Связь, которую нам навязали, от которой я так хотела избавиться, и которая… переродилась в настоящую. Не появившуюся в результате чьих-то злых умыслов, но светлую, солнечную, чудесную. Полную любви и самых искренних чувств.
В Эрнхейме я, мама и мой брат были представлены как особые гости, и теперь уже никто не осмеливался даже посмотреть в мою сторону косо. Особенно после того, как стало известно о том, кто родители моей мамы и о том, что в честь их прибытия в Эрнхейм устраивают самый настоящий бал.
Готовились к нему с особой тщательностью, а руководить праздничным ужином назначили Дороту: ее рецепты так изумляли даже видавших виды придворных, что нашу талантливую кухарку очень быстро перевели из помощниц во второго главного повара. Первый, конечно, поначалу был недоволен, но потом смирился. Насколько я поняла из ее рассказов, у них даже намечался роман. По крайней мере, на свидание он ее уже пригласил, и наблюдать за тем, как она расцветает с каждым днем все больше и больше, было очень приятно.
К сожалению, не все новости о моих знакомых из прошлой жизни были приятными: Душана отправили служить в дальний гарнизон, десять лет он должен будет провести там, прежде чем получит возможность вернуться и начать новую жизнь. Что касается Арлетты, она сама отказалась от мирской жизни и уехала в горный храм, где стала одной из сестер Богини-матери.
Эрцгерцога, державшего мою мать в плену, лишили титула и земель, как и всех его наследников. Им предстояло начинать все заново в других краях, потому что из Драэра их выслали. Земли Снежного Хьяртан хотел подарить моей матери, но она отказалась.
— Надеюсь, я больше никогда не вернусь в те места и даже о них не вспомню, — ответила она на его предложение.
Дойнарта ждало куда более суровое наказание: братоубийцей Хьяртан не стал, но старшему принцу предстояло коротать остаток дней в тюрьме в самых заснеженных землях Драэра, куда весна не заглядывает даже когда у нас лето. Эти края называли забытыми, а в тюрьме, созданной там, держали самых отъявленных негодяев. На тех, кто был наделен магическим даром, накладывали чары удержания: то есть пользоваться своей силой Дойнарт никогда больше не сможет, не сможет никому навредить.
Хелену ждало примерно то же самое, пусть и более мягкое наказание: ее отправили к семье, и до конца своих дней она должна будет жить в родительском замке. Не покидая своих покоев, не появляясь на балах и приемах, не имея возможности даже поговорить с кем-то кроме родных или служанок.
Когда мы с Хьяртаном говорили о них, я чувствовала его боль. Боль от предательства, которую нанес его брат и женщина, которой он полностью, безоговорочно доверял. Все, что касалось этой парочки, било по нему настолько сильно, что он на глазах замыкался в себе, становился холодным и отстраненным даже со мной.
Я не расстраивалась и не пыталась лезть ему в душу. Такую боль нужно просто пережить, особенно когда речь идет о самых близких. Того, что они понесли заслуженное наказание, сейчас вполне достаточно — опять же благодаря Каэтану моя память полностью восстановилась после заклинания Дойнарта, я вспомнила все, что он сотворил, все, что хотел скрыть, как пытался моими руками убить Стеллу, как убил ее сам. Даже мне тяжело было обо всем этом думать, не говоря уже о том, как было тяжело Хьяртану.
Поэтому я старалась просто быть рядом. Просто любить. Просто греть.
Наша магия по-прежнему сплеталась во время поцелуев, но уже совершенно иначе. Мы чувствовали друг друга иначе… как-то более глубоко, что ли. Каждый из таких поцелуев становился моей маленькой жизнью, когда я дрожала от страсти в его объятиях, стараясь не воспламениться… буквально. Каждый поцелуй был как первый, каждый из них хранился в особом уголке моей памяти: от мягкого прикосновения губ в заснеженной беседке, до жаркого глубокого, такого же обжигающего, как полыхающее в камине пламя.
Сегодняшний, перед балом, снова был ни на что не похож:
— У меня для тебя сюрприз, — сказал Хьяртан.
