Гуннар вздохнул. Но ярла здесь нет и вряд ли скоро появится. На помощь рассчитывать не стоило.
Лесовики прислали, кого могли. А варяги… Варяги, скорее всего, ввязываться в драку не станут.
Когда-то они были друзьями и сопалубниками Гуннара, стояли в одном строю. Но теперь все по-другому. Рассчитывать можно только на себя.
Нельзя сказать, что надеяться не на что. Еще пару-тройку таких штурмов крепость выдержит. Гуннару очень хотелось надеяться: упорство свеев иссякнет раньше, чем падение крепости станет неизбежным. Но судя по тому, как осторожно теперь действовал свейский ярл, вряд ли он пойдет на попятный. Может, все-таки зря Гуннар унизил свейского переговорщика?
Нет, правильно он тогда показал силу. Надеялся, что свеи, почувствовав ее и оценив потери, уберутся восвояси.
Не получилось.
Что ж, если Гуннар Гагара умрет здесь, то он умрет воином и хёвдингом. А если удастся убрать из крепости Гуду с сыном, то он, Гуннар, умрет счастливым. Его род не угаснет.
* * *
— Что он говорит?
Кирьяльский язык давался мне плохо. А вот отец Бернар болтал по-местному не хуже моих стрелков.
— Говорит, на нашу крепость напали. Очень много. Враги.
Ну да. Раз напали, то вряд ли друзья.
Я поглядел на двух парней, принесших нехорошую весть. Обычные лесовики. Лет по двадцать примерно. Мы подобрали их с берега, с которого они нам кричали, размахивая горящей веткой.
Внимание привлекали. И привлекли.
— Два корабля, — сказал один из них. — Очень большие!
— Сам видел? — уточнил я.
Нет, не сам. От большого вождя Морская Птица, что в островной крепости, гонец прибежал. Вождь его к варягам отправил: за помощью. Гонец долго бежал, быстро. Устал очень. Старейшина велел ему отдыхать, а с вестью этих двоих отправил. Они в селении самые быстроногие.
— Быстрее нас никого нет! — заявил кирьял гордо. — Утром узнали, что ты идешь, и решили: к варягам не надо. К тебе надо. Увидели тебя, и вот.
— Правильно все сделали, — подбодрил я гонцов через отца Бернара. — А давно ли свеи к острову подошли?
Задумались, начали считать на пальцах. Поспорили даже. Потом выдали ответ: пять дней. Или шесть.
Ну это уже не так важно. Все равно задача ясна: как можно скорее двигаться к заливу. Течение за нас. Ветер попутный. Для управления кораблями хватит десятка гребцов. Остальные пусть пока отдыхают.
— Вас наградят, — пообещал я кирьялам. И стоявшему рядом Вихорьку: — Дай знать нашим на «Любимчике»: ночевка отменяется. Гуннара свеи обложили.
Два корабля. Сколько это? Сотни две, вряд ли больше. Заборем ворогов. Главное — успеть. И вообще отлично выйдет, если Гуннар ухитрится удержать город. Выковыривать свеев (в последнем я не сомневался) из-за частокола — то еще удовольствие. Хотя главное не это. Главное — чтобы он выжил.
Глава тридцать пятая
Замковый остров. Последний штурм
Смола кончилась после третьего штурма.
Свейский ярл теперь действовал очень осторожно. Берег людей.
В крепости полно стрелков.
Но стрелы тоже заканчивались.
А еще свеи разобрали один из корабельных сараев и построили башню, которая была на четыре локтя выше крепостной стены, и на валках, как корабль, подтащили ее к самым воротам. Обнаглели, когда поняли, что смола и масло у защитников закончились.
Гуннар корил себя за то, не приберег немного.
И за то, что вначале использовал горючее так расточительно. У него еще оставался запас тюленьего жира: две бочки. Но для поджога такого сооружения двух бочек жира точно не хватит. Тем более свеи, пользуясь преимуществом в высоте, согнали со стены стрелков Гуннара.
