевидцев волнений (очевидно армянин) спустя месяц после событий — 13 апреля — отправил в Центральную ревизионную комиссию КПСС анонимное письмо-жалобу «на грузин». Повторяя распространенные в то время слухи, аноним рисовал ужасающую картину беспорядков — чуть ли ни массовое убийство русских и армян, трупы которых выбрасывали в Куру. Он пытался убедить московское начальство в полной политической неблагонадежности грузин и призывал власть («пока не поздно») «предателей родины расстрелять, а их детей и родственников сослать в Сибирь и содержать их в запретной зоне»1. Открещиваясь от имен Сталина и Берия, он готов был в этническом конфликте действовать теми же методами.
Однако проблема грузинского национализма и его связи с событиями марта 1956 г. обсуждалась не только на бытовом уровне. 23 мая 1956 г. на Президиуме ЦК КПСС обсуждался «Вопрос ЦК КП Грузии». Мжаванадзе всячески отбивался от обвинений в национализме. «Во время 5–9 марта не имеем ни одного случая национ[альной] вражды», — утверждал он, пытаясь переключить обсуждение на запущенную идеологическую работу. Однако Хрущев твердо держался темы: «Враждебных элементов меньше, почему они господствуют на улице? (Очевидно, намек на этническую солидарность грузин в ходе беспорядков. — В. К.). Берия расстрелял грузин не меньше, чем русских. Отдельные факты недружелюбного отношения между лицами разн[ых] национальностей». А в конце дискуссии припечатал:
«Вопрос исключительный. При Берии Грузия выпала из-под наблюдения ЦК ВКП(б).
Приусадебные участки большие.
Много Героев Социалистического] Труда.
Машин в лич[ной] собственности] больше всего в Грузии.
Неправильная политика — давали больше Грузии.
Развит национализм <…>
Исключить возможности для спекулянтов.
Организации к[онтр]р[еволюционной], националистической там не было. Надо почистить город и Грузию от бездельников и спекулянтов на идеол[огическом] фронте, активных выловить, наказать виновных.
Разъяснять, убеждать»1.
Хрущев не знал, что в это время и именно под влиянием мартовских волнений 1956 г. в Грузии формировалась молодежная подпольная организация, в которой участвовал сын известного грузинского писателя, будущий диссидент Звиад Гамсахурдия — в конце 1980-х гг. лидер движения за отделение республики от СССР, первый президент независимой Грузии, впоследствии свергнутый и убитый. Из материалов надзорного производства Прокуратуры СССР по делу З.К. Гамсахурдии, А.А. Микадзе, Т.Т. Гунджуа и В.В. Сихаруладзе видно, что еще раньше между ними шли разговоры о создании нелегальной группы. Но к активным действиям подтолкнули именно события 5–9 марта 1956 г. Можно даже предположить, что среди «неизвестных молодых людей», пытавшихся руководить событиями в городе, были члены и этой группы. Вскоре после мартовского расстрела Гамсахурдия «вновь поставил вопрос… о ведении нелегальной антисоветской работы», а «целью наметили» — создание самостоятельного грузинского государства. Так что молодые люди вполне могли быть и авторами листовок об отделении Грузии от СССР на Колхозной площади Тбилиси.
Организационное собрание состоялось в июле 1956 г. на квартире Гамсахурдии. Решили добиваться увеличения числа участников, «установить связь с теми лицами, которые входят в другие нелегальные группы», а на собранные деньги приобрести пишущую машинку. В ночь с 1 на второе декабря 1956 года группа Гамсахурдии распространила на улицах Тбилиси листовку, в которой, напомнив о мартовском расстреле 1956 г., подавлении восстания гурийских крестьян в 1924 г., репрессиях 30-х гг., вводе советских войск в Венгрию, призывала к изгнанию «русских оккупантов» и «предателей — грузинских коммунистов»2.
О существовании других нелегальных групп нам ничего неизвестно, что, впрочем, не значит, что их не было совсем. Достоверно зафиксировано несколько случаев распространения (или попыток распространения) листовок и анонимных писем, прямо или косвенно откликавшихся на события в Тбилиси3. Известен также случай спонтанного выступления молодежи Тбилиси на месте кровавых событий — на проспекте Руставели у дома связи. По спецсообщению МВД Грузии в МВД СССР, 3 октября 1956 г. группа студентов (25 человек) выпила по случаю стипендии в клубе им. Ворошилова. После этого они дошли до здания дома связи, остановились на ступенях, установили глиняный горшок с цветами и запели любимую песню Сталина «Гапринди шао мерцхало». Требованию заместителя начальника городского управления милиции разойтись студенты не подчинились и запели еще громче. 15 человек были задержаны милицией. Остальные разбежались. Ночью (в присутствии родителей задержанных) были составлены административные протоколы о нарушении общественного порядка, и молодые люди в сопровождении родных были отпущены по домам. Начальник городского управления милиции попытался «прикрыть» студентов, не дал делу хода и не доложил о происшествии руководству МВД Грузии. Когда же о событиях у дома связи стало известно милицейскому руководству республики, был отдан приказ о «выявлении организаторов данного происшествия»[375]. История в конце концов дошла до ЦК КПСС[376].
В марте 1957 г. произошло некое «хулиганское нападении на студентов русской национальности Тбилисского института инженеров железнодорожного транспорта». Именно в такой формулировке этот вопрос был поставлен на заседании Президиума ЦК КПСС. В доступном нам тексте протокола больше ничего нет:
