— Почему сейчас в Италии вовсю расследуется практика употребления допинга в «Ювентусе» 1990-х годов, но главному тренеру той команды Марчелло Липпи никто не предъявляет никаких обвинений? Потому что в профессиональном клубе существует четкое распределение обязанностей. Главный тренер занимается тактикой, определением состава — а за все остальные участки работы, в том числе медицинский, отвечают другие люди. Как человек, поигравший на Западе (Чернышов выступал в Германии и Австрии. — Прим. И. Р.), я хотел создать в «Спартаке» профессиональный коллектив на тех же основах, и моя вина заключается лишь в том, что недостаточно жестко контролировал медперсонал. На это мне, кстати, указал и экс — президент РФС Вячеслав Колосков, когда мы обсуждали то, что произошло.
Любопытно, что если доктор Щукин после трудоустройства в «Торпедо — Металлурге» резко прекратил общение с Чернышовым, а увидев Титова после матча последнего тура — 2003 со «Спартаком», предпочел резко свернуть в сторону и опустил глаза (так, по крайней мере, рассказывал сам Титов), то Чернышов повел себя иначе. Сразу после январского известия о дисквалификации он набрал номер Титова, выразил свое сочувствие и заверил, что врачи давали ему допинг без согласования с главным тренером. Титов вежливо принял информацию к сведению. Тут интересен сам факт такого звонка, свидетельствующий о небезразличии тренера к собственной репутации в глазах футболиста.
Другое дело, что Титов Чернышову не поверил. В том самом интервью ближе к концу 2005—го, где капитан «Спартака» напрямую обвинил доктора Щукина, были и такие слова: «Я больше чем уверен, что сам Щукин не мог принять решение меня „прикормить“. С кем — то сверху это было согласовано. Чернышов, его помощник Дмитриев и доктор Щукин — одна компания, вместе давно работали. Они это сделали и забыли. А я потерял, возможно, лучший год в карьере».
Я попросил прокомментировать эти слова самого Чернышова. И вот что услышал.
— Никаких указаний с моей стороны давать игрокам допинг не было — как в «Спартаке», так и в молодежной сборной. Как вы думаете, если бы подобное случилось, приехали бы, к примеру, Павленко и Самедов ко мне на следующий отборочный цикл? Егора можно понять: он пропустил целый сезон и зол на всех. Но ни один игрок не скажет, что я призывал его применять запрещенные препараты.
— А какова, по — вашему, степень вины Щукина?
— Оба врача — и он, и Катулин — винят друг друга, предъявляя одинаково убедительные доводы. Не имея на руках фактов, не могу никого из них обвинять. Но после того скандала — а не только из-за того, что его взяла на работу «Москва», — в сборной Щукин работать больше не мог. Появился элемент недоверия — и с моей стороны, и со стороны игроков. Свою долю ответственности за то, что пригласил Щукина, я несу. Но ответственно заявляю, что к применению допинга в «Спартаке» отношения не имею. А вот другие претензии к себе по работе в этой команде у меня есть. В какой-то момент показалось, что все могу и умею. Из-за завышения своих способностей пошел на совмещение постов в молодежной сборной и «Спартаке», что ударило по качеству работы в обеих командах. А теперь мне тем более ясно, сколькому еще надо учиться. Но сдаваться не собираюсь. Передо мной пример Валерия Газзаева, который прошел через такие круги ада, которые мне и не снились. Но не сломался и оказался на вершине, выиграв во главе ЦСКА Кубок УЕФА.
…Те же люди, кто свидетельствует против Чернышова, рассказывают, что после разгрома от «Локомотива» — 2:5 разгневанный Червиченко пригрозил главному тренеру увольнением, если следующие матчи не будут выиграны. После чего якобы порции бромантана и были увеличены. Кому верить?
— Чернышов потом говорил: может, его самого таким способом подставить и убрать хотели? — рассказывает Деменко. — Не знаю: может — так, может — нет. Вообще, задурить игроку голову кто угодно способен.
Точнее и не скажешь.
Позиции же Червиченко выглядят практически неуязвимыми. Он ведь, в конце концов, после сентябрьских событий «принял меры», сменив штаб. Рассказывают о двухчасовом аутодафе, которое экс — президент «Спартака» устроил в своем кабинете главному тренеру перед тем, как отправить его в отставку. Один из источников свидетельствует, что руководитель клуба, подобно злому следователю, применял во время этого разговора крайне жесткие методы и чуть ли не силой вытащил как из Чернышова, так и из Щукина признательные показания. Но доказать это невозможно.
— А как Червиченко объяснил команде увольнение Чернышова и Щукина? — спрашиваю Деменко. — Сказал, что это из-за допинга?
— Нет, никак не объяснил — просто уволил. Всю остальную информацию мы узнавали из прессы.
В пользу того, что Червиченко тоже знал о происходящем, косвенно говорят лишь три вещи. Первая — именно такое мнение в открытую высказал Юран в уже упомянутой телепрограмме «Человек и закон». В свое время Юран был очень близок к бывшему президенту «Спартака», и можно предположить, что он знает, о чем говорит.
Еще об одном пункте подозрений в адрес Червиченко говорит Ващук:
— Президент подробно расспрашивал нас о том, что случилось, и всем своим видом давал понять, что для него происшедшее — полная неожиданность. Но логика подсказывает, что ни о чем не ведать Червиченко не мог. Хотя бы потому, что запрещенные препараты из-за этого своего статуса не могут быть дешевыми. И врачам нет никакого смысла тратить на них немалые деньги из своего кармана. Кто же еще мог это сделать, кроме президента?
— А о чем расспрашивал Червиченко лично вас?
— Он не только расспрашивал, он еще и обвинял. Когда через пару месяцев меня убирали из «Спартака», президент клуба заявил, что, возможно, это я привез допинг из Киева. Когда это услышал, лишился дара речи. Я приехал в «Спартак» играть, заключил контракт на пять лет, вынужден был уходить после первого же сезона, да еще и месяцами гадость из организма выгонять — а мне вдобавок и обвинения голословные бросили.
И, наконец, третий аргумент в пользу того, что президент клуба обо всем знал, мне привел источник в бывшем спартаковском клубе. По его словам, Катулин ежедневно по вечерам приезжал к Червиченко на доклад. Он был глазами и ушами президента в команде (тот его называл «око государево»). И утаить от босса идею Щукина, тем более что это была не его собственная затея, он попросту не мог.