А потом свейский ярл поступил странно: взял да и отошел, заодно оттащив и таранный сарай и огромную башню.
То ли отложил штурм до ночи, то ли ждал, что предпримут защитники.
Гуннару очень хотелось сделать вылазку, но он понимал, что, скорее всего, это ловушка. Свейский ярл именно этого и ждал, потому и не торопился доламывать ворота. Надеялся, что осажденные сами их отворят.
Гуннар его понимал. Зачем ломать то, что вскоре будет твоим?
Поднявшись на стену — теперь, когда свеи отошли, это было безопасно, — Гуннар глядел на осадную башню, на сарай с тараном внутри, и дальше, на причалы, которые еще недавно считал своими…
Смотрел и понимал: скорее всего, это его последняя ночь. Крепость падет, и он вместе с ней. Судьба.
Но судьба эта — только его и тех, кто останется, чтобы прикрыть уходящих.
То, что свеи оставили такую даже не лазейку, а дыру в осаде, наверняка тоже неспроста.
Гуннар был уверен, что хотя бы на одном из драккаров дежурит команда, достаточная, чтобы немедленно пуститься в погоню. Потому они и обратную сторону острова не стерегут. Выманивают. Возможно, они и о существовании «Нарвала» знают, а не трогают его потому, что ждут, когда защитники покинут крепость…
Вот почему все уйти не могут. Кто-то должен остаться. Тогда у «Нарвала» будет шанс уйти в шхеры, а дальше… Кирьяльские леса — густые. Вряд ли свеи будут шарить по чащобам и болотам в поисках беглецов.
Гуннар знал: следующий штурм будет последним. И как только наступили сумерки, отправил два десятка дренгов на плоских рыбачьих лодочках за спрятанным «Нарвалом».
К середине короткой северной ночи они пригонят старичка к противоположному от пристани берегу, загрузят в него людей и тихонько отойдут. Старшим у них будет Стурла. Он молодой, но исполнительный. Что Гуннар скажет, то и сделает. Без ненужной храбрости. Темнота и утренний туман спрячут драккар от взглядов свеев, а чтобы те не услышали шума весел, кирьялы будут обстреливать свейский лагерь огненными и поющими стрелами.
Осталось самое трудное: уговорить уйти Гуду.
— Уходи с ними, — попросил Гуннар.
В глаза не глядел. Боялся: голос сорвется.
— Нет.
— Нет? — переспросил Гуннар. — Почему?
Гуда положила ребенка на скамью. Малыш хныкнул пару раз и притих. Будто почувствовал: не сейчас.
— Посмотри на меня, — попросила женщина.
Гуннар повиновался. И сразу почувствовал, как из угла глаза вниз скользнула слеза.
А вот у Гуды глаза сухие.
— Я твоя жена, и я не буду жить без тебя, Гуннар Гагара. Ты уйдешь — уйду и я.
— А он? — Гуннар кивнул на сына.
— И он, — просто сказала Гуда. — Так правильно.
Гуннар открыл было рот, чтобы спорить, чтобы приказать…
Да, он мог бы приказать, но… Не мог.
— Иди сюда, — сказал он.
От жены пахло чем-то позабытым, чем-то неуловимо знакомым, родным.
Гуннар понял: что-то изменилось. Ушло что-то, бывшее с ним всегда. С детства. С того дня, когда в пять лет его отдали на воспитание в чужую семью и жизнь превратилась в выживание.
Потом Гуннару сказали: ему повезло. Два года спустя его прежнюю семью полностью вырезал ярл соседнего фьорда. Чтобы отдать их землю племяннику.
Гуннара не тронули, потому что приемный отец успел усыновить его по всем правилам. Потом хвастал, что сразу увидел в мальце воина. Гуннар стал примером для его родных сыновей. День и ночь упражнялся в воинских умениях и к тринадцати годам стал достаточно силен, чтобы его взяли в вик. Там Гуннар научился убивать, а к шестнадцати за его спиной было уже четыре вика и почти
