«Не сегодня, Пол. Сегодня я поеду один».
В тот день он вырыл последнюю могилу. Не для того чтобы найти мою сестру. Чтобы похоронить мать.
Как это сентиментально — мать там, где вроде бы покоилась моя сестра. Или дело в другом? Кто будет искать тело там, где уже обследован каждый кустик?
— Отец узнал, что она собирается сбежать.
— Да.
— Как?
— Ему сказал я.
Сош встретился со мной взглядом. Я промолчал.
— Я узнал, что твоя мать сняла сто тысяч долларов с их общего счета. В КГБ все следили друг за другом. Я сообщил об этом твоему отцу.
— И он спросил ее, что это значит.
— Да.
— И моя мать… — У меня перехватило дыхание. Я откашлялся, моргнул, попытался снова: — Мать не собиралась оставлять меня. Она хотела взять меня с собой.
Сош выдержал мой взгляд, потом кивнул.
Правда могла хоть в малой мере утешить меня. Не утешила.
— Ты знал, что отец ее убил, Сош?
— Да.
— И это все? — Он не ответил. — И ты ничего не сделал?
— Мы еще работали на государство. Если бы власти узнали, что он убийца, опасность нависла бы над всеми нами.
— Стало бы известно, какая у тебя настоящая работа.
— Не только у меня. Твой отец знал многих из нас.
— И ему все сошло с рук.
— Так мы тогда работали. Шли на многое ради высокой цели. По словам твоего отца, мать пригрозила выдать нас всех.
— Ты в это поверил?
— Разве важно, поверил я или нет? Твой отец не собирался убивать ее. Он впал в состояние аффекта. Представь себе, Наташа собирается уйти от него и спрятаться. Собирается забрать детей и исчезнуть навсегда.
Я вспомнил последние слова отца, на смертном одре…
«Мы все равно должны ее найти».
Он говорил про тело Камиллы? Или про саму Камиллу?
— Отец узнал, что моя сестра жива.
— Все не так просто.
— Что значит «не так просто»? Выяснил он это или нет? Мать сказала ему?
— Наташа? — Сош фыркнул. — Никогда. Ты говоришь о храбрости, о способности противостоять трудностям. Она ничего бы ему не сказала, что бы он с ней ни делал.
— Даже если бы задушил?
Сош промолчал.
— Так как он узнал?
— Убив твою мать, отец просмотрел ее бумаги, телефонные счета. Сложил два и два… так что подозрения у него возникли.
— Он знал?
— Я же сказал, все не так просто.
— Не понимаю тебя, Сош. Он искал Камиллу?
Сош закрыл глаза. Посидел так немного, потом поднялся из-за стола.
— Ты спрашивал меня насчет блокады Ленинграда. Знаешь, чему она меня научила? Мертвые — ничто. Они ушли. Ты хоронишь их и двигаешься дальше.
— Буду об этом помнить, Сош.
— Ты вот все роешь. Не оставляешь мертвых в покое. И чего добился? Убили еще двоих. Ты узнал, что любимый отец убил твою мать. Стоило ради этого стараться, Павел? Стоило тревожить призраки?
— Все зависит…
— От чего?
— От того, что случилось с моей сестрой.
Я ждал. Мне вспомнились самые последние слова отца: «Ты знал?»
Тогда я думал, что он обвинял меня, что прочел вину на моем лице. Но он спрашивал о другом: знал ли я о том, что в действительности случилось с моей Камиллой; знал ли, что он собственными руками убил мою мать и похоронил в лесу.
— Что случилось с моей сестрой, Сош?
— Вот это я и имел в виду, говоря, что не все так просто.
Я молчал.
— Ты должен понимать. Уверенности у твоего отца не было. Он нашел какие-то улики, это так, но точно он знал одно: твоя мать собиралась убежать с деньгами и взять с собой тебя.
— И что?
— Он обратился ко мне за помощью. Попросил разобраться с собранными уликами. Попросил найти твою сестру.
Я смотрел на него.
— Ты это сделал?
Он обошел стол, шагнул ко мне.
— Я все проанализировал, а потом сообщил твоему отцу, что он принял желаемое за действительное.
— В каком смысле?
— Я сказал, что твоя сестра умерла в ту ночь в лесу.
Я уже ничего не понимал.
— А она умерла?
— Нет, Павел. Она не умерла в ту ночь.
Мое сердце чуть не разорвало грудь.
— Ты ему солгал. Ты не хотел, чтобы он ее нашел.
Он молчал.
— А теперь? Где она теперь?
— Твоя сестра знала, что сделал отец. Разумеется, она никому ничего не могла сказать. Не было у нее никаких доказательств его вины. Да и власти заинтересовались бы причиной ее исчезновения. Разумеется, она боялась отца. Как она могла вернуться к человеку, который убил ее мать?