— Какой? — Я слегка отстранилась, чтобы заглянуть ему в глаза.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Если я скажу, это уже не будет сюрпризом, — хитро ответил он, а после коснулся губами моих губ, и меня словно искрой заклинания ударило.
Короткой, острой, пронзившей меня всю, а этот загадочный донельзя мужчина в тот же миг отстранился:
— Позвольте, нэри Селланд, стать вашим сопровождающим сегодня на весь этот вечер, — произнес он и предложил мне руку.
Которую я, разумеется, приняла.
— На весь? — уточнила хитро. — То есть ни с кем кроме вас мне больше нельзя будет танцевать?
— Только с Бьяртмаром. И то, если он будет хорошо себя вести. — Хьяртан не поддался на провокацию. Легко, одним взмахом руки открыл портал, и мы вместе шагнули в распахнутые двери большой бальной залы Эрнхейма.
* * *
К приему деда и бабушки подготовились знатно. Бальный зал Эрнхейма расцвел солнечными красками, четыре огромные люстры с бесчисленным множеством свечей в каждой озаряли его так, что даже в самом дальнем уголке не удалось бы спрятаться хотя бы частичке тьмы.
В честь солнечных магов женщинам надлежало быть в ярких нарядах — желтых, золотых, добела раскаленных. Сверкающие как снег на солнце жемчужно-перламутровые цвета тоже допускались. Что же касается мужчин, они все как один сегодня были в цветах мощи Драэра — темно-синем с платиново-серебряной окантовкой или с украшениями в виде шейных платков. Военная форма или камзолы, не суть важно, главное, что зал для меня предстал не суетой разноцветья, а единой, сплоченной семьей.
Семьей, готовой встретить княжескую чету. Я знала, что дедушка с бабушкой уже в замке, прибыли порталом, но с мамой еще не разговаривали. Честно, я не могла себе представить, каково это знать, что твоя дочь жива, что она столько пережила и не бежать к ней, позабыв обо всем. Но, видимо, у моих родственников были свои взгляды на этот счет.
Мама волновалась. Когда я вместе с Хьяртаном вошла в бальную залу, наши взгляды встретились. От меня не укрылось, как она нервно сжимает крохотный ридикюль, крепящийся к перчатке на руке с помощью цепочки и изящного браслета. Стоявший рядом Фабиан выглядел не менее взволнованным, он то и дело поглядывал в сторону дверей, облизывал и кусал губы — верный признак того, что переживает.
— Я подойду к маме, — сказала Хьяртану еле слышно.
Мне снова предстояло сидеть рядом с ним, а еще я была единственной девушкой в платье небесно-голубого цвета. На этом настоял мой снежный, хотя я отличалась от всех присутствующих настолько, насколько это вообще было возможно. Платье было роскошным, а еще нежный, украшенный воздушно-снежными цветами шелк очень шел к моим волосам, на этот раз собранным в высокую прическу. Я то и дело ловила на себе восхищенные взгляды мужчин. Взгляды, которые оставляли совершенно равнодушной. Единственный мужчина, чье восхищение было для меня важно, сейчас шел рядом со мной.
Услышав мои слова, он наклонился и еле слышно сказал:
— Хорошо. Только ненадолго.
Улыбнувшись, я направилась к маме и брату.
— Ну, как вы? — спросила, взяв мамины руки в свои. Такие холодные!
— Пожалуй, мне стоит уйти, — пробормотала она, метнув взгляд в сторону дверей.
— Что? Нет! — я покачала головой. — Сейчас уже все начнется…
— Поэтому мне лучше уйти до того, как все начнется.
— Мам!
— Я не могу, Ливия. Я думала, что все смогу, но… нет. Они не пришли ко мне. Когда пришла я… я хотела поговорить перед балом, мне сказали, что князь и его супруга заняты и не принимают. Никого. Даже меня.
— Что?! — Вот теперь мне захотелось как следует наподдать родственникам.
Да что ж они за люди-то такие?! Мой воинственный настрой только-только набирал силу, когда ко мне подбежал церемониймейстер:
— Нэри Селланд. Сейчас объявят гостей, прошу вас, вы должны быть рядом с его величеством.
Его величество взглянул на меня, я — на маму.
— Иди, — тихо сказала она. — Иди, все так, как и должно быть.
