Профессор совершенно растерялся от неимоверного темпа событий, сменившихся за несколько последних минут.
— Прежде чем входить в дальнейшие разговоры, милостивый государь, я желал бы получить объяснение того, что случилось. По какому праву вы, милостивый государь, решились вмешиваться в отношения между моей дочерью и мистером Канлером? Я обещал ему ее руку, милостивый государь, и, не взирая на то, нравится ли он нам или не нравится, обещание необходимо сдержать.
— Я вмешался, профессор Портер, — ответил Тарзан, — потому, что ваша дочь не любит мистера Канлера, она не желает выйти замуж за него. Для меня этого вполне достаточно.
— Вы не знаете, что вы сделали, — сказал профессор Портер. — Теперь он без сомнения откажется жениться на ней.
— Непременно откажется, — заявил Тарзан выразительно и энергично и добавил: — Вам не следует бояться, что гордость ваша может пострадать, профессор Портер! Вы будете иметь возможность уплатить этому Канлеру все, что вы ему должны, в ту же минуту, как вернетесь домой.
— Ну, ну, милостивый государь! — воскликнул профессор Портер. — Что вы хотите этим сказать?
— Ваш клад найден, — заявил Тарзан.
— Что, что вы сказали? — крикнул, задыхаясь, профессор. — Вы с ума сошли! Это невозможно.
— Однако это так. Сокровища ваши украл я, не зная ни ценности клада, ни кому он принадлежит. Я видел, как матросы зарывали его. Я вытащил его и снова закопал, но уже в другом месте. Когда д’Арно сказал мне, что сундук принадлежит вам, я вернулся в джунгли и достал его. Этот клад вызвал так много преступлений, страданий и горя, что д’Арно отговорил меня везти его сюда, что я намеревался сделать. Вот почему я привез только аккредитив. Возьмите его, профессор Портер, — и Тарзан, вынув из кармана конверт, передал его изумленному профессору. — Тут двести сорок одна тысяча долларов. Клад был тщательно оценен экспертами, но на случай, если у вас могут появиться какие-либо сомнения, д’Арно сам купил его и хранит для вас.
— К без того уже огромной тяжести нашего долга перед вами, — сказал профессор Портер дрожащим голосом, — вы добавили еще одну величайшую услугу. Вы даете мне возможность спасти мою честь.
Клейтон, вышедший из комнаты минуту спустя после Канлера, вернулся.
— Извините, — сказал он, — я думаю, что лучше попытаться добраться в город еще засветло и выехать с первым поездом из этого леса. Туземец, приехавший верхом с севера, сообщил, что пожар медленно движется уже в этом направлении.
Заявление Клейтона прервало дальнейшие разговоры, и все общество направилось к автомобилям. Клейтон с Джен Портер, профессором и Эсмеральдой заняли автомобиль Клейтона, а Тарзан взял с собою ассистента.
— Спаси, господи! — воскликнул мистер Филандер, когда они двинулись за автомобилем Клейтона, — кто мог это предположить. Последний раз, когда я видел вас, вы были настоящим диким человеком, прыгавшим среди ветвей тропического африканского леса, а теперь вы везете меня по висконсинской дороге во французском автомобиле. Господи боже мой! Но ведь это в высшей степени замечательно!
— Да, — согласился Тарзан и после некоторого молчания добавил: — Филандер, можете ли вы припомнить подробности относительно нахождения и погребения трех скелетов, лежавших в моей хижине на краю африканских джунглей?
— Могу и очень точно, милостивый государь, очень точно! — ответил мистер Филандер.
— Не было ли чего-нибудь особенного в одном из скелетов?
Мистер Филандер пристально взглянул на Тарзана.
— Зачем вы спрашиваете?
— Для меня это имеет очень большое значение, — признался Тарзан. — Ваш ответ разъяснит тайну. Во всяком случае, он не может сделать что-либо хуже, чем оставить тайну тайной. В последние два месяца я создал свою теорию относительно этих скелетов и прошу вас ответить мне открыто и начистоту: были ли все скелеты, которые вы похоронили, человеческими?
— Нет, — ответил мистер Филандер, — самый маленький, найденный в колыбели, был скелетом обезьяны-антропоида.
— Благодарю вас, — сказал Тарзан.
В автомобиле, ехавшем впереди, Джен Портер лихорадочно обдумывала свое положение. Она поняла намерения Тарзана, когда он попросил позволения сказать ей несколько слов, и знала, что должна быть готова дать ему ответ. Он не такой человек, от которого можно было отделаться кое-как. И вдруг эта мысль вызвала в ней удивление, и она засомневалась, не боится ли она его на самом деле?
А могла ли она любить того, кого боялась?
Она понимала очарование, овладевшее ею в глубине далеких джунглей, но здесь, в прозаичном Висконсине, не могло быть такой сказочной любви. И безупречно одетый молодой француз не будил в ней первобытную женщину, как тот лесной бог.
Любила ли она его? Этого она сама теперь не знала.
Она украдкой взглянула на Клейтона. Вот человек, воспитанный в той же среде и обстановке, в которых была воспитана она, человек с таким общественным положением и культурой, которые она была приучена считать главной основой для подходящего брака. Неужели ее чутье не указывало на этого английского джентльмена? Ведь его любовь была такой, какую ищет всякая цивилизованная женщина, думая о своем будущем муже…
Могла ли она полюбить Клейтона? Она не видела причины, по которой не могла бы. Джен Портер не была по природе существом холодно-рассудочным, но воспитание, обстановка и наследственность — все совместно научили ее рассчитывать наперед даже в сердечных делах.
То, что она была так безумно увлечена силой молодого гиганта, когда его большие руки обнимали ее в далеких африканских джунглях и сегодня в лесу Висконсина, могло, как ей начинало казаться, быть приписано только временному возврату к прототипу, к психологическому отклику первобытной женщины, таившейся в ней, на зов первобытного мужчины.
Если он никогда больше не коснется ее, рассуждала она, она не почувствует к нему влечения. А в таком случае она, значит, не любит его. Это было не более, как временная галлюцинация, вызванная возбуждением и физическим контактом, но, если бы она вышла за Тарзана замуж, то все очарование притупилось бы в совместной жизни.
Она опять взглянула на Клейтона. Он был красив и был джентльменом с головы до ног. Таким мужем она могла бы очень гордиться!
И в это время он заговорил. Минутой раньше или минутой позже — и три жизни пошли бы совершенно иначе, но судьба вмешалась и подсказала Клейтону психологический момент.
— Теперь вы свободны, Джен, — заявил он. — Скажите «да», и я посвящу всю свою жизнь, чтобы сделать вас счастливой.
