– Красивая. В сером.
– Она была одна?
– Нет, – промычал мертвяк и начал отчаянно чесаться, раздирая кожу в клочья. – Еще трое…
– Еще трое женщин?
– Нет…
– Мужчин, значит?
– Мужчин, – тупо повторил мертвяк. – Трое…
– Я поняла, – Отмахнулась Осси. – А когда это было?
Гред посмотрел на нее пустыми, совершенно остекленевшими глазами, и выдержать этот его тяжелый взгляд было довольно трудно. Но Осси выдержала.
– Я спрашиваю: когда тебя убили?
– Когда он ушел… Вечером…
– Он? – Не поняла Осси. – Кто ушел?
– Он…
Больше от идиота добиться ничего не удалось.
Он пускал слюни, чесался и талдычил, что женщина была в сером и очень красивая. Похоже посмертное это воспоминание сильно его нервировало, и Осси решила сменить тему.
Считать дальнейший разговор образчиком изящной словесности нельзя было даже с очень большой натяжкой и даже при всем желании. Больше всего – и от этого Осси чувствовала себя крайне неуютно – он напоминал мучительную беседу занудной няньки с дебилоидным ребенком: мертвяк отвечал односложно, постоянно заикаясь, и теряя и без того не сильно сложную и не сильно запутанную нить повествования. К тому же, процесс разложения его мертвой плоти, вопреки всем общепринятым меркам шел ужасающе быстро, и раскисал разупокоенный собеседник леди Кай прямо на глазах.
Да и, вообще, если честно, он какой-то квелый получился: то ли так оно и должно было, то ли воспоминания Ташуровы ему не впрок пошли, то ли, что скорее всего, – опыта у интессы все-таки не хватило, но факт остается фактом – покойник был вялым и ни на что путное не годился. Даже на разговор.
С большим трудом и после нескольких десятков наводящих вопросов леди Кай удалось все-таки выяснить, что убит смотритель Шероу был незадолго до того как появились в Ауле первые признаки грядущего непотребства. В тот самый день, когда видели там неизвестного никому человека, который быстро пересек пространство некрополя с востока на запад, нигде подолгу не задерживаясь и ни с кем не заговаривая.
Но, что примечательно: скудное описание этого незнакомца, которое удалось в конце концов выдавить из заикающегося и пускающего слюни мертвеца, полностью совпало с тем, что дал несколько дней назад Эйрих, рассказывая про достопамятную встречу со Странником. А из этого почти наверняка выходило, что и в Ауле видели его же, и, как и предполагала Хода, виновником столь масштабного разупокоения был именно он. Сам того не зная и не желая. Так что тут, по крайней мере, все сходилось и логически хорошо увязывалось с тем, что леди Кай уже знала. Хотя, с другой стороны, смерть самого Греда Шероу именно в этом месте и в это самое время очень даже могла разупокоению поспособствовать. Во всяком случае, совпадение это было странным…
Из путаных и сбивчивых ответов покойника выходило, что смерть его, произошла за два дня до рождения девшалара, а это, в свою очередь, означало, что леди Кай не только следует за Странником практически по пятам, но и расстояние между ними, к добру или к худу, неуклонно сокращается.
Кстати говоря, сам Гред, а точнее – то, что от него после всех этих передряг осталось, уверен был, что идет сейчас восьмой год правления Ее Величества Ашти III, а это как раз был, если верить Пресвятому Апостолату, год Великого Исхода. Так, что и тут все сходилось и гипотеза о затерянных во времени Ступенях получила еще одно, хоть и косвенное, но подтверждение.
Ну и, наконец, про сомбору свою мертвец-упокойник ничего не знал, слова такого раньше не слыхивал, и почему ее вдруг у него не оказалось, объяснить никак не мог.
Этот факт хилависту, который к этому времени, закончив наружный осмотр, никаких изъянов в себе любимом не обнаружил, расстроил изрядно, и он вновь забурчал на этот раз о том, сколь безответственны и безалаберны бывают некоторые особи людского рода незнающие и нежелающие замечать самого в своей никчемной жизни важного. Под конец своей длинной и изобилующей сочными, но весьма нелестными эпитетами речи он заявил: «что воняет и разит от этого потухшего урода сверх всякой меры, и терпеть это лично у него – у хилависты – сил больше нет никаких».
В этом, надо сказать, он был абсолютно прав, и нисколько даже не преувеличивал. За то немногое время, что прошло с начала не такого уж длинного разговора, труп Греда Шероу, стремительно миновав несколько стадий разложения, изменился почти до неузнаваемости и теперь более всего напоминал раздувшийся бурдюк, наполненный какой-то вонючей слизью напополам с гноем.
Эта мерзопакостная жидкость, заполнив все доступное ей внутреннее пространство мертвеца, теперь пробивала себе дорогу наружу, сочась сквозь поры, многочисленные язвы, открывшиеся на теле бедолаги, а то и просто вытекая из ушей, глаз и рта при каждом произносимом слове, заставляя его постоянно захлебываться, и делая и без того малопонятную речь его совсем невразумительной. Вкупе со сшибающим с ног запахом, удовольствие получалось то еще.
– Фу! Не могу больше! – Хилависта хрюкнул и закашлялся, а потом заметался по комнате, пытаясь сдержать накатывающие позывы, но с задачей этой не справился и у стены его вырвало.
Выворачивало его долго и мучительно, отчего тут же создалось впечатление, что хилависта, представляющий из себя большую голову, внутри состоит из одного только желудка и ничего другого в нем нет. Впрочем, учитывая сколько еды он мог потребить за раз и то, как часто следовали друг за другом эти разы, скорее всего, так оно и было.
Отплевавшись, отсморкавшись и отдышавшись он пополз обратно, старательно избегая смотреть в сторону леди Кай, а еще пуще – на сидящего рядом покойника. С лица он, что называется, сбледнул, был совершенно зеленым и даже в размерах, вроде, уменьшился.
– Попить бы… – с этими словами он сунул нос в рюкзак, немного там повозился и с победным кличем выволок на свет божий обшитую серой кожей флягу:
– О! Оказывается не пусты еще закрома наши! – И раньше, чем Осси успела что-то сказать, ловко, – как умел, наверное, только он – выдернул пробку своими крепкими зубами. – Ну-ка, что тут у нас?..
В комнате разом потемнело.
Будто единственную свечу задули.
Будто черное ночное облако упало откуда-то сверху. И хотя факел как горел, так – и продолжал гореть, как чадил, – так и продолжал чадить, но свет от него пробиться сквозь навалившуюся мглу не мог, да, похоже, что даже и не пытался. О свечах и говорить нечего. От них и в лучшее-то время толку не было.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