Я подумал о семье Перес, об обвинениях в обмане и прочем. В том же могли обвинить и нашу семью. У Камиллы хватало причин не возвращаться.
Но надежда затеплилась.
— Так ты ее нашел?
— Да.
— И?..
— Дал ей денег.
— А еще помог ей спрятаться от него.
Он не прокомментировал мое замечание. Да и зачем?
— Где она теперь?
— Все контакты оборвались давным-давно. Ты должен понять: Камилла не хотела причинять тебе боль. Она думала о том, чтобы забрать тебя с собой. Но поначалу такой возможности просто не было. И она знала, как ты любил отца. Позднее ты стал публичной личностью и ее появление могло сильно тебе навредить. Видишь ли, если бы она вернулась, все детали вашей семейной трагедии стали бы достоянием общественности. И твоя карьера закончилась бы.
— Ты прав.
— Да. Мы это знаем.
«Мы», — сказал он. «Мы».
— Так где Камилла?
— Она здесь, Павел.
Из комнаты словно выкачали весь воздух. Я не мог вздохнуть. Покачал головой.
— Мне потребовалось время, чтобы найти ее после стольких лет, — продолжил Сош. — Но я нашел. Мы поговорили. Она не знала, что ваш отец умер. Я ей сказал. И вот это, само собой, все изменило.
— Подожди. Ты… — Я замолчал. — Ты говорил с Камиллой? — Я не узнавал собственный голос.
— Да, Павел.
— Не понимаю…
— Когда ты вошел, я говорил с ней по телефону.
Внутри у меня похолодело.
— Она остановилась в отеле в двух кварталах отсюда. Я попросил ее прийти. — Сош посмотрел на двери лифта. — А вот и она. Уже поднимается.
Я медленно повернулся, наблюдал, как на индикаторной строке загораются числа. Услышал звонок, возвещающий о прибытии кабины. Шагнул к дверям. Я не верил Сошу. Думал, что он разыгрывает меня, пусть это и жестоко. Но надежда толкала меня вперед.
Двери открылись. Они двигались медленно, со скрежетом, словно не хотели выпускать пассажира. Я застыл. Сердце готово было выскочить из груди. Я не отводил глаз от расходящихся дверей.
И вот, через двадцать лет после исчезновения в ночном лесу, моя сестра Камилла вернулась в мою жизнь.
Эпилог
Месяц спустя
Люси не хочет, чтобы я ехал туда.
— Все кончено, — говорит она мне перед самым отъездом в аэропорт.
— Я это уже слышал.
— Тебе нет необходимости вновь встречаться с ним, Коуп.
— Есть. Некоторые вопросы пока остаются без ответа.
Люси закрывает глаза.
— Все так хрупко, знаешь ли.
Я знаю.
— Боюсь, земля опять уйдет из-под ног.
Я ее понимаю. Но это нужно сделать.
Часом позже я уже смотрю на мир через иллюминатор самолета. За прошедший месяц жизнь более или менее вернулась в нормальное русло. Процесс над Дженреттом и Маранцем завершился моей победой. Семьи обвиняемых не сдались. Их давление на судью привело к тому, что Арнольд Пирс сломался. Исключил диск с порнофильмом из списка вещественных улик на том основании, что мы не представили его вовремя. Вроде бы у нас возникли проблемы. Но присяжные разобрались во всех этих интригах (они часто разбираются, несмотря на ухищрения защиты) и признали обоих подсудимых виновными. Флер и Морт, само собой, подают апелляцию.
Я хочу предъявить обвинение судье Пирсу, но едва ли мне удастся добраться до него. Еще я хочу предъявить обвинение в шантаже Э-Джею Дженретту и «Эс-вэ-эр», но сомневаюсь, что меня ждет удача. А вот у Шамик пока все хорошо. Ходят слухи, что Дженретты и Маранцы все-таки намерены вывести ее из игры, и побыстрее. Согласно этим самым слухам, теперь речь идет о семизначной сумме. Я надеюсь, она возьмет эти деньги. Но когда я смотрю в хрустальный шар, будущее Шамик не представляется мне радужным. Жизнь очень уж потрепала ее. И почему-то я чувствую, что деньги ничего не изменят к лучшему.
Мой шурин Боб на свободе с того момента, как его выпустили под залог. Я давал показания федеральным следователям. Признал, что помню это смутно, но вроде бы Боб говорил, будто ему требуется ссуда и я разрешил взять ее из средств фонда. Не знаю, хватит ли этого, чтобы избежать судебного разбирательства. Не знаю, правильно я поступил или нет (скорее, неправильно), но не желаю разрушать семью Греты. Можете называть меня лицемером (я и есть лицемер), но иногда грань между правильным и неправильным сильно размывается. Особенно под ярким солнцем реального мира.
