себя ты сделаешь, и для меня. Сделаешь?
Когда ты рассказывал мне, как играешь с детьми, о цветах, которые так любишь, о том, что умеешь многое делать сам, я любовалась тобой, такой ты был чудесный, такой славный. Мой отец умел делать все, и для меня не было большей радости, чем помогать ему. Я тебе тоже буду помогать, обязательно буду, если не прогонишь.
Я боюсь за тебя, очень боюсь. В тебе сидят какие-то непонятные мне силы и не дают мне покоя. Я рада, что в тебе много смелости. Если бы ты был мямлей и трусом, вряд ли я полюбила бы тебя.
Раньше, когда за окном завывал ветер, мне было не по себе от тоскливого одиночества. Теперь ветер приносит мне тревогу за тебя, любимый. Но я верю, верю, что все будет хорошо. Мой талисман (только ты никому не говори), он заколдованный. Он тебя будет охранять до тех пор, пока ты верен мне. Я не суеверна, но хочу верить моей Муравьиной принцессе.
Андрей, хороший мой! Скоро кончится наш «медовый месяц». А сколько мы были вместе? Немного, да и то ночами. И это — как мало и как много! Пишу и прислушиваюсь к каждому стуку двери — а вдруг войдешь ты! И так будет до тех пор, пока не войдешь!
До скорого свидания, дорогой мой, славный! Жду тебя, жду! Верю во все самое хорошее, верю сердцем, а оно меня никогда не обманывало. Люблю тебя, люблю! Твоя, только твоя!
Катя.
Вечер 3 июля. Любимый мой, я не могу быть вдали от тебя. Все во мне сейчас рвется от тоски. Это очень тяжело — плакать без слез. Было бы легче выплакать тоску, но не могу, не могу. Как плохо, что нет точного расписания, когда ты вернешься. Знаю, что сегодня не придешь, — уже скоро час ночи, а я все сижу и надеюсь, а вдруг придешь. Где ты сейчас, где? На море ветер…
Получила от тебя письмо, — ты сердишься на меня, что не могла прибежать к отходу катера? Не надо сердиться. Если бы могла, неужели не прибежала? Не могу я без тебя, не могу. Не знаю, что с собой сделаю, если ты уйдешь. Этот ветер, этот проклятый ветер, я с ума сойду от него!
Все уже спят, скоро погаснет свет, а я не могу ни спать, ни о чем другом думать, кроме нашей судьбы.
Сейчас испугалась, до сих пор сердце колотится. Послышались в коридоре мужские шаги. Сердце так и упало, думала — ты! Оказался Нюрин лейтенант.
4 июля. Милый, не дружи с плохими!
Сегодня пришел Витька. Ну какое ему дело до нас, какое он имеет право сомневаться в нашей любви? Да и зачем это ему? Стоит, манерничает, ухмыляется, и на роже — скабрезная ухмылка. Не верит в любовь! Я выгнала его. А потом долго плакала. Плакала потому, что он хоть и не сказал, а дал понять, что у нас не любовь, а постель. Как в сердце наплевал… Да, негладко, непросто у нас складывается семейная жизнь. А может, Витька не так уж и виноват. Бедняга, он-то не любит свою Валю, иначе бы не трепал о ней языком…
Ах, как я хочу, чтобы ты так же меня любил, как я тебя! Тогда нам никто не страшен. Да и сейчас нам уже никто не страшен, потому что мы любим, любим друг друга!
Совсем забыла, что брату стукнуло девятнадцать лет. Не поздравила. Вот так… А все потому, что только и думаю о тебе, о нас с тобою. Конечно, мама огорчится… Она плачет от тревоги за меня. А чего ей тревожиться? Никаких причин нет, верно? Ведь нет? Все зависит от нас с тобой. Какую захотим, такую и сделаем нашу жизнь. А она будет хорошей, целеустремленной, счастливой. В конечном счете, все в человеке зависит от самого себя. Тот, кто ставит большую цель, никогда не бывает маленьким человечком…
Сейчас чудесная погода — солнце, ветра нет. Это и для тебя, и для меня. И на душе стало легче. На душе? А все же, есть душа или нет? Тогда что же болит? Что же страдает? Вчера не спала до трех часов, все слушала, как воет ветер, он ведь и на море воет. И думала о тебе, и страшно было. Заплакала, в слезах и уснула. И во сне видела все наши встречи и прощания, разлуки и встречи, и ссоры, — господи, мы с тобой ссорились! Зачем? — и как мирились. Просыпалась, думала, плакала. Если бы ты знал, как я тебя жду, то не боялся бы меня потерять…
6 июля. Уже три дня от тебя нет вестей. Неужели так трудно дать радиограмму? Ну а потом, ведь вы сдаете рыбу и ее привозят в Петропавловск, неужели у тебя нет времени, чтобы написать мне письмо? Я так тревожусь. В твоем возрасте молодые люди совершают и глупости, тоже не думая о себе. Будь серьезен. И не обижайся. Я — женщина, будущая мать. В свои двадцать я вижу то, чего ты не видишь в свои. Это потом, когда нам будет по шестьдесят, ты будешь мудрее меня… Не знаю, что и думать. И дня не могу быть без разговора с тобой. Лист бумаги, карандаш или шариковая — и я говорю, говорю и не могу наговориться, а когда все скажу — за окном уже ночь, все спят, и я ложусь с единственной мыслью, что завтра буду опять говорить с тобой ночью, и с надеждой — утром в почтовом ящике лежит от тебя письмо.
Зачем ты меня мучаешь? Я даже боюсь уходить из дома. Уйду, а вдруг принесут письмо или телеграмму, чтобы поговорить с тобой, и я бегу. Бегу домой. А дома пусто, и я одна, и мертвая тишина. Сожмусь в комок, закрою глаза, и сначала нечетко, а потом все слышнее твой голос, и вот уже вижу тебя. Подошел. Сел. Обнял. И я падаю тебе на
